Перевод: Мария Десятова
Конни Уиллис
Книга Страшного суда
Посвящение
Лоре и Корделии – моим Киврин
Благодарности
Отдельная благодарность главному библиотекарю Джейми Ларю и остальным работникам Общественной библиотеки Грили за огромную неоценимую помощь.
Кроме того, я бесконечно признательна Шейли и Келли, Фрейзеру и Си, и особенно Марте – моим любимым друзьям.
«И дабы не поглотило время и не запамятовали грядущие в мир опосля нас то, что надлежит помнить, я, узревший столько невзгод и целый свет в руце Антихриста, сам оказавшись будто среди мертвых и пребывая на пороге смерти, доверяю пергамену все, чему сподобился стать свидетелем.
И дабы не погибли записи вместе с писателем, а труд вместе с мастером, я оставляю место на пергамене, и буде отыщется кто уцелевший или какой из родов адамовых избегнет этой напасти, да продолжит начатое мной…»
Брат Джон Клин, 1349
Часть первая
«Важнее всего для звонаря не сила, а умение вступать вовремя… Время и колокола, колокола и время – они должны соединиться воедино в сознании и не разлучаться вовек».
Рональд Блайз, «Эйкенфилд».
Глава первая
Мистер Дануорти открыл дверь в лабораторию.
– Опоздал? – Очки моментально запотели, и он сорвал их, близоруко щурясь на Мэри.
– Закрой дверь. Ничего не слышу из-за этого дурацкого трезвона.
Дануорти закрыл, но со двора продолжали накатывать волны гимна «Придите к младенцу».
– Я все пропустил?
– Только речь Гилкриста. – Мэри откинулась на стуле, давая Дануорти проход на узкую галерею для наблюдателей. Свои пальто с шапкой она бросила на второй стул, вместе с большим пакетом, набитым подарками. Ее седые волосы топорщились во все стороны, – видимо, Мэри пыталась взъерошить их после шапки. – Длиннющую речугу о приобщении кафедры медиевистики к путешествиям в прошлое и о том, что теперь бриллиант Брэйзноуза по праву засияет в короне истории. Дождь еще не перестал?
– Нет. – Протерев очки уголком шарфа, Дануорти подошел к тонкой стеклянной перегородке, желая взглянуть, что там происходит. Посреди лаборатории громоздилась разбитая повозка в окружении перевернутых сундуков и коробов; над ними, присобранные под потолком, белели тонкие, как парашютный шелк, защитные занавеси. Между сундуками бродил Латимер, куратор Киврин, казавшийся еще дряхлее обычного. Монтойя, в джинсах и штормовке с капюшоном, нетерпеливо поглядывала на свои электронные часы. Сидящий за терминалом Бадри что-то печатал, хмуря брови на экран.
– Где Киврин? – спросил Дануорти.
– Пока не видела, – покачала головой Мэри. – Ты садись. По графику переброска в полдень, но я сильно сомневаюсь, что они к этому времени управятся. Тем более, если Гилкрист толкнет еще речь.
Она перевесила пальто на спинку своего стула, а сумку с подарками поставила рядом на пол.
– Очень надеюсь, что эта возня не на весь день. К трем иду встречать Колина – это мой внучатый племянник – на станцию. Он на метро приедет. – Мэри начала рыться в недрах сумки. – Дейдра, моя племянница, уезжает на праздники в Кент, а Колина отправила ко мне, чтобы под присмотром был. Ему двенадцать, хороший мальчик, светлая голова, однако лексикон у него... Через слово либо «апокалиптично», либо «некрозно». И сладкого слишком много ест, куда только Дейдра смотрит?
Наконец она выудила из глубин сумки узкую красно-зеленую полосатую коробку.
– Вот, мой подарок ему на Рождество. Надеялась до прихода сюда закончить с покупками, но там ливень и эти электронные колокола на Хай-стрит, от которых у меня уши вянут.
Мэри открыла коробку и развернула папиросную бумагу.
– Не знаю, что по нынешним временам в моде у тринадцатилетних мальчишек… впрочем, шарф ведь всегда пригодится, как думаешь, Джеймс? Джеймс!
Дануорти оторвался от экранов.
– А?
– Я говорю, шарф – подходящий подарок для мальчишки?
Дануорти посмотрел на предмет обсуждения. Шерстяной шарф, в темно-серую шотландскую клетку. Под страхом смерти не надел бы такой в детстве – а ведь оно пятьдесят лет назад закончилось…
– Подходящий, – подтвердил он, отворачиваясь к перегородке.
– Что с тобой, Джеймс? Что-то не так?
Латимер взял в руки окованный медью ларец и растерянно завертел головой, будто забыл, зачем он ему понадобился. Монтойя нетерпеливо глянула на свои электронные часы.
– Где Гилкрист? – спросил Дануорти.
– Ушел туда, – Мэри показала на дальнюю дверь. – Осветил роль кафедры медиевистики в истории, поговорил с Киврин, оператор что-то протестировал, а потом Гилкрист увел Киврин через ту дверь. Наверное, и сейчас там, дает наставления.
– Наставник… – пробурчал Дануорти.
– Давай, Джеймс, садись, расскажи мне, что тебе не нравится, – попросила Мэри, запихивая шарф обратно в коробку, а коробку – обратно в сумку. – И где ты был. Я ожидала, что ты, наоборот, меня здесь встретишь. Как-никак Киврин – твоя любимая студентка.
– Разыскивал декана исторического факультета, – не сводя взгляда с экранов, объяснил Дануорти.
– Бейсингейма? Я думала, он уехал на рождественские каникулы.
