Перевод Инессы Метлицкой
СПЕНСЕР КВИНН
ОТКУДА ТЯНЕТСЯ ХВОСТ
ЧЕТ И БЕРНИ ВЕДУТ РАССЛЕДОВАНИЕ
Эта книга посвящается Диане
-1-
Преступник огляделся – ну и мерзкие же у него глазки-щелочки! – и понял, что бежать некуда.
Мы находились в каком-то большом, темном складе с грязными окнами под потолком и высокими стеллажами, забитыми автомобильными деталями. Я никак не мог вспомнить, причем здесь склад, или, если на то пошло, другие подробности дела, но злодея узнал сразу – по крошечным глазкам и кисловатому запаху пикулей, которыми Берни заедает бутерброды с беконом, салатом и помидорами (однажды я попробовал маринованный огурец и больше не хочу, а вот от сэндвича никогда не откажусь). Я кинулся вперед и схватил преступника за штанину. Дело закрыто.
Злодей заверещал. От пронзительного визга хотелось заткнуть уши. Жаль, что не получится, но ничего не поделаешь, – и вообще, я нравлюсь себе таким, какой есть.
Преступник все не умолкал, и до меня вдруг дошло, что, возможно, я прихватил зубами не только ткань. Ну да, бывает: мои клыки наверняка длиннее ваших. И острее. Так что там? Вкус крови. Виноват, увлекся.
– Отзови собаку! – крикнул преступник. – Я сдаюсь!
Сзади подбежал Берни.
– Молодец, Чет! – отдуваясь, произнес он.
Бедняга в очередной раз пытается бросить курить – без особого успеха.
– Убери его! Он меня укусил!
– Чет не кусается, – возразил Берни. – Разве что нечаянно.
– Нечаянно? Какого…
– С другой стороны, в подобных ситуациях ему нравится услышать признание вины.
– Признание вины?!. Это же безмозглая псина!
– Осторожнее в выражениях! – предупредил Берни.
Злобный взгляд преступника заметался из стороны в сторону.
– Но он ведь и вправду собака!
– Верно, – согласился Берни.
Я повилял хвостом. И слегка дернул головой – от радости, что хорошо поработал.
– А-а-а!.. Сознаюсь, сознаюсь!
– В чем?
– Господи, в краже драгоценностей на Эль-Камино, в чем же еще?
– В краже драгоценностей? – переспросил Берни. – Вообще-то мы здесь из-за поджога ранчо «Бар-Джей».
– Я поджег, я! – выпалил преступник. – Только убери пса!
– Чет! – позвал Берни. – Ко мне!
Ладно, ладно. Да, кстати, как насчет вкуса человеческой крови? От него бывает зависимость?
Спустя несколько часов нам дали сразу два чека: за поджог и за кражу драгоценностей. Весьма кстати, с финансами у нас было неважно – алименты бывшей жене и ребенку, да еще неудачное вложение в компанию, которая собиралась производить трусы с пестреньким рисунком, как на тех гавайских рубашках, что по особым случаям любит надевать Берни, – а работы почти никакой, только бракоразводные дела, скукотища.
У нас с Берни свое детективное агентство, «Детективное агентство Литтла», потому что фамилия Берни – Литтл. А меня зовут Чет, куда уж проще. Контора находится на Мескит-роуд, в доме с большим деревом на лужайке спереди, под которым так славно дремать, и глубоким каньоном сзади, куда легко попасть, если кто-нибудь оставит ворота открытыми. А уж там, в каньоне… все, ни слова больше.
– Это нужно отпраздновать, – сказал Берни. – Как насчет косточки из сушеных жил?
Он что, шутит? Кто откажется от косточки из сушеных жил?
Берни открыл кухонный ящик возле мойки, где хранились косточки; когда-то – эх, прекрасное было время! – они лежали на открытой полке ниже.
– А мы пока займемся…
О-хо-хо. Берни достал бутылку бурбона, что стояла рядом с упаковкой косточек.
Мы расположились на заднем дворе и смотрели, как под лучами заходящего солнца меняется свет на дальнем склоне каньона. Берни сидел за столом, прихлебывая виски, а я под столом старался грызть косточку из вяленых жил помедленнее. Собственно, это была не косточка, а дорогая собачья галета со вкусом бекона, подарок нашего приятеля Саймона, владельца фирмы «Ровер и компания», с которым мы познакомились, когда разыскивали пропавшего человека: в таких делах мы с Берни спецы. Аромат бекона – лучший запах на свете! – окутывал меня плотным облаком. Я посмотрел на Берни сквозь стеклянную столешницу. Интересно, он тоже чувствует этот запах? Скорее всего, нет. Никак не привыкну к тому, что у Берни – да и у других людей – с обонянием плоховато.
Напарник перевел взгляд на меня.
– О чем задумался, приятель? Ставлю десять к одному, что вспоминаешь, как догнал того громилу.
Ошибочка! Впрочем, тут Берни нагнулся почесать меня за ушами, я сразу почувствовал, что чешется именно там, и вильнул хвостом. Берни рассмеялся.
– Вижу тебя насквозь!
Мимо, но мне все равно – пусть думает, что хочет, лишь бы продолжал почесывать, глубоко запуская пальцы в шерсть. Однако Берни убрал руку – рано, всегда слишком рано! – и спросил:
– Как насчет того, чтобы перекусить в «Сухой балке»? Черт, мы это заслужили!
Я вскочил, торопливо проглотив остатки галеты. Паб ««Сухая балка» – одно из наших любимых заведений. Там перед входом большой деревянный ковбой, возле которого я один раз задрал лапу – знаю, что это плохо, но не устоял перед соблазном! – а еще бар на задней террасе, куда пускают моих четвероногих собратьев. Мы поехали в стареньком коричневом «порше» с откидным верхом и желтыми дверцами, что заменил наш прежнюю машину (такую же, но поновее), когда та свалилась со скалы в день, который я никогда не забуду, хотя, честно говоря, уже почти забыл. Берни сидел за рулем, я – на переднем пассажирском сидении. Люблю ездить спереди, что может быть лучше? Вытянешь морду навстречу ветру – и запахи проносятся мимо быстрее, чем успеваешь их уловить, настоящий праздник для обоняния, который вам, боюсь, никогда…
– Эй, Чет, ты мне мешаешь!
Ой. Почти перелез на сиденье Берни. Я отодвинулся к своей двери.
– И перестань пускать слюни.
Слюни? У меня? Я отодвинулся еще дальше и всю оставшуюся дорогу сидел с независимым видом: спина прямая, взгляд устремлен вперед. Можно подумать, только у меня текут слюни, посмотрели бы вы на Берни, когда он спит, и на Леду, его бывшую жену. Люди тоже слюнявые, но разве я хоть раз поднимал шум по этому поводу или стал их меньше уважать?
Мы сидели в баре на задней террасе «Сухой балки», Берни – на табурете, а я устроился на полу. Пик летнего зноя – даже не столько зноя, сколько гнетущей духоты, которая словно окутывает тебя тяжелым одеялом, – уже прошел, но было еще довольно жарко, и плитки пола приятно холодили.
Берни мотнул подбородком, указывая на другую сторону улицы.
– Что это значит?
– Что именно? – переспросил бармен.
– Вон тот котлован.
– Многоквартирный дом, – ответил бармен. – Этажей десять. Или пятнадцать.
Брови у Берни темные, густые и очень выразительные. Иногда – например, сейчас – они насупливаются, и его лицо, обычно такое славное, сразу мрачнеет.
– А что будет, когда водоносный слой иссякнет? – спросил он.
– Водоносный слой?
– Вы хотя бы представляете, сколько людей живет в Долине?
– Во всей долине? – уточнил бармен. – Должно быть, тьма-тьмущая.