– Он и уехал. А Гилкрист подсуетился и в качестве временно исполняющего обязанности декана открыл Средние века для путешествий. Отменил сплошную десятибалльную шкалу и заново присвоил категорию каждому столетию. Знаешь, какая досталась XIV веку? Шестая! Шестерка! Будь Бейсингейм здесь, он бы никогда такого не допустил. Но его нигде нет. – Дануорти с надеждой взглянул на Мэри. – Ты случайно не знаешь, куда он уехал?
– Нет. Куда-то в Шотландию, кажется.
– Куда-то в Шотландию… – с досадой повторил Дануорти. – А тем временем Гилкрист забросит Киврин в столетие, которое тянет на добрую десятку. Золотуха, чума и сожженная на костре Жанна д’Арк.
Он оглянулся на Бадри, – тот что-то командовал в микрофон на терминале.
– Ты сказала, Бадри провел тесты. Что он проверял? Координаты? Проекцию поля?
– Понятия не имею. – Мэри неопределенно махнула на экраны, где непрерывно бежали матрицы и колонки цифр. – Я ведь врач, а не оператор сети. А оператора я, кажется, узнала. Он ведь баллиольский?
Дануорти кивнул.
– Лучший во всем колледже. – Взгляд его был прикован к Бадри, который нажимал кнопки по одной, следя за изменениями на экране. – Все операторы из Нью-Колледжа разъехались на каникулы. Гилкрист собирался поставить стажера-первогодка, который вообще никогда людей не перебрасывал. На удаленку – стажера!.. Еле уговорил его взять Бадри. Раз уж отменить переброску не получается, по крайней мере позабочусь, чтобы ее проводил специалист.
Бадри, недовольно покосившись на экран, вытащил из кармана индикатор и двинулся к повозке.
– Бадри! – окликнул его Дануорти.
Тот даже головы не повернул. Поглядывая на индикатор, он обходил по кругу короба и сундуки, один короб сдвинул чуть влево.
– Он тебя не слышит, – сказала Мэри.
– Бадри! – крикнул Дануорти. – Мне надо с тобой поговорить!
Мэри встала.
– Джеймс, он тебя не слышит. Перегородка звуконепроницаемая.
Бадри что-то сказал Латимеру, застывшему с окованным медью ларцом в руках. Латимер посмотрел озадаченно. Бадри забрал у него ларец и установил на меловую отметку.
Дануорти оглянулся в поисках интеркома, но нигде ничего похожего не нашел.
– Как же вы слушали речь Гилкриста? – недоуменно поинтересовался он у Мэри.
– Он что-то нажимал там, внутри, – объяснила она, показывая на кнопочную панель рядом с сетью.
Бадри снова уселся за терминал и что-то произнес в микрофон. Защитные занавеси начали опускаться. Тогда он дал другую команду, и занавеси снова собрались складками.
– Я велел Бадри все перепроверить – сеть, расчеты стажера, все, – сказал Дануорти. – В случае обнаружения хотя бы мельчайшей ошибки немедленно отменить переброску, и плевать на недовольство Гилкриста.
– Гилкрист не станет подвергать Киврин опасности, – успокоила Мэри. – Он утверждает, что все возможные накладки просчитаны.
– Просчитаны… Ни разведки, ни проверки параметров… На кафедре XX века мы два года пробные переброски без людей проводили, прежде чем кого-то отправлять в прошлое. А он? Бадри просил его повременить с переброской, чтобы сделать хотя бы одну пробную, а Гилкрист вместо этого взял и передвинул срок на два дня вперед. Полный профан.
– Так ведь он объяснил, почему нужно именно сегодня, – возразила Мэри. – В своей речи. В XIV веке не особенно обращали внимания на даты, за исключением начала сева, уборки урожая и церковных праздников. Вокруг Рождества таких праздников больше всего, поэтому медиевисты и решили послать Киврин сейчас, чтобы она сориентировалась по дням Рождественского поста и вернулась в точку переброски двадцать восьмого декабря.
– Ни при чем тут Рождественский пост и праздники, – отмахнулся Дануорти, не сводя глаз с Бадри. Тот снова, хмурясь, нажимал поочередно на кнопки. – Мог бы отправить ее на следующей неделе, а датой стыковки выбрать Крещение. Мог полгода проводить пробные переброски, а потом послать ее одномоментной. Гилкристу надо непременно сейчас, потому что Бейсингейм в отъезде и не сможет его остановить.
– Боже мой! – ахнула Мэри. – То-то я думаю, он как-то слишком торопится. Даже уговаривал меня выписать Киврин из лечебницы раньше положенного. Пришлось объяснить, что прививки действуют не сразу.
– Возвращение двадцать восьмого декабря, – с горечью проговорил Дануорти. – Чувствуешь? День избиения младенцев! При такой организации переброски совпадение может оказаться не случайным.
– Почему тогда ты не вмешаешься? Ты ведь вправе не пустить Киврин? Ты ее куратор.
– Нет, – ответил Дануорти. – Она не моя. Она учится в Брэйзноузе. И курирует ее Латимер. – Он махнул в сторону перегородки, за которой Латимер рассеянно разглядывал нутро ларца. – Киврин пришла в Баллиол и попросилась ко мне в подопечные неофициально. – Дануорти уставился на перегородку невидящим взглядом. – Я еще тогда сказал, что никто ее в Средневековье не пустит…
Киврин пришла к нему на первом курсе.
– Я хочу в Средние века, – заявила она. Полтора метра ростом, светлые косички. Такую через дорогу-то страшно одну отпускать.
– Не выйдет, – ответил он. Грубейшая ошибка. Надо было отправить ее обратно на кафедру медиевистики, чтобы обсудила сперва вопрос со своим куратором. – Средние века закрыты. Это десятая категория.
– По сплошной шкале, – возразила Киврин. – А мистер Гилкрист говорит, не дотягивают они до десятки. Если рассматривать отдельно, по годам. Десятку дали из-за уровня смертности, который обусловлен прежде всего плохим питанием и никудышным здравоохранением. Для историка, сделавшего нужные прививки, категория будет гораздо ниже. Мистер Гилкрист намерен просить исторический факультет пересмотреть категорийность и открыть для путешествий часть XIV века.
– Очень сомневаюсь, что факультет станет открывать столетие, в котором бушевали чума, холера, да еще и Столетняя война.
– А вдруг? И если откроют, я хочу туда отправиться.
– Исключено, – попытался вразумить ее Дануорти. – Даже если откроют, кафедра не пошлет туда женщину. В XIV веке женщина без сопровождения – это немыслимо. В одиночку перемещались только беднейшие из бедных, рискуя стать легкой добычей любого душегуба или дикого зверя. Знатные дамы и представительницы зарождающегося среднего класса путешествовали под присмотром отца, мужа или слуги – обычно всех троих разом. А вы, кроме того, что женщина, еще и студентка. XIV век слишком опасен, чтобы кафедра отважилась отправить студентку. Если пошлют, то опытного историка.
– Там не опаснее, чем в XX столетии, – не сдавалась Киврин. – Иприт, автокатастрофы, точечные бомбардировки… В Средневековье на меня хотя бы бомбу не сбросят. И потом, кто у нас опытный медиевист? Полевого опыта нет ни у кого, а ваши баллиольские специалисты по XX-му не разбираются в Средних веках. Никто ничего не знает. Из источников одни приходские книги и налоговые списки, о повседневной жизни вообще никакого представления. Поэтому я и хочу туда. Хочу понять, как они жили, какие они были. Неужели вы мне не поможете?
– Боюсь, вам придется сперва обратиться на кафедру медиевистики, – наконец сообразил Дануорти, но было уже поздно.
– Я обращалась. Они тоже ничего не знают о Средних веках. В смысле, ничего полезного. Мистер Латимер учит меня средневековому английскому, но там только про всякие местоименные флексии и сдвиги гласных, а как что сказать – непонятно. Мне нужно выучить язык и обычаи, – продолжала она, облокачиваясь на стол Дануорти. – Деньги, поведение за столом, быт. Вы знаете, например, что в XIV веке не было тарелок? Вместо них использовали половинки круглого хлеба, которые назывались «манше», и в конце трапезы их тоже съедали, разламывая на куски. Вот во всяком таком мне и нужно поднатаскаться, чтобы не попасть впросак.
– Я специалист по XX веку, не по Средним. Средних я уже сорок лет не касался.
– Зато вы представляете, на что нужно обращать внимание. Я могу поискать и выучить, главное скажите – что именно искать.
– А Гилкрист? – спросил он, хотя и считал Гилкриста самовлюбленным болваном.
– Он переделывает шкалу, ему некогда.
«И что толку ее переделывать, если из историков все равно послать некого?» – подумал Дануорти.
– Монтойя копает средневековое поселение около Уитни. Что-нибудь наверняка знает про обычаи.
– Мисс Монтойе тоже некогда, она усиленно вербует добровольцев на Скендгейтский раскоп. Видите? Ни от кого нет толку. Только вы можете мне помочь.
«Зато они, в отличие от меня, из Брэйзноуза», – вот что надо было ответить. Но он не смог сдержать внутреннего злорадства, услышав то, что подозревал и сам: из Латимера песок сыплется, у Монтойи не хватает рабочих рук, а Гилкрист не в состоянии нормально готовить историков. Он покажет кафедре медиевистики, как надо работать.
– Мы оснастим вас переводчиком, – пообещал Дануорти. – Помимо средневекового английского у Латимера вам нужно будет изучить церковную латынь, англо-нормандский и старонемецкий.
Киврин тут же вытащила из кармана тетрадь с карандашом и принялась конспектировать.
– Нужны практические крестьянские навыки – доить корову, собирать яйца, огородничать, – загибая пальцы, продолжал профессор. – Волосы нужно отрастить, придется принимать кортикоиды. Научиться прясть – веретеном, не прялкой. Прялку тогда еще не изобрели. И ездить верхом.
Он замолчал, опомнившись.
– Знаете, чему вам на самом деле придется научиться? – Киврин старательно строчила в тетрадке, потряхивая короткими косичками. – Обрабатывать язвы и инфицированные раны, обмывать тело младенца перед погребением, копать могилы. Уровень смертности все равно останется десяткой, даже если Гилкрист умудрится перекроить шкалу. Средняя продолжительность жизни в XIV веке – тридцать восемь лет. Нечего вам там делать!
Киврин подняла глаза, карандаш застыл над тетрадным листом.
– Куда мне сходить, чтобы посмотреть на мертвых? В морг? Или в лечебнице спросить, у доктора Аренс?
– Я ей говорил, что никуда ее не пустят, – сказал Дануорти, невидящим взглядом уставившись на перегородку, – но она и слушать не хотела.
– Знаю. Меня тоже, – подтвердила Мэри.
Дануорти со скрипом опустился на соседний стул. От этой беготни за Бейсингеймом под дождем у него разыгрался артрит. Опомнившись, что так и не снял пальто, он выпутался из рукавов и размотал шарф.