Берни смерил его долгим взглядом, потом заказал двойной бурбон.
Подошла официантка в ковбойской шляпе.
– Да это же Чет! Давненько тебя не видела! – Она присела на корточки и погладила меня. – По-прежнему любишь рубленое мясо?
С чего бы мне менять свои вкусы?
– Ну-ну, полегче, приятель!
Берни заказал себе гамбургер и еще выпить, а для меня – рубленое мясо и воду. Лицо напарника приняло обычное выражение. Уф. Берни сильно беспокоится о водоносном слое, порой так войдет в раж, что и не остановишь. Всю нашу воду добывают из водоносного слоя – Берни часто об этом упоминает, хотя лично я никакого водоносного слоя не видел и не знаю, как он выглядит. Честно говоря, чего-то я не понимаю – в Долине полно воды, иначе откуда бы взялись все эти фонтанчики, которые орошают поля для гольфа утром и вечером, и маленькие красивые радуги над распрыскивателями? Воды у нас хоть залейся. Я встал и прижался головой к ноге Берни. Он слегка почесал меня между ушей, куда я сам не дотягиваюсь. О-о, кайф! Под соседним табуретом валялся ломтик жареного картофеля, и я схватил его, клацнув зубами.
После еще одного-двух бурбонов к нам подошел лейтенант Стайн из городского отдела полиции – худощавый коротышка в темном костюме. Берни когда-то с ним работал, давным-давно, еще до моих приключений в школе служебных собак «К-9» (меня выперли в самый последний день, долгая история, но ни для кого не секрет, что там была замешана кошка). Собственно, благодаря лейтенанту мы с Берни и познакомились, только вот подробностей уже не помню.
– Слышал, ты распутал дело о краже в Эль-Камино, – сказал лейтенант Стайн. – Отлично сработано!
– Просто повезло, – возразил Берни.
– И вдобавок чистосердечное признание.
– Заслуга Чета.
Лейтенант Стайн посмотрел вниз, на меня. Лицо у него худое, с тонкими губами, и почти всегда, насколько я знаю, серьезное, но сейчас он улыбнулся, отчего вдруг стал выглядеть немного угрожающе.
– Да, Чет умеет допрашивать, – сказал он.
– Лучше всех, – подтвердил Берни.
Я вильнул хвостом.
– Полагаю, вам неплохо заплатили, – заметил лейтенант.
Тип в гавайской рубашке, который сидел через несколько табуретов от нас, бросил заинтересованный взгляд в нашу сторону.
– Не жалуемся, – ответил Берни. – Что будешь пить?
Спустя пару минут Берни и лейтенант уже чокались. К этому времени я потерял счет стаканам, которые выпил напарник. В счете я, признаться, не силен, после двух сбиваюсь.
– Хорошо, что я на вас наткнулся, – сказал лейтенант Стайн. – Есть одно дельце, вроде бы, по вашей части.
– Какое? – поинтересовался Берни.
Лейтенант Стайн снова посмотрел на меня.
– Определенно по вашей части, – произнес он. – И, вероятно, довольно прибыльное.
– Валяй, рассказывай, – сказал Берни.
Лейтенант Стайн понизил голос, но, конечно, не настолько, чтобы я его не услышал. Я уже упоминал, что у меня очень острый слух, или речь шла только о зубах? В тот самый миг, например, я легко расслышал, как женщина на другом конце террасы говорит в мобильный телефон: «Мне увеличивают дозу лекарства». Интересно, о чем это она? Я так заслушался, что почти полностью пропустил объяснение лейтенанта, уловив лишь: «Большая Западная выставка собак».
– Впервые слышу, – покачал головой Берни.
– Странно, – сказал лейтенант. – Ее столько рекламировали!
Берни пожал плечами. Как я люблю этот жест! Вот бы ему научиться! Я попробовал, но без особого успеха, только шерсть на загривке поднялась дыбом.
– …на стадионе в конце следующей недели, – продолжал лейтенант. – Раньше она проходила в Денвере, но нашему мэру удалось переманить организаторов.
– Зачем?
– Ради денег, которые она принесет Долине, зачем же еще?
– Каких денег?
– Плата за проживание в отелях, еду и напитки, плюс всякая туристическая дребедень, – пояснил лейтенант Стайн. – Одних цветов будет на четверть миллиона долларов.
– Цветов? – удивился Берни.
– Именно, – кивнул лейтенант. – На Большой собачьей выставке публика особенная. Вообще-то, наш мэр такую любит.
– Надо же, а я думал, он за реформы.
– Не ты один.
– А от меня что требуется? – поинтересовался Берни. – Выступить с приветственной речью?
Лейтенант Стайн рассмеялся. В его смехе слышались неприятные металлические нотки, от которых у меня засвербело в ушах.
– Не совсем. Честно говоря, мэр не имел в виду тебя лично. Веришь или нет, он, скорее всего, и не подозревает о твоем существовании. Ему просто нужен кто-то вроде тебя.
– Для чего?
– Поработать телохранителем, – сказал лейтенант еще тише.
– Нет.
– Нет? Вот так сразу?
– Мы не беремся за охрану.
– А как же Рамирес-младший?
– Потому и не беремся.
– Здесь другое. Во-первых, платят две тысячи долларов в день, а, во-вторых, этот клиент – просто душка по сравнению с психопатом Рамиресом.
– Две тысячи?
– И по завершении дела возможна премия.
– Кто клиент? – спросил Берни.
Я обрадовался, хотя и помнил Рамиреса-младшего, особенно о том случае с бритвой в мороженом. Наши финансы оставляли желать лучшего, а две тысячи – это две тысячи. Целую неделю по две тысячи в день будет… В общем, сами посчитайте, сколько там будет.
Лейтенант Стайн вытащил из кармана фотоснимок.
– Что это? – спросил Берни.
– Ее полное имя на обороте, – ответил лейтенант. – Белль, Первая Дама Кингсбери. В обычной жизни ее зовут Принцесса.
– Значит, наш клиент – собака?
Я сел. Берни рассматривал фотографию. Я тоже взглянул. Кто-то из моих собратьев? Где? И тут я заметил на снимке крошечный пушистый комок с огромными темными глазами, удобно устроившийся на атласной подушке. Видывал я атласные подушки, у Леды тоже была такая, правда, я ее случайно погрыз, уже не помню, что на меня нашло. Зато яркий, необычный вкус запомнился очень хорошо. Я огляделся: увы, в ««Сухой балке» атласа не сыщешь.
– Не простая собака. Принцесса – одна из самых известных собак страны, – сказал Стайн. – Стала лучшей в Балморале.
– А это еще что?
– Ты не знаешь о Балморалской выставке собак? Берни, ее каждый год показывают по И-эс-пи-эн-2!* Это самая большая выставка собак в США!
----------------------------------------------СНОСКА------------------------------------------------------------
*И-эс-пи-эн-2 (ESPN2) – спортивный кабельный канал в США, собственность корпорации «Уолт Дисней Кампани».
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
– Впервые слышу.
Лейтенант Стайн искоса взглянул на Берни. Похоже, все приятели Берни так на него смотрят. Например, сержант Торрес из отдела по розыску без вести пропавших, или Отис Девейн, наш оружейник; правда, я не знаю, что этот взгляд означает.
– Так тебе нужна работа?
Работа? Какая работа? Следить, чтобы этот комок шерсти на атласной подушке не попал в неприятности? Не работа, а дармовые деньги!.. Ну, давай, Берни, соглашайся!
– Кто владелец? – спросил Берни.
– Некая Аделина Боргезе.
– Откуда?
– Думаю, из Италии. Хозяйка большого ранчо в Рио-Локо.
– В Рио-Локо? Я с ней поговорю.
Лейтенант кивнул.
– Знал, что ты не откажешься от такой кучи денег!