– Я собиралась каутеризировать ей нос. Объяснила, что наш организм просто не приспособлен к запахам XIV века – экскременты, гнилое мясо, разложение… Тошнота – плохой помощник в работе.
– Но она отказалась наотрез, – кивнул Дануорти.
– Да.
– Я ей втолковывад, что Средние века опасны, что Гилкрист слишком легкомысленно относится к мерам предосторожности, а она мне в ответ, мол, я беспокоюсь по пустякам.
– Может быть, и так. В конце концов, переброску проводит Бадри, а не Гилкрист, и в случае какого-нибудь сбоя он ее просто прервет.
– Да, – глядя на Бадри за стеклом, ответил Дануорти. Бадри снова нажимал по одной кнопке, не сводя глаз с экранов. Бадри – лучший оператор не только в Баллиоле, но и во всем университете. Он на удаленках собаку съел.
– Киврин хорошо подготовилась. И с твоей помощью, и с моей – мы с ней в лечебнице весь месяц работали. У нее прививка от холеры, тифа и прочих эпидемий 1320 года, к которым твоя чума, кстати, не относится. «Черная смерть» добралась до Англии только в 1348 году. Я вырезала Киврин аппендикс и укрепила иммунитет. Выдала ей целый арсенал антивирусных препаратов и провела краткий курс по средневековой медицине. Да и сама она отлично потрудилась. Даже в лечебнице, чтобы даром времени не тратить, изучала целебные травы.
– Знаю, – подтвердил Дануорти.
Все прошлые рождественские каникулы Киврин зубрила чины церковных служб на латыни, осваивала ткачество и вышивку, и он сам учил ее всему, чему мог. Но уберегут ли эти знания от копыт коня или домогательств подгулявшего рыцаря, возвращающегося домой из крестового похода? В 1320-м еще не отвыкли чуть что тащить людей на костер. Никакая прививка не спасет, если Киврин увидят в момент переброски и объявят ведьмой.
Дануорти оглянулся на перегородку. Латимер в третий раз подхватил и поставил обратно ларец. Монтойя посмотрела на часы. Оператор, хмурясь, нажимал кнопки.
– Надо было мне отказаться от кураторства. Я взялся только затем, чтобы утереть нос профану Гилкристу.
– Глупости, – возразила Мэри. – Ты взялся из-за Киврин. Ты видишь в ней себя – такая же умная, предприимчивая, решительная.
– И упертая. Я таким не был.
– Еще как был. Прекрасно помню, как ты рвался в лондонский блиц, под бомбы. И еще припоминаю один случай в старой Бодлеинке…
Дальняя дверь распахнулась, и в лабораторию вошли Гилкрист с Киврин. Девушка, осторожно приподнимая длинную юбку, перешагнула через разбросанные короба. На ней был белый плащ, подбитый кроличьим мехом, и ярко-синий киртл*, который она приходила показывать Дануорти накануне. Домотканый плащ напоминал старое шерстяное одеяло, а в длинных рукавах киртла руки просто тонули. Длинные светлые волосы, убранные на лбу под полотняную повязку, рассыпались по плечам. Такую через дорогу-то страшно одну отпускать.
-------------сноска---------------
* Киртл – средневековое платье, надевавшееся на нижнюю рубаху, облегающее, со шнуровкой, расклешенное от бедра (здесь и далее прим. перев.)
-------------------------------------
Дануорти встал, собираясь постучать по стеклу, как только Киврин посмотрит в его сторону, но она остановилась вполоборота к перегородке посреди разбросанного скарба, нашла отметку на полу и, подвинувшись чуть вперед, расправила волочащийся по земле подол длинного платья.
Гилкрист подошел к Бадри, что-то ему сказал и, взяв лежащий на терминале планшет, заскользил световым пером по списку, проставляя галочки.
Киврин заговорила, показывая на окованный медью ларец. Монтойя, заглядывавшая Бадри через плечо, нетерпеливо выпрямилась и, качая головой, подошла к Киврин. Та что-то повторила, уже настойчивее, и Монтойя, опустившись на колени, подвинула какой-то из сундуков ближе к повозке.
Гилкрист отметил еще один пункт в списке, потом обратился к Латимеру, и старик принес плоскую металлическую коробочку. Тогда Гилкрист повернулся к Киврин, и она, склонив голову над соединенными перед грудью ладонями, начала что-то шептать.
– Упражняется в молитве? – предположил Дануорти. – Полезное дело, – кроме божьей помощи, ей там рассчитывать будет не на что.
Мэри высморкалась.
– Они проверяют имплант.
– Какой имплант?
– Специальный записывающий чип, чтобы вести отчеты по ходу практики. В то время грамоту мало кто знал, поэтому я вживила Киврин в одно запястье микрофон и АЦП, а в другое – карту памяти. Включается сжатием подушечек ладоней, поэтому со стороны выглядит, как будто она молится. Объем памяти – два с половиной гигабайта, хватит на две с половиной недели записей.
– Надо было заодно вживить ей пеленгатор, чтобы она могла, если что, позвать на помощь.
Гилкрист возился с металлической коробочкой. Покачав головой, он подвинул сложенные вместе ладони Киврин повыше. Длинноватый рукав киртла съехал к локтю. А это что? Поранилась? По руке девушки змеилась коричневая струйка засохшей крови.
– Хорошенькое начало! – Дануорти повернулся к Мэри.
Киврин снова зашептала в сомкнутые ладони. Гилкрист кивнул. Киврин подняла на него глаза, увидела Дануорти и радостно улыбнулась. На виске у нее, пропитав повязку и волосы, тоже темнела кровь. Гилкрист, заметив Дануорти, с недовольным видом поспешил к перегородке.
– Еще отправить никуда не успели, а уже покалечили. – Дануорти постучал по стеклу.
Гилкрист нажал на кнопку в стеновой панели.
– Мистер Дануорти. Доктор Аренс. Рад, что вы тоже пришли на проводы, – проговорил он, едва уловимо подчеркнув последнее слово. Получилось зловеще.
– Что с Киврин? – спросил Дануорти.
– А что с ней? – удивился Гилкрист. – Не понимаю, о чем вы.
Киврин, приподнимая окровавленной рукой длинную юбку, направилась к перегородке. На щеке алела свежая ссадина.
– Мне нужно с ней поговорить.
– Боюсь, времени нет, – ответил Гилкрист. – Все расписано по минутам.
– Дайте мне с ней поговорить, я требую.
Гилкрист недовольно поморщился, и у крыльев носа обозначились резкие складки.
– Смею напомнить, мистер Дануорти, – произнес он ледяным тоном, – что эта переброска организована Брэйзноузом, а не Баллиолом. Я, разумеется, признателен вам за содействие в лице предоставленного оператора, и я уважаю ваш многолетний исторический опыт, но, поверьте, у меня все под контролем.
– Почему тогда ваша практикантка умудрилась пострадать еще до отбытия?
– Ой, мистер Дануорти, я так рада, что вы пришли! – воскликнула подошедшая Киврин. – Боялась, что не смогу с вами попрощаться. Как все замечательно, правда?
«Лучше некуда».
– У тебя кровь идет, – заметил Дануорти вслух. – Что случилось?
– Ничего. – Киврин осторожно коснулась виска и посмотрела на свои пальцы. – Это часть образа. – Она обернулась к Мэри. – Доктор Аренс, вы тоже пришли! Как хорошо.
Мэри встала, не выпуская из рук пакет с подарками.
– Дай-ка я взгляну на прививку против вируса. Какая-то реакция была, кроме вздутия? Чешется?
– Все в порядке, доктор Аренс, – заверила Киврин. Она задрала рукав и сразу вновь его опустила, не дав Мэри толком разглядеть руку. На предплечье мелькнул еще один синяк, уже лиловеющий.
– Ты бы лучше спросила, почему у нее кровь идет, – вмешался Дануорти.
– Я же говорю, так надо по легенде. Я Изабель де Боврье, чудом уцелевшая после нападения разбойников. – Она показала на перевернутую повозку и рассыпавшиеся сундуки. – Всю поклажу украли, а меня бросили умирать. Вы мне сами эту идею подали, – с укором напомнила она Дануорти.
– Я точно не предлагал отправлять тебя в прошлое избитой и окровавленной.
– Бутафорская кровь нам не подошла, – пояснил Гилкрист. – Расчет вероятности не давал статистически значимых шансов, что рану не станут обрабатывать.
– И вы не догадались правдоподобно сымитировать рану? Вместо этого вы просто стукнули девушку по голове? – рассердился Дануорти.
– Мистер Дануорти, еще раз напоминаю…
– Что переброску организовывает Брэйзноуз, а не Баллиол? Очень точно подмечено. Будь это XX век, мы бы всеми силами берегли историка от возможных увечий, а не наносили их сами. Дайте мне поговорить с Бадри. Мне надо знать, перепроверил ли он расчеты стажера.
Гилкрист поджал губы.
– Мистер Дануорти, конечно, мистер Чаудри – ваш оператор, но переброской все же заведую я. Будьте уверены, мы просчитали все возможные накладки.
– Это просто царапина, – вмешалась Киврин. – И ни чуточки не болит. Со мной все хорошо, правда. Не расстраивайтесь, мистер Дануорти, пожалуйста. Это я придумала насчет раны. Вспомнила, как вы рассказывали про беззащитных женщин в Средневековье, и решила: пусть я буду казаться еще беззащитнее, чем есть.
«Куда там беззащитнее?» – подумал Дануорти.
– Прикинувшись бездыханной, я смогу подслушать, что обо мне будут говорить, зато меня не станут расспрашивать, ведь и так будет ясно…
– Вам пора на позицию, – перебил Гилкрист, делая угрожающий шаг к настенной панели.
– Иду, – ответила Киврин, не двигаясь с места.
– Мы включаем сеть.
– Знаю, – невозмутимо ответила она. – Сейчас приду, только попрощаюсь с мистером Дануорти и доктором Аренс.
Гилкрист коротко кивнул и, удалившись к перевернутой повозке, буркнул какую-то резкость Латимеру, обратившемуся к нему с вопросом.
– Что значит «на позицию»? – спросил Дануорти. – Он тебя вырубит свинчаткой согласно вероятностным подсчетам, чтобы твой обморок не вызывал сомнений у современников?
– Значит просто лечь и закрыть глаза, – улыбнулась Киврин. – Не волнуйтесь.
– Что мешает подождать до завтра? Дать Бадри хотя бы проверку параметров доделать? – настаивал Дануорти.
– Покажи-ка мне еще раз след от прививки, – потребовала Мэри.
– Перестаньте вы оба беспокоиться! – воскликнула Киврин. – Прививка не чешется, ссадина не болит, а Бадри сидит за терминалом все утро. Я понимаю, что вы за меня волнуетесь, но вы не волнуйтесь. Точка переброски на большой Оксфордско-Батской дороге, в двух милях от Скендгейта. Если никто не появится, я дойду до деревни и скажу, что на меня напали разбойники. После того, разумеется, как определю свое местонахождение, чтобы потом снова вернуться в ту же точку. – Она приложила ладонь к стеклу. – Я просто хотела поблагодарить вас обоих за все, что вы для меня сделали. Я больше всего на свете хотела отправиться в Средневековье, и вот я отправляюсь.