Тип в гавайке снова посмотрел в нашу сторону.
Берни слегка нахмурился.
– Я только поговорю. Может, еще и откажусь.
Лейтенант Стайн ушел. Я покончил с мясом и расслабленно вытянулся на прохладных плитках пола. Вот это жизнь! Пару раз в мозгу мелькнуло приятное воспоминание о недавней погоне на складе. Немного погодя я заметил, что тип в гавайской рубашке подсел к Берни и завел разговор, сначала о гавайках, а затем о чем-то еще.
– Мое предприятие можно назвать фондом венчурного инвестирования для маленького человека…
– Маленького? – переспросил Берни.
– Конечно, не в смысле ума или таланта, – торопливо поправился парень в гавайке. – Я имею в виду тех достойных людей, которым по разным причинам не посчастливилось стать обитателями Уолл-стрит. Недавно я сделал удачное вложение в сырье. Вы разбираетесь во фьючерсных контрактах на олово?
Берни махнул рукой, чтобы заказать еще виски, и опрокинул солонку с перечницей.
– Наверняка это не так уж и сложно, – пробормотал он.
– Совершенно верно, – ответил новый знакомый и кивнул бармену, когда Берни принесли выпивку. – Я плачу.
Последовала долгая дискуссия об олове, опционах на покупку и продажу, Боливии и прочих загадочных вещах. Я вдруг понял, что не могу удержать потяжелевшие веки, закрыл глаза и отключился. Вполне безобидная болтовня. Пока Берни не достал из кармана чековую книжку, можно не беспокоиться.
Я проснулся в отличном настроении. Вскочил, встряхнулся и посмотрел вокруг. В баре не осталось никого кроме меня, типа в гавайской рубашке и Берни. Абсолютно трезвым был только я. Следом шел бармен, затем – парень в гавайке, Берни оказался самым последним. И он все-таки достал чековую книжку.
-2-
В прошлом, когда Леда еще обреталась с нами, я спал в прихожей, прижавшись спиной к двери, – Леда почему-то не хотела, чтобы я заходил в спальню. Теперь я люблю спать в изножье кровати, на ворсистом коврике, который мы с Берни купили на распродаже старых вещей. До чего же приятно валяться на жестком ворсе, просто слов нет! Но иногда Берни храпит – например, той ночью после ужина в ««Сухой балке», – и тогда я перебираюсь в прихожую. Именно поэтому на рассвете, едва первые лучи солнца прорезали темноту, я услышал, как у нашего дома остановилась машина.
Я вскочил, подбежал к высокому узкому окну у двери и осторожно выглянул. На улице стоял лимузин, длинный и черный. Водитель в черном костюме вылез из машины и открыл заднюю дверцу. Вышла светловолосая женщина, тоже в черном. Ни с того ни с сего слишком много черного. Я залаял, сам не знаю почему. Из соседнего дома донеслось визгливое «тяв-тяв-тяв». Смотри-ка, Игги проснулся! Я залаял громче. Он тоже. Игги – мой закадычный друг. Я мог бы рассказать историю-другую о том, как мы классно проводили время до тех пор, пока хозяин Игги не столковался с продавцом электрических изгородей. Бедняга Игги никак не может к ней привыкнуть и сейчас почти все время сидит дома. Конечно, у нас с Берни нет никаких электрических изгородей. Когда тип, что их продает, сунулся к нам, Берни взял у него ошейник и пересек линию воздействия; его тряхнуло током, после чего он покачал головой и отправил продавца восвояси. Да и кому нужна эта изгородь? У меня нет привычки убегать из дома, разве что задние ворота оставят открытыми, либо запахнет лисой или пекари, ну, или если чужая машина проедет по улице, или когда я слышу…
Женщина в черном пошла по дорожке к дому, и выглядывающее из-за крыш солнце играло на ее украшениях. А вон та блестящая штуковина на пальце – ничего себе! У Леды есть похожее кольцо, только камушек гораздо меньше. Вернее, у Леды было похожее кольцо. Перед самым её уходом произошел неприятный случай, и меня обвинили в пропаже кольца. С чего бы мне его закапывать? Что-то я ничего такого не помню. Моя совесть абсолютно чиста.
Женщина нажала кнопку звонка, но он давно не работал, Берни все собирался его починить, даже внес в список неисправностей. Периодически Берни достает ящик с инструментами и пытается этот список сократить. Ох, и весело же бывает! Однажды взорвался тостер, а еще как-то раз туалет…
Тук-тук-тук. Женщина в черном, похоже, быстрее других сообразила, что звонок не работает. Какой неприятный стук, словно против шерсти гладят!.. Я снова залаял. Игги услышал и поддержал меня заливистым тявканьем. Женщина постучала сильнее, хотя не очень громко; стук, скорее, напоминал четкую дробь каблуков, цокающих по натертому полу. Она заговорила, и ее голос тоже звучал резко и отчетливо.
– Здесь есть кто-нибудь? Откройте!
Я развернулся, побежал по коридору, мимо пустой комнаты Чарли – верный признак того, что сейчас не вторая суббота месяца, не День благодарения, или о чем там недавно договорились Берни и Леда, – и прямиком в спальню. Берни раскинулся на спине, закрыв лицо рукой; постельное белье сбилось в комок. В комнате стоял запах бурбона, табачного дыма и самого Берни – так он пахнет, когда ему пора принять душ.
Я гавкнул, но тихо: пожалел беднягу. Знаю, что ему сейчас нужно, видел не раз: долгий сон, затем таблетка адвила, кофе и смоченное холодной водой полотенце на голову. Тук-тук-тук. Жаль, на это все нет времени. Я гавкнул еще раз, уже громче.
– Ох, – простонал Берни слабым голосом.
Подскочив к кровати, я потянул за край простыни. Берни потянул ее обратно, зарывшись в переворошенное белье еще глубже. Берни – большой и сильный, но только не с похмелья. Я сдернул простыню.
– Какого дьявола, Чет? – пробормотал Берни, по-прежнему закрывая лицо рукой.
Совершенно случайно я запутался в простыне. Терпеть не могу, когда ничего не видно! Я боролся изо всех сил, скреб ткань когтями, катался по полу – рядом что-то с грохотом упало – и, наконец, выбрался наружу. Берни уже сидел на кровати, с трудом разлепив один глаз, который за ночь налился кровью.
– Спать, – выдавил он, на это раз чуть громче. Вы бы назвали этот звук хрипом. – Мне нужно…
Тук-тук-тук.
Берни открыл другой глаз, еще краснее первого.
– Что такое? Кто?
Я залаял.
– Стучат в дверь?
Берни неловко повернулся к часам у изголовья, охнул и поморщился как от боли. Прищурился, глядя на циферблат, потер кулаками глаза и снова прищурился.
– Но сейчас только…
Снова тук-тук-тук, а потом еще раз. Эта резкая дробь сводила меня с ума, и Берни, видимо, тоже. Он приложил руку к голове, встал, слегка качнувшись вбок, словно комната вертелась в другую сторону, и побрел в ванную. Звук бьющей в унитаз струи напомнил, что и мне нужно по-маленькому, и чем скорее, тем лучше. Затем раздалось журчанье льющейся из крана воды и весьма занимательный шорох, как будто кто-то нечаянно просыпал таблетки из пузырька. Немного погодя – все под тот же стук и сдавленное тявканье Игги – появился Берни в халате в горошек, выбритый и почти причесанный. Партнер придерживал халат рукой – пояс, как я вспомнил, был вместо каната в забаве «Кто кого перетянет», когда Чарли гостил у нас в последний раз, и все закончилось кучей-малой на полу. Сам пояс достался мне, значит, я выиграл, так? Разве не в этом смысл игры? Берни… где, собственно, я остановился? Ах, да: Берни направился к входной двери.