– После переброски могут начаться легкая слабость и головокружение, – предупредила Мэри. – Так действует разница во времени.
К перегородке снова подошел Гилкрист.
– Пора на позицию.
– Надо идти, – подбирая тяжелые юбки, сказала Киврин. – Спасибо вам обоим огромное! Если бы не вы, я бы никуда и не отправилась.
– До свидания! – попрощалась Мэри.
– Будь осторожна, – напутствовал Дануорти.
– Буду, – пообещала Киврин, но Гилкрист уже нажал кнопку на панели, и Дануорти этих слов не услышал. Она улыбнулась, пошевелила пальцами поднятой руки на прощание и пошла к перевернутой повозке.
Мэри, усевшись обратно на стул, принялась рыться в сумке в поисках платка. Гилкрист зачитывал список с планшета. Киврин кивала на каждый пункт, и Гилкрист ставил галочки световым пером.
– А если от раны на виске у нее будет заражение крови? – не отходя от перегородки, спросил Дануорти.
– Не будет никакого заражения. Я укрепила ей иммунитет. – Мэри высморкалась.
Киврин о чем-то спорила с Гилкристом. Тот снова поморщился, белея носогубными складками. Кирин отрицательно помотала головой, и Гилкрист сердитым, резким движением отчеркнул еще один пункт на планшете.
Ладно, пусть Гилкрист профан вместе со всей своей кафедрой, но Киврин-то умница. Она занималась средневековым английским, церковной латынью и англо-саксонским. Выучила службы, научилась доить корову и вышивать. Она сама придумала себе легенду и правдоподобное объяснение тому, как оказалась в одиночку на Оксфордско-Батской дороге, у нее имеется переводчик и повышенный иммунитет, и удален аппендикс.
– Она справится на отлично, – подытожил Дануорти вслух. – И тем самым убедит всех, что в методах Гилкриста нет ничего опасного и рискованного.
Гилкрист подошел к пульту и передал Бадри планшет. Киврин снова сомкнула ладони, на этот раз почти у самого лица, и зашевелила губами.
Мэри встала рядом с Дануорти, зажав в руке платок.
– Когда мне было девятнадцать – боже, сорок лет назад, а кажется почти вчера, – мы с сестрой отправились в путешествие по Египту. Как раз во время Пандемии. На каждом шагу карантины, израильтяне палят по американцам не глядя, а нам хоть бы что. И в голову не пришло, что мы тоже в опасности, можем заразиться или угодить под пулю. Нам хотелось посмотреть на пирамиды.
Киврин закончила молиться. Бадри встал из-за терминала и подошел к ней. Несколько минут он что-то ей втолковывал, не переставая хмурить брови. Девушка опустилась на колени, потом улеглась рядом с повозкой, откинувшись на спину и закрыв рукой лицо. Юбки запутались в ногах, и оператор поправил их, затем, вытащив индикатор, обошел Киврин кругом, вернулся за пульт и что-то проговорил в микрофон. Киврин лежала не шевелясь, кровь на светлых волосах казалась почти черной.
– Ох, какая же она молоденькая, – сказала Мэри.
Бадри что-то произнес в микрофон, недовольно скользнул взглядом по строчкам на мониторе и снова подошел к Киврин. Переступив через ее ноги, он наклонился поправить рукав, потом замерил показания, подвинул беспомощно закинутую руку и замерил еще раз.
– И как вы, посмотрели на пирамиды? – спросил Дануорти.
– Что?
– В Египте. Когда вы мотались по Ближнему Востоку, не ведая об опасности. Пирамиды удалось посмотреть?
– Нет. В Каире ввели карантин, как раз когда мы прилетели. – Мэри посмотрела на распростертую рядом с повозкой Киврин. – Но в Долину царей мы попали.
Бадри сдвинул руку Киврин еще на волосок, постоял над ней, хмурясь, и вернулся за терминал. Гилкрист и Латимер последовали за ним. Монтойя подвинулась, пропуская их к монитору. Бадри скомандовал в микрофон, и кисейные экраны начали опускаться, будто вуалью закрывая Киврин.
– Мы не жалели, что поехали, – сказала Мэри. – Вернулись домой целые и невредимые.
Занавеси опустились до конца, собравшись складками на полу, как подол платья Киврин, и замерли.
– Береги себя, – шепнул Дануорти. Мэри взяла его за руку.
Латимер с Гилкристом уткнулись в экран, ошеломленные внезапным водопадом цифр. Монтойя глянула на часы. Бадри открыл сеть. Воздух под занавесями сгустился и замерцал.
– Стой! – вырвалось у Дануорти.
Запись из «Книги Страшного суда»
(000008-000242)
Запись первая. Двадцать третье декабря 2054 года, Оксфорд. Здесь я буду вести исторические заметки о жизни в графстве Оксфордшир, Англия, с двенадцатого по двадцать восьмое декабря 1320 года (по старому стилю).
(Пауза).
Мистер Дануорти, я назову эти заметки «Книга Страшного суда», поскольку они станут бытописанием средневекового уклада, как и одноименная книга Вильгельма Завоевателя, хотя создавал он ее совсем не за этим, а чтобы учесть каждый фунт налогов и податей, которые ему должны были заплатить.
Кроме того, по-моему, именно такое название вы бы для нее выбрали – вы ведь так уверены, что со мной непременно случится что-то страшное. Я вижу вас за перегородкой, вы рассказываете доктору Аренс о всяких ужасах, которые творятся в XIV веке. Но вы зря беспокоитесь. Она меня уже предостерегла и насчет разницы во времени, и обо всех средневековых недугах – не скупясь на страшные подробности, хотя у меня ко всем этим болезням должен быть иммунитет. О разгуле насильников в XIV веке она меня тоже предупредила. И тоже не слушает, когда я уверяю, что ничего со мной не случится. Со мной все будет хорошо, мистер Дануорти.
Конечно, вы это и сами знаете, – раз вы слушаете эту запись, я вернулась в целости и сохранности, точно в срок, так что имею полное право немного вас подразнить. Я знаю, что вы просто за меня тревожитесь и что без вашего участия и помощи я не смогла бы вернуться в целости и сохранности.
Поэтому я посвящаю «Книгу Страшного суда» вам, мистер Дануорти. Если бы не вы, я не стояла бы тут в киртле и плаще и не наговаривала бы эту запись, дожидаясь, пока Бадри и мистер Гилкрист закончат свои бесконечные расчеты, и мысленно их поторапливая, потому что мне очень хочется наконец попасть в прошлое!
(Пауза)
Я на месте.
Глава вторая
– Так, – протяжно выдохнула Мэри. – Я бы чего-нибудь выпила.
– А я думал, тебе надо идти забирать своего внучатого племянника, – проговорил Дануорти, не сводя глаз с того места, где только что была Киврин. Под защитными занавесями морозно искрился воздух. Прозрачная перегородка заиндевела изнутри у самого пола.
Несвятая троица из медиевистики застыла перед мониторами, на которых не было пока ничего, кроме ровной линии прибытия.
– За Колином мне только к трем, – объяснила Мэри. – Тебе немного взбодриться тоже не помешает, тем более, что «Ягненок и крест» отсюда в двух шагах.
– Я дождусь, когда он установит привязку, – заявил Дануорти, глядя на оператора.
На экранах ничего нового не появлялось. Бадри хмурился. Монтойя, посмотрев на часы, что-то спросила у Гилкриста. Тот кивнул. Подхватив завалившуюся под терминал сумку, археолог помахала на прощание Латимеру и вышла через боковую дверь.
– В отличие от Монтойи, которая минуты не может прожить без своих раскопок, я останусь здесь, пока мы не удостоверимся, что Киврин благополучно переправилась, – повторил Дануорти.
– Я ведь не предлагаю уходить в Баллиол, – возразила Мэри, втискиваясь в пальто. – Привязка займет не меньше часа, а то и двух, и от того, что ты будешь тут торчать, быстрее не получится. Это как с закипающим чайником. А паб в двух шагах. Маленький и уютный, без лишней мишуры и электронных хоралов. – Мэри протянула ему пальто. – Выпьем, перекусим, а потом можешь возвращаться и пропахивать тут дорожки в полу сколько душе угодно, пока не установят привязку.
– Я подожду здесь. – Дануорти сверлил взглядом пустую сеть. – Почему Бейсингейм себе в запястье чип не имплантировал? Декан исторического факультета не имеет права брать и уезжать, не оставив даже номера для связи.
Гилкрист выпрямился, отрываясь от застывшего экрана, и похлопал Бадри по плечу. Латимер растерянно заморгал, будто не совсем понимая, где находится. Гилкрист, широко улыбаясь, пожал ему руку и с самодовольным видом направился к кнопочной панели.
– Пойдем. – Дануорти выхватил из рук Мэри свое пальто и распахнул дверь. По ушам ударили аккорды гимна «Пока пастухи стерегли отары». Мэри пулей выскочила наружу, Дануорти поспешил за ней через внутренний двор колледжа Брэйзноуз к воротам.
На улице оказалось промозгло. Дождь не шел, однако, судя по всему, мог начаться снова в любую минуту, и прохожие, наводнявшие тротуары, считали, видимо, так же. Половина открыла зонтики заранее, на всякий случай. На Дануорти налетела женщина с большим красным зонтом и полными охапками свертков.
– Смотреть надо, куда идете, – буркнула она, не сбавляя ход.
– Дух Рождества, – съязвила Мэри, одной рукой застегивая пальто, а другой придерживая набитый подарками пакет. – Паб вон там, за аптекой. – Она показала подбородком на противоположный тротуар. – Все из-за этого дурацкого трезвона, не иначе. Любое настроение убьет.
Она принялась лавировать в толпе между зонтиками. Дануорти подумал, не накинуть ли пальто, но решил, что ради двух шагов не стоит, и последовал за Мэри, уворачиваясь от зонтов и одновременно пытаясь отгадать, какой гимн электронные колокола терзают теперь. Видимо, «Джингл белз», хотя на слух больше напоминало помесь рожка, трубящего атаку, и погребального звона.
Мэри застряла на тротуаре напротив аптеки, снова копаясь в своей сумке.
– Что это за жуткое дребезжание? – Она достала складной зонтик. – «О малый город Вифлеем»?
– «Джингл белз», – поделился догадкой Дануорти, шагая на проезжую часть.
– Джеймс! – Мэри схватила его за рукав.
Переднее колесо велосипеда просвистело в нескольких сантиметрах, педаль задела Дануорти по ноге.
– Улицу переходить научитесь! – ругнулся велосипедист, вильнув в сторону.
Дануорти попятился и чуть не сбил с ног шестилетку с мягким Сантой в руках. Мама ребенка испепелила Дануорти взглядом.
– Осторожнее, Джеймс. – Мэри перевела его через дорогу сама.