Тук-тук-тук.
– О, Господи! – воскликнул Берни. – Да иду я, иду!
Он повернул ручку, дернул – видимо, сильнее, чем рассчитывал, – и дверь распахнулась настежь. Полы халата тоже распахнулись.
За дверью стояла блондинка с бледно-зелеными глазами – по крайней мере, мне так показалось; Берни говорит, что я плохо различаю цвета. Взгляд женщины упал вниз, ее глаза чуть расширились, затем она посмотрела Берни в лицо и презрительно сощурилась.
– Похоже, я допустила ошибку, – произнесла она.
Однажды по каналу «Дискавери» мы с Берни смотрели передачу про белых медведей – вот это зверюги! – и там показывали длинную остроконечную сосульку, с которой медленно капала вода. Конечно, в Долине не бывает сосулек, но голос светловолосой дамочки заставил меня вспомнить ту картинку. Странно, как устроен мозг.
Тем временем Берни моргнул несколько раз и промычал нечто невразумительное.
– Я искала частного детектива по имени Берни Литтл, – продолжила женщина.
– Бинго! – ответил Берни.
– Что, простите?
– Вы его нашли. Я и есть Берни Литтл. А это… – Он повернулся и махнул в мою сторону; халат вновь распахнулся, но только на долю секунды. – Это Чет.
Она посмотрела на меня с опаской, и я завилял хвостом.
– Чем могу помочь? – поинтересовался Берни.
– Я – Аделина Боргезе.
– Приятно познакомиться, – сказал Берни, протягивая руку.
Аделина Боргезе не шевельнулась.
– Разве полицейский не говорил вам обо мне? – спросила она. – Я думала, что все улажено.
– Ах да, – вспомнил Берни. – Клиент со сме… – Он замолчал на полуслове, затем продолжил: – Э-э, входите, пожалуйста. Наш офис…
Берни кивнул в глубь дома. Взгляд Аделины последовал за кивком и остановился на трусах, валяющихся на полу.
– М-м-м, в отпуске, – сказал Берни, перехватив взгляд. – Прислуга в отпуске.
У нас есть прислуга? Мне многое нравится в Берни, особенно то, что каждый день узнаешь что-нибудь новенькое. Впрочем, сейчас не до размышлений. Я пулей вылетел из дома, подбежал к валуну в конце подъездной дорожки и задрал лапу. Сзади раздалось тявканье, и я, не прерывая своего занятия, оглянулся – если нужно, я могу повернуть голову почти кругом. Вот и Игги, выглядывает из окна. Всегда приятно повидаться с Игги, но… ой, а это еще что? Он тоже задрал лапу.
Вскоре мы уже сидели в офисе: Аделина Боргезе – на стуле для посетителей, Берни – за столом, а я рядом. Берни успел одеться и сварил кофе; люблю запах кофе, а вот вкус у него противный. Лично я предпочитаю воду, хотя как-то раз в пустыне компания байкеров угостила меня пивом. Ну и веселый был вечерок! Но сейчас речь не об этом. Что-что, а расспрашивать людей Берни умеет. Его дар общения и мой нос – благодаря им «Детективное агентство Литтла» оставило позади всех конкурентов, если хотите знать мое мнение. Я приготовился наблюдать за тем, как Берни работает.
– Вы пьете со сливками? С сахаром? – спросил он, наливая кофе.
– Черный, – проронила Аделина Боргезе.
– Я тоже, – обрадовался Берни. – У нас есть что-то общее!
Теперь понимаете, о чем я? Блестяще! Впрочем, похоже, с этой женщиной будет нелегко – я заметил, как она поджала губы, словно хотела сказать: «Размечтался!»
Берни глотнул кофе, держа чашку нетвердой рукой.
– Да, то, что нужно, – заметил он.
Аделина Боргезе молча пригубила кофе и больше к нему не прикасалась.
– Итак, вы – хозяйка Королевы, – начал Берни.
Рот Аделины Боргезе скривился, как будто она съела что-то гадкое.
– Королевы?
– Ну да. Разве не так зовут пси… – Берни оборвал себя на полуслове. – Что я такое болтаю! Принцессы, конечно! Как я понимаю, вы – хозяйка Принцессы.
– Правильно, – кивнула Аделина Боргезе. – Хотя я не считаю, что наши отношения сводятся к схеме владелец-имущество.
– Вы, скорее, команда?
Женщина ответила не сразу, но когда она заговорила, её голос звучал уже не так холодно.
– Можно сказать и так. Принцесса – особенная. Она рождена для соревнований.
– Каких? – спросил Берни.
– Собачьих выставок, – ответила Аделина, её голос вновь заледенел. – О чем только говорил с вами этот полицейский?
– О многом, но не в аспекте соревнований.
– А другого аспекта здесь и нет. Выставки собак – самые настоящие состязания, а Принцесса… Принцесса – как Майкл Джордан.
Берни любит баскетбол, у него куча кассет с матчами, и я знаю о Майкле Джордане, но неужели Аделина хочет убедить нас, что этот комок шерсти на фотографии способен вколотить мяч в корзину? Собакам очень трудно справиться с баскетбольным мячом, уж я-то знаю, сам не раз пробовал.
– Каков размер призового фонда? – поинтересовался Берни.
– Призового фонда?
– Если Принцесса выиграет?
– Она получит синюю ленту.
– И все? А деньги?
– Что может быть лучше синей ленты? Принцесса их обожает.
Мимолетная улыбка пробежала по губам Берни. Он отхлебнул из чашки, и я с радостью отметил, что руки у него уже не дрожат.
– Очень хочу с ней познакомиться. Однако должен вас предупредить: мы с Четом редко работаем телохранителями, и нам еще не доводилось охранять собак.
– С Четом?
– Мы с ним тоже команда.
Аделина наклонилась, чтобы лучше меня разглядеть.
– А ему можно доверять?
Теперь ледяные нотки зазвучали в голосе Берни:
– Что вы имеете в виду?
– Как он поведет себя с маленькими собаками? На вид он огромный. Никак не пойму, что это за порода? И почему у него разные уши?
Опять про уши! Ужасно грубо. Можно подумать, у нее они одинаковые. Ну, разодрано у меня ухо в паре мест, и что? Работа у меня такая, нет-нет, да и ввяжешься в драку, и вообще, видели бы вы моего противника!
– В Долине полно частных детективов. – Голос Берни стал еще холоднее. – Если желаете, я могу посоветовать, к кому обратиться.
– Черт подери, у меня нет времени на эти… – Аделина не договорила. – Не нужно. У вас прекрасные рекомендации. Даже в Нью-Йорке вас знают.
Я повернулся, чтобы взглянуть на Берни: брови подняты, ошарашенный вид. Впрочем, возражать напарник не стал.
– Условия устраивают? – спросила Аделина. – Две тысячи в день, включая сегодняшний, и до конца выставки?
«Плюс расходы. Ну, давай же, Берни: плюс расходы!» Но Берни опять промолчал, только кивнул.
– Полагаю, вам нужен аванс.
– Не сейчас, – сказал Берни.
«Не сейчас? Это еще почему?»
– Для начала мы хотели бы задать несколько вопросов.
Неужели? Интересно. Я приготовился слушать.
– Что еще за вопросы?
Берни начал загибать пальцы. Ох, и люблю я, когда он так делает! Берни всегда самый умный из всех собравшихся, даже если некоторые так не считают.
– Вопрос номер один, – сказал Берни. – На собачьих выставках принято, чтобы у конкурсантов были телохранители?
– Нет, – ответила Аделина.
– Вопрос номер два: вы всегда нанимаете охрану для своей собаки?
– Нет. И перестаньте, пожалуйста, считать вопросы. Мой муж тоже так делает, и я это не выношу.
Берни опустил руки на стол и спросил:
– Значит, есть еще мистер Боргезе?
– Не совсем. Мой муж – граф.
Берни подался вперед. Наверное, решил, что она что-нибудь добавит.
– Что вы сказали?
– Граф, мистер Литтл. Это европейский дворянский титул.
– Ясно, – кивнул Берни. – По-итальянски «conte».
– Совершенно верно.
– То есть, вы – графиня?
– Давайте не будем вдаваться в подробности. Зовите меня Аделина.
– А я Берни, – произнес напарник с легким смешком, словно удачно пошутил.
Аделина не рассмеялась, да и я, честно говоря, не понял, в чем смысл шутки. Берни прочистил горло – я тоже так могу, только намного громче; как правило, это означает, что события приняли неудачный оборот.
– Обычно вы не нанимаете охрану для Принцессы, однако сейчас решили, что ей нужен телохранитель, – сказал Берни. – Почему?
Аделина прикусила губу. К моему огромному удивлению, глаза женщины наполнились слезами.
Плач для меня загадка. Люди иногда плачут, причем женщины чаще, чем мужчины – Леда, например, плакала каждый день. Однажды я видел, как плачет Берни, если плачем можно назвать безмолвные слезы: это было в тот день, когда Леда забрала вещи Чарли. Аделина плакала так же: только слезы, никаких звуков. Она достала из сумочки салфетку и промокнула потемневшие глаза.
– Жизнь Принцессы в опасности.
– С чего вы взяли?
Аделина вновь порылась в сумочке и протянула Берни сложенный лист глянцевой бумаги.
– Вот, пришло по почте.
Я встал, когда партнер развернул лист, и обошел стол, чтобы лучше видеть.
– Страница из журнала?
– Из «Мира выставочных собак», – ответила Аделина.
Она посмотрела на меня и мигнула, словно не веря своим глазам, но я так и не понял, почему.
Я переключил внимание на глянцевую станицу. Немного текста, для меня, конечно, бесполезного, и большая цветная фотография Принцессы на атласной подушке, возможно, та самая, что я видел вчера вечером. Разница была лишь в том, что кто-то нарисовал на пушистой мордочке мишень. «Мы в деле!» – мелькнула у меня мысль.
-3-
Берни утверждает, что не любит огнестрельное оружие, но на самом деле он отличный стрелок. У нас есть винтовка и дробовик в офисном сейфе за большой фотографией Ниагарского водопада – вы бы в жизни не догадались! – и револьвер тридцать восьмого калибра в бардачке «порше». К слову сказать, Берни любит изображения водопадов, у нас их целая куча. Однако вернемся к оружию. Иногда Берни ездит в тир, попрактиковаться. Мне нравится тир, хотя, по правде говоря, я был там всего лишь раз: как оказалось, тамошняя обстановка действует на меня чересчур возбуждающе. В тире-то я и узнал про мишени – наблюдал за Берни. Вот он смотрит холодным и спокойным взглядом на мишень, прицеливается и бум! Прямо в яблочко! Сейчас, когда Берни рассматривал фотографию Принцессы, взгляд у него был такой же холодный и спокойный.
– Как это к вам попало?
– Пришло по почте, – повторила Аделина.
– В Италию?
– Почему в Италию?
– Вы ведь там живете, так?
– Да, у нас вилла в Умбрии. Но это письмо пришло в манхэттенскую квартиру.
– Когда?
– На прошлой неделе.
– Конверт сохранили?
– Нет. Письма открывает секретарь. Он выбрасывает конверты, рекламные объявления и прочий мусор.
– Вы пытались найти конверт?
– Было уже поздно, ненужные бумаги сразу уничтожаются.
– Обращались в полицию?
– В нашем доме живет прокурор округа Манхэттен. Он сказал, чтобы я не волновалась, скорее всего, это чья-то злая шутка.
– Но вы не последовали его совету, – уточнил Берни.
– У него нет собаки, – ответила Аделина.
Берни кивнул, как будто счел объяснение разумным. Лично я почти потерял нить разговора, – время завтрака уже прошло, а никакой еды, похоже, не предвиделось. Я встал, потянулся – передние лапы вперед, голову вниз, а заднюю часть тела вверх, кайф! – и побрел на кухню, поискать за мусорным ведром. Порой там можно найти что-нибудь вкусненькое, но сегодня мне не повезло. Нашел только пробку от бутылки. Я все-таки взял ее в зубы и начал грызть, даже не знаю зачем. Я грыз и вспоминал, когда и по какому поводу мы пили вино. Наверное, когда приезжала Сюзи – она любит красное. У вина интересные запахи, даже до людей это дошло. Люблю смотреть, как люди суют свои маленькие носы в бокал и начинают распространяться о чернике, шоколаде и лемонграссе – ничего-то они не понимают, уж поверьте мне на слово.
Давненько мы не виделись с Сюзи, подумал я. Сюзи – замечательная! Во-первых, у неё в машине всегда есть собачьи галеты. Сюзи работает в газете «Вэлли трибьюн». Она написала статью о Берни, когда мы занимались делом Мэдисон Шамбли. Берни статья не понравилась. Какое там было слово? Неуклюжий. Берни тогда возмущался: «Что, черт возьми, это значит?» В статье говорилось, что Берни – большой неуклюжий парень, похожий на атлета, чьи лучшие годы давно в прошлом, но Сюзи не упомянула, что Берни на самом деле занимался спортом, еще в студенческие годы был подающим в команде военной академии. Подача мяча связана с бейсболом, а военная академия – с боями, и непонятно, что у них общего. Впрочем, все это было задолго до того, как мы с Берни встретились, и вот что я вам скажу: если Берни захочет, он зашвырнет теннисный мяч очень далеко, хотя, конечно, не так далеко, чтобы я его не нашел. Мы с Берни можем играть в мяч часами напролет, что бы ни означало это выражение. А еще есть «фрисби» – отличное изобретение! Однажды наш сосед Гейдрих, который живет с другой стороны, не там, где Игги, и терпеть не может меня и моих соплеменников, не заметил летящую в него тарелочку. Никто не виноват, но попробуйте объяснить это старику Гейдриху!
Ладно, вернемся к Берни и Сюзи. Хотя Берни не понравилась статья, ему понравилась сама Сюзи. И он ей тоже понравился. Все шло гладко – люблю, когда меня гладят, кстати, и прекрасно понимаю это выражение, – пока не объявился старый (или не очень) ухажер Сюзи, некий Дилан Макнайт. Давайте замнем эту тему; одно вам скажу: мы с ним не поладили с самого начала, а я хорошо отношусь почти ко всем людям, кроме преступников и негодяев, а еще…
– …встретим самолет, – говорил Берни.
Я увидел, что он направляется к входной двери, Аделина идет рядом.
– Я предупрежу мужа, – сказала она. – Вы уверены, что не хотите получить аванс?
– Нет необходимости, скоро все закончится. Тогда и выпишем счет.
Ох, Берни.
Завтракали мы поздно, Берни ел яичницу с беконом, а я – собачий корм. И половину бекона с тарелки Берни, если честно. Берни считает, что ему вредно есть слишком много бекона; понятия не имею, с чего он это взял. По мне, так бекона много не бывает, и я с удовольствием помог напарнику.
После завтрака Берни пошел в офис и начал стучать на компьютере. Я сидел в прихожей, смотрел в высокое узкое окно. Через некоторое время раздался шум грузовика. «ФедЭкс» или «Ю-Пи-Эс»? Существенная разница: курьер из «Ю-Пи-Эс» всегда бросает печеньку на нашу лужайку, когда проезжает мимо, а от парня из «ФедЭкса» печенья не дождешься. Грузовики ревут почти одинаково, только у «ФедЭкса» мотор слегка постукивает. Спустя мгновенье я услышал чертов стук, значит, печенья не будет. Вскоре проехал сам грузовик; я и глазом не повел в его сторону. Постойте, а что это такое, сразу за ним? Мотоцикл. Мотоциклы всегда привлекают мое внимание, а этот был особенно интересен – он остановился перед нашим домом.
На водителе был шлем с затемненным визором. Мотоциклист повернулся, поднял визор, посмотрел на дом и заметил меня. Он так быстро опустил визор, что я не успел разглядеть его лица, только смуглую кожу и что-то синее; я даже не уверен, что водитель был мужчиной. Мне бы разок его понюхать, и все бы прояснилось, но с улицы доносился только запах выхлопных газов. Мотоцикл взревел и умчался прочь. Должно быть, Игги его тоже увидел и завел свое «тяв-тяв-тяв».
Я еще немного поглазел в окно. Нчего не происходило. Может, хорошенько потянуться и зевнуть? Отлично. И еще несколько раз, – превосходно, а потом я услышал шаги Берни и отправился на его поиски.
Я сразу понял, что он хочет курить. Сделать вывод не сложно: Берни обшаривал места, где могли заваляться сигареты – ящик для столового серебра в комоде, корзину для грязного белья – но в этот раз, в отличие от предыдущих, он выбросил все курево. Я следовал за ним по пятам, хотя с самого начала было ясно, что курить нечего. Я бы почуял запах сигарет, где бы они ни были, ну, может, кроме сейфа, да и там бы их унюхал.
Берни сделал глубокий вдох, медленно выдохнул.
– Хочешь прогуляться? – спросил он и тут же воскликнул: – Эй, Чет! Полегче! Лежать!
Мы вышли из задней двери, причем Берни переобулся в кроссовки – значит, собирается бегать. Запах у этих кроссовок – класс! Все-таки люди странные: меняют обувь по любому поводу. А чего стоят женские туфли! Помню одну Ледину пару, страшные были до жути! Неудивительно, что я их сгрыз. Но разве Леде объяснишь? Обувка на все случаи жизни, вот это для меня! Держу пари, что многие люди стали бы гораздо счастливее, обзаведись они большими, вроде моих, лапами с густой шерстью между пальцев, чтобы двигаться тихо, и мощными острыми когтями, такими полезными, когда нужно зацепиться.
Мы пересекли задний двор, вышли из ворот и оказались в каньоне. Каньон – одно из самых приятных дополнений к жизни на Мескит-роуд. Я жил в разных местах, в основном, в питомнике Академии, а до этого, еще щенком, – в обшарпанной квартире с какими-то пьянчугами, но здесь, у Берни, мне лучше всего. За воротами Берни попрыгал на носках, молотя кулаками воздух, и вскоре побежал вверх по тропинке, которая ведет на холм с большим плоским валуном на вершине, а потом огибает высокий горный хребет.
Человеческий бег для меня загадка: ничего красивого, да и скорость не стоит затраченных усилий. Я решил чуточку подбодрить Берни и начал носиться вокруг него: вначале в одну сторону, потом в другую, а потом проделал свою любимый трюк, будто бы бегу в разные стороны одновременно, ну, или почти одновременно.
– Чет, у меня от тебя голова кружится! – сказал Берни, тяжело дыша.
Я уловил слабый запах, который немного напоминал запах бекона, но не имел отношения к завтраку. Пекари! Что может быть лучше охоты на пекари? Трудно представить. Я обнюхал кактус, круглый с острыми иглами, – да-да, я хорошо с ними знаком, больше не повторю этой ошибки! Здесь запах был гораздо сильнее; я сошел с тропинки, опустил нос к земле и побежал по следу. Завернул за высокую красную скалу и, как сказал бы Берни, «Бинго!» – большой толстый пекари пожирал какую-то падаль. Он почуял меня – признаю, у пекари отличный нюх, – поднял голову и сдавленно заворчал, не выпуская добычу из пасти. Неужели решил, что я покушаюсь на его дохлятину? Впрочем, может, и не дохлятину, – добыча слабо шевельнула хвостом. Пекари выронил зверушку – она упала в пыль, с трудом поднялась на лапки и шмыгнула в ближайшую нору – и оскалился. Я тоже показал зубы. Зрелище ему не понравилось, и пекари начал отступать. Я попятился, готовясь к атаке…
– Чет! Чет!
Я оглянулся на тропу, которая вдруг оказалась довольно далеко, и увидел Берни: он перегнулся через край обрыва.
– Ко мне, Чет! Ко мне!
Я посмотрел на партнера, потом снова на пекари, который по-прежнему стоял, ощетинившись и оскалив клыки. «Жди там, Берни, как только я расправлюсь с этим…»
– ЧЕТ! КО МНЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Я вновь поднял голову, стараясь не видеть Берни, но он никуда не делся. Кстати, что значит «сейчас же»? Должно быть, «довольно скоро, однако не раньше, чем…»
– СЕЙЧАС ЗНАЧИТ СЕЙЧАС!
Когда Берни захочет, у него очень громкий голос. Земля будто задрожала. Конечно, Берни не может вызвать землетрясение, просто у меня было такое чувство. Я повернулся к пекари, но тот уже исчез. Ничего, его легко найти по следу, один бросок и …
– ЧЕТ!
Земля содрогнулась, точно. Поджав хвост, я как можно медленнее побрел к Берни. Похоже, он здорово разозлился. Впрочем, когда я поднялся наверх, Берни меня обнял.
– Слишком хороший день, чтобы тратить его на ветеринара. Помнишь последний раз?
Я не помнил. Берни дал мне собачью галету, не экстра-класса, вроде тех, что выпускает «Ровер и компания», а самую обычную, дешевую, – я их тоже люблю. Я проглотил угощенье, встал на задние лапы и облизал Берни лицо. Он рассмеялся и сказал:
– Давай тренироваться.
Напарник вернулся на тропу и неуклюже – увы, по другому не скажешь! – заковылял вверх по склону, немного прихрамывая. С ним такое случается, особенно когда он устает. Все из-за застарелой раны, которую он получил во время войны в пустыне. Не в нашей пустыне, а в какой-то другой, далеко отсюда. Я бежал сбоку и принюхивался.
Мы повернули, миновали плоский валун и стали подниматься на хребет, Берни тяжело дышал, я весело рысил рядом и иногда высовывал язык, просто так, без всякой причины. Высоко над нами кружила большая черная птица. Дымка в воздухе исчезла, – еще один признак того, что жара закончилась. Не люблю больших черных птиц, да и вообще птиц, если на то пошло.
– Эй, чего рычишь?
Я рычу?
– Ты устал? Хочешь передохнуть?
Кто? Я?
– По-моему, вон там скамейка.
Мы поднялись к смотровой площадке, где стояла деревянная скамья. Берни плюхнулся на нее и вздохнул. Я встал рядом. Со смотровой площадки иногда можно увидеть высотки в центре города, но мы даже не взглянули в ту сторону. Берни уставился в небо, а я смотрел на Берни.
– Какой хороший день! – сказал он.
Большая черная птица улетела. Берни достал из поясной сумки бутылку с водой и небольшую плошку. Мы напились, Берни пил из бутылки, а я – из плошки. Пару раз я тоже пробовал пить из бутылки – непростое дело, оказывается.
– Боюсь сглазить, – произнес Берни, – но, похоже, финансовые дела у нас идут на лад. Помнишь те пять тысяч, что я вчера вложил в оловянные фьючерсы?
Я помнил, что он доставал чековую книжку, но пять тысяч?
– Так вот, там уже шесть тысяч! За одну ночь! Плюс еще дармовые деньги от Аделины. Прямо стыдно их брать. Скорее всего, манхэттенский окружной прокурор прав – псине ничего не угрожает.
Берни повернул лицо к солнцу и закрыл глаза. Внезапно он словно помолодел на много лет, и я заметил, как они с Чарли похожи.
– Чет, жизнь прекрасна! Жаль, что не всегда.
Бедняга Берни! Я не знал, что он имеет в виду, просто уткнулся головой в его ноги. Он наклонился и почесал меня за ушами. Я закрыл глаза, наслаждаясь солнцем и ветерком, таким легким, и…
Бабах! Дзинь!
Что случилось? По каньону разнесся раскатистый грохот, и произошло нечто странное: моя миска взлетела в воздух, капли воды сверкнули на солнце. Не успел я опомниться, как Берни упал со скамьи и схватил меня в охапку. Мы покатились по земле, ударились обо что-то твердое – тут я опять услышал «бабах!» – и приникли к земле за большим валуном. Еще «бабах!», щелчок и кусок камня над моей головой рассыпался в пыль.
А потом наступила тишина. Мы с Берни лежали, затаившись за валуном. Время шло. Большая черная птица вновь закружила в небе, – вероятно, уже другая. Берни встал на колени, очень медленно приподнялся и выглянул из-за камня. Я тоже высунул нос.
– Чет, лежать!
Но мне хотелось посмотреть. На другой стороне каньона, возле разбросанных по склону домишек, я заметил быстро удаляющийся велосипед или мотоцикл; он мелькнул и исчез. Большая черная птица спикировала вниз и пронеслась над нами так близко, что я услышал взмахи крыльев, а потом улетела прочь.
-4-
Дома Берни достал из сейфа винтовку. Я едва сдержался, чтобы не запрыгать от радости. Обожаю винтовку, давненько ее не видел. Когда мы сели в «порше», Берни сунул винтовку за сиденье.
– Был у меня инструктор по строевой подготовке, – сказал Берни. – Знаешь, что он говорил?
Понятия не имею. Впервые слышу о каком-то инструкторе, даже не знал, что они вообще бывают. У нас есть инструкция к набору инструментов; может, инструктор тоже имеет к нему отношение? Не припомню, чтобы кто-нибудь учил Берни, как пользоваться, скажем, дрелью. Хотя не помешало бы.
– Он говаривал: «В поножовщину с ложкой не лезут».
Хм. Я думал об этом всю дорогу, пару раз у меня даже появилось ощущение, что я вот-вот пойму, о чем идет речь.
Мчась навстречу солнцу, мы проехали через несколько жилых кварталов, весьма похожих на наш, затем мимо бейсбольного поля, на котором играли дети. Я не разбираюсь в бейсболе, но смотреть на игру весело, а от мяча я просто в восторге! Узнать бы, что у него внутри.
Мальчуган взмахнул битой, и мяч взлетел в воздух. Интересно, смог бы я…
– Че-ет?
Берни умеет произносить мое имя по-настоящему медленно и отчетливо. Мяч упал на траву, отскочил и запрыгал к дальней кромке поля, да так красиво, что я чуть было не …
– Че-ет!
Мы поехали дальше и вскоре свернули на боковую улочку с блеклыми домишками и одиноким пропыленным деревом. Мне сразу же захотелось пить. Дорога упиралась в деревянный забор. Берни остановил машину, и мы вышли. На улице не было ни души – люди всегда так говорят, когда подразумевают, что вокруг нет других людей. Берни достал винтовку. Мы обогнули забор.
За забором простирался каньон, и мы вышли на тропу, которая петляла вниз по склону. Я сразу почуял запах выхлопных газов, а немного погодя Берни опустился на колени в дорожную пыль.
– Мотоцикл. Был здесь и уехал.
Он поднялся, и мы пошли дальше. Тропа вела вниз, на дно каньона, затем вновь поднималась, прорезая склон красноватого холма. На его вершине росли круглые колючие кусты.
– Еще следы шин, – произнес Берни.
Я тоже их увидел, а еще почуял запах, знакомый мне по прошлым нашим с Берни делам и по школе служебных собак «К-9»: марихуана. Я покружил возле кустов и хорошенько все обнюхал. Какое-то время Берни всматривался в другую от солнца сторону, а потом хмыкнул. У Берни на каждый случай свое хмыканье. Сейчас понимать следовало так: Берни что-то понял, и это что-то ему не нравится. Он вскинул винтовку и приложил глаз к прицелу, а другой глаз закрыл. Я замер, ожидая выстрела, но его так и не последовало.
– Ага, скамейка видна как на ладони.
Скамейка?
Берни опустил винтовку.
– Забавно, да?
Не знаю, что это была за шутка, но я ее не понял, да и Берни не веселился.
– Время и место, – продолжил он. – Мы находимся там же, где и стрелок, только в другое время. Впрочем… – Он повернулся, подошел ко мне и потрепал по голове. – Впрочем, разве время и пространство не изгибаются? Эйнштейн, верно? Выходит, что наш стрелок все еще здесь, по крайней мере, частично…
Думаете, я что-нибудь понял? А вы? Только честно! Чтобы прояснить мозги, я широко открыл пасть и выдвинул челюсть, ощущая в голове приятную пустоту, – и в ту же секунду вновь почувствовал запах марихуаны, еще отчетливее, чем раньше. Я пошел на запах: вокруг колючего куста, а затем под него. Я подлез под ветви, пару раз уколовшись о шипы, и вот он – окурок косяка, лежит себе на земле.
Я гавкнул.
– С другой стороны, – рассуждал Берни, – что говорит квантовая механика?
Я гавкнул еще раз.
– Предположим, теория струн…
Я залился громким лаем.
– Чет? Ты что-то нашел?
Напарник подошел к кусту, присел на корточки и отвел колючую ветку.
– О, Господи!.. Хорошо, молодец!
Он вытащил из кармана хирургическую перчатку, надел и поднял окурок.
– Еще теплый, – заметил Берни, и его лицо потемнело. – Да тут может все загореться! Я…
Он оборвал себя на полуслове и уставился под куст.
– А это еще что?
Берни пошарил под ветками, поднял что-то и раскрыл ладонь: на ней блестел патрон.
– Тридцать-ноль-шесть.
Он положил окурок косяка рядом с патроном. Я сразу понял, что это улики, сразу две.
– Вот видишь, Эйнштейн прав. Он все еще здесь.
Ничего себе! Значит, стрелял парень по имени Эйнштейн?
Мы пошли обратно к машине. Как это Берни догадался? Вряд ли Эйнштейн единственный стрелок-наркоман в Долине, у нас их тьма-тьмущая.
– Ты только представь, каким он был детективом, – сказал Берни. – Я говорю об Эйнштейне.
Его слова еще больше меня запутали. У нас есть конкуренты, например, Лен Уотерс из Педройи, или братья Мирабелли из Саншайн-сити, но я никогда не слышал о частном детективе Эйнштейне. Ну и ладно, мы с Берни не боимся конкурентов. У нас все зашибись, только с финансами не очень.
В офисе Берни сел за компьютер и начал печатать. Время от времени он бормотал что-то вроде «курит марихуану», или «владеет оружием калибра тридцать-ноль-шесть», или «топорная работа». Топорная работа? Я знаю, что такое «топор»; помню, мы классно повеселились, когда однажды в походе Берни показывал Чарли, как срубить дерево. Вот это было развлечение! Дре-ве-си-на! Повезло, что в палатке никого не было. Интересно, какое отношение топор имеет к нынешнему делу? Косяк, патрон – с ними все ясно. И все же я доверяю Берни.
Мои веки отяжелели. Так бывает раза два в день, может, чаще. Не могу передать, какое восхитительное ощущение; оно означает, что я вот-вот погружусь в дремоту. Дремота очень похожа на сон. Между ними есть какая-то разница, но мне все равно. Скажем так: я большой поклонник и того, и другого.
Вскоре я задремал и увидел сон про поход. Сначала я гнался за белкой, а затем белка превратилась в пекари из каньона – во снах часто происходят странные вещи. Я преследовал пекари и других зверей тоже. Некоторых из них я никогда не видел живьем, только по телевизору, например, игуан и буйволов. Забавно, да? Удивительно, как мозг…
– Чет! Подъем!
Подъем? А не пойманные игуаны и буйволы? Впрочем, через пару секунд я вскочил и энергично встряхнулся всем телом от носа до кончика хвоста.
Берни рассмеялся.
– Вот бы я так мог! – сказал он.
Бедняга Берни. У него и хвоста-то нет. Даже не представляю, как он обходится. Я бы постоянно терял равновесие.
Мы сели в «порше», уже без винтовки, хотя Берни открыл бардачок и проверил, на месте ли револьвер тридцать восьмого калибра.
– Как я понимаю, с нами хотят поквитаться. Кто-то, кого мы упрятали в тюрьму.
Раз Берни говорит, значит, так оно и есть, только я не совсем понял, что он имеет в виду.
Мы выехали задом с подъездной дорожки и направились по Мескит-роуд.
– Помнишь Виктора Проула? – спросил Берни.
Нет. Эй, там же Игги, тявкает за окном. Я гавкнул в ответ.
– Хороший мальчик, – сказал Берни и продолжил:– Такого отморозка трудно забыть. Приторговывает дурью, любит мотоциклы, помешан на оружии – и освободился две недели назад.
Все равно не помню. Я снова гавкнул, – а что еще прикажете делать? Берни потрепал меня по голове. Ух, классно! Я подвинулся ближе.
Мы ехали долго, до высоких домов в центре города и еще дальше. Голубое небо словно выцвело, потеряло яркость, только серое марево висело в воздухе, скрывая верхние этажи высоток. Мне вдруг стало не по себе, и даже почти захотелось, чтобы Берни поднял верх автомобиля. Правда, он бы все равно это не сделал – какие-то нелады с механизмом.
– Мы все – одно целое, – говорил Берни, – воздух, вода, люди. Почему же мы такие непонятливые?
Я не понял, о чем это он, и решил, что меня тоже можно назвать непонятливым. Я крепче прижался к нему, и мне сразу стало лучше.
Вскоре высотки остались далеко позади, и мы въехали в опасный район, где дома стояли с разбитыми окнами, а люди слонялись без дела. Некоторые оборачивались нам вслед. Я поднял голову и устремил взгляд вперед. Мы с Берни работаем, хотя не знаю, над чем именно. Да, кстати, кто платит?
Берни повернул на узкую, всю в выбоинах, улочку и припарковался у маленького дома с обшарпанными желтыми стенами и черными решетками на окнах. Вытащил из бардачка револьвер и сунул за пояс брюк. Мое оружие – зубы – всегда при мне. Смешно, да? Я стал размышлять, чего здесь смешного, но так и не понял, а когда мы вылезли из машины и зашагали по заросшему пожухлыми сорняками двору, вообще забыл, о чем думал.
Берни постучал в дверь. Никто не ответил. Берни снова постучал.
– Ну? – раздалось из дома.
Мужской голос, хриплый, недружелюбный и вроде бы знакомый. Я почувствовал в зубах странный зуд, словно они хотели во что-нибудь вцепиться.
– Эй, – сказал Берни.
– Че? – отозвался человек за дверью
Иногда мне трудно понять человеческую речь, я даже немного злюсь; а порой просто интересно, что все это значит.
– Это ты, Виктор? – спросил Берни.
– Нет.
– Виктор Проул?
– Ничего подобного.
– А по голосу похож на Виктора Проула, моего знакомого, – заметил Берни. – С выступающей челюстью.
Есть у Берни одна особенность: порой он забывает, что я рядом. Я ждал без дела, просто глядел перед собой. Что ж, мы с Берни – партнеры, и этим все сказано. Если ему хочется совершить необдуманный поступок, я возражать не…
Дверь распахнулась, за ней стоял здоровенный тип. На мой взгляд, челюсть у него была вполне симпатичная: выступала далеко вперед, как и полагается челюстям, у людей это редко встречается. В остальном лицо верзилы было ничем не примечательное – маленькие глаза, плоский нос, колючая щетина. Я почувствовал его запах и вспомнил. Да, я знал Виктора Проула: настоящий мерзавец, которого мы задержали, но до этого он успел исподтишка врезать Берни в лифте. Лично я не люблю лифты и стараюсь их избегать, однако хорошо, что я оказался в том лифте.
Взгляд маленьких глаз перебегал с Берни на меня и обратно.
– Так это ты…
– Как я лучше выгляжу, вживую или через прицел? – спросил Берни.
– Прицел?
– Твоей винтовки калибра тридцать-ноль-шесть.
Виктор Проул сморщил лицо и зажмурил глаза – зрелище не из приятных.
– Не понимаю, – сказал он и начал закрывать дверь.
С Берни этот фокус не проходит. Он быстро выставил вперед ногу, не давая двери захлопнуться.
Как я заметил, у всех преступников, негодяев и бандитов есть одна общая черта: их легко вывести из себя. В этот раз одного движения ноги оказалось достаточно. Лицо Виктора раздулось, губы исказила злобная гримаса, но я больше следил за руками и увидел, как он замахнулся тяжелой отверткой, целя моему партнеру в голову. Я знаю, что такое «отвертка», еще с тех пор, когда Берни хотел установить новый унитаз, из тех, что экономят воду; надо сказать, воды в тот день пролилось немало.
Я прыгнул, чтобы схватить Виктора за руку, но когда мои челюсти сомкнулись, запястья в них не было. Каким-то образом Виктор оказался на полу, а Берни навалился сверху. Все произошло очень быстро. Обожаю драки! Я не стал терять времени, и мы катались по полу до тех пор, пока Виктор не закричал:
– Хватит, твою мать!
Берни заломил его руку за спину.
– Где винтовка?
– Че?
– Из которой ты в нас стрелял.
– Ни в кого я не стрелял. У меня-то и оружия нет!
– Не похоже на тебя, – сказал Берни.
– Ты мне руку сломаешь! – прошипел Виктор.
– Прости. Я злюсь, когда в меня стреляют.
Тут я почуял марихуану и пошел на запах – это легко, словно следуешь за ручейком. Запах привел к дивану возле телевизора. А под диваном – пришлось потрудиться, чтобы просунуть туда лапу! – лежал плотно обмотанный полиэтиленом брикет травки. Я отнес его к входной двери, где Виктор как раз говорил:
– Да не был я утром в каньоне! Я встречался с инспектором по надзору за освобожденными.
Берни чуть ослабил хватку.
– Клянусь! – продолжил Виктор. – Я решил завязать, даже начал заниматься йогой.
Они оба почему-то взглянули на меня. Я выронил из пасти брикет и завилял хвостом.
Берни позвонил инспектору по надзору, и тот подтвердил алиби Виктора. Мы ничего не сказали про марихуану, даже не стали ее забирать. Взяли только отвертку, не знаю, правда, зачем.
В машине напарник долго молчал. Его мысли буквальноь кружили вокруг меня как порывы ветра, то поднимаясь, то затихая; очень успокаивающе. Немного погодя Берни глубоко вздохнул и произнес:
– Ладно, потом разберемся.
Он посмотрел на часы. Не люблю я его часы, не понимаю, почему люди всегда привязывают себя к каким-то механизмам. Мне вдруг страшно захотелось куснуть часы, я даже подвинулся ближе (впрочем, я уверен, что никогда бы такого не сделал), но тут Берни посмотрел на меня и сказал:
– Прилетает Принцесса.
Я сел прямо.