Пошел дождь. Нырнув под козырек аптеки, Мэри попыталась открыть зонт. На витрине, обрамленной зеленой с золотом мишурой, между флаконами туалетной воды торчала табличка: «Спасем колокола Марстонской приходской церкви. Пожертвования в благотворительный фонд».
Колокола кончили издеваться над «Джингл белз» или «Малым городом Вифлеемом» и принялись за «Вот волхвы с востока идут» – Дануорти узнал минорную тональность.
Зонт у Мэри никак не раскрывался. Она сунула его обратно в сумку и зашагала по тротуару. Дануорти пустился следом, обходя встречных прохожих, и, миновав писчебумажный и табачный магазины с мигающими красно-зелеными гирляндами, вошел в дверь, которую придерживала для него Мэри.
Очки тут же запотели. Он снял их и принялся протирать о лацканы пальто. Мэри плотно закрыла дверь, погружая расплывчатое коричневое нутро паба в блаженную тишину.
– Ох ты, – огорчилась Мэри. – А я еще уверяла, что они не любители мишуры.
Дануорти надел очки. Полки за барной стойкой перемигивались бледно-зелеными, розовыми и анемично-голубыми огоньками гирлянд. В углу вращалась на подставке искусственная елка.
Больше в узком помещении паба никого не было, кроме корпулентного мужчины за стойкой. Мэри протиснулась между двумя пустыми столиками в самый угол.
– По крайней мере, здесь не слышно трезвона, – водружая сумку на скамью, порадовалась она. – Нет, я сама схожу принесу. Ты сиди. Этот велосипедист тебя чуть не угробил.
Мэри выудила из сумки несколько мятых фунтовых бумажек и отправилась к бару.
– Две пинты горького, – попросила она и обернулась к Дануорти. – Из еды что-нибудь взять? Есть сэндвичи и гренки с сыром.
– Заметила, как Гилкрист сиял улыбкой Чеширского кота над терминалом? Даже не обернулся посмотреть, переправилась Киврин или так и лежит полумертвая посреди комнаты.
– И еще хорошего крепкого виски, пожалуй, – дополнила заказ Мэри.
Дануорти сел. На столе пристроился рождественский вертеп с крохотными пластмассовыми овечками и полуголым младенцем в яслях.
– Гилкристу следовало бы перебросить ее непосредственно с раскопа. Расчеты для удаленной переброски в разы сложнее, чем для локальной. Хотя, наверное, надо сказать спасибо, что он ее еще и одномоментной не отправил. Этот оператор-стажер совсем ничего посчитать не мог. Я боялся, что, заполучив Бадри, Гилкрист решит по такому случаю перекинуть Киврин одномоментно, а не в реальном времени.
Дануорти переставил одну из овечек поближе к пастуху.
– Если он вообще понимает, что это разные вещи. Знаешь, что он ответил на мои просьбы провести хотя бы одну пробную переброску? «Если случится неприятность, мы ведь можем вернуться пораньше во времени и вытащить мисс Энгл еще до происшествия?» То есть он ни малейшего представления не имеет ни о принципах работы сети, ни о временных парадоксах, ни о том, что все происходящее с Киврин в прошлом будет реально и необратимо.
Мэри протиснулась между столиками, неся в одной руке виски, а в другой с трудом удерживая две пинтовые кружки. Виски она поставила перед Дануорти.
– Вот. Прописываю как врач всем пострадавшим в велокатастрофах и всем папашам, страдающим гиперопекой. По ноге заехал?
– Нет.
– Был у меня на прошлой неделе такой же пострадавший. Из ваших, с кафедры XX века. Только что вернулся с Первой мировой. Две недели под пулями в битве на Марне – и ни царапины, а потом взял и попал под «пенни-фартинг»* на Брод-стрит. – Она пошла назад к бару за гренками с сыром.
----------------сноска------------------
* Пенни-фартинг – модель велосипеда, вошедшая в моду в 70-х годах XIX века. Название получила за большую разницу в диаметрах переднего и заднего колеса, напоминавшую разницу между более крупной (пенни) и более мелкой (фартинг) английскими монетами.
-------------------------------------------
– Ненавижу притчи, – сказал Дануорти, поднимая пластмассовую фигурку Марии в голубом платье с белым плащом. – Если бы он все-таки послал ее одномоментной, ей хотя бы не грозила смерть от холода. Надо было найти ей что-нибудь потеплее, чем то кроличье одеяльце. Неужели Гилкристу не пришло в голову, что 1320-й – это уже начало Малого ледникового периода?
– Я поняла, кого ты мне напоминаешь, – заявила Мэри, ставя на стол тарелку и салфетки. – Мамашу Уильяма Гаддсона.
Удар ниже пояса. Уильям Гаддсон учился на первом курсе, и его мать за первый семестр успела наведаться в Оксфорд уже шесть раз, первый – чтобы привезти Уильяму меховые наушники.
– Без них он простудится, – объяснила она Дануорти. – Уилли всегда подхватывал простуду в два счета, а уж теперь, вдали от дома, и подавно. Его куратор совершенно о нем не заботится, хотя я неоднократно проводила с ним беседы.
Уилли был крепок, словно дуб, и так же «восприимчив» к простуде.
– Я уверен, что ваш сын не пропадет, – сказал он тогда миссис Гаддсон, совершив тем самым огромную ошибку. Она тут же внесла Дануорти в список тех, кто не желает как следует заботиться о Уилли, но при этом не перестала являться каждые две недели с витаминами и требованием исключить Уилли из команды гребцов, чтобы он не переутомлялся.
– Не надо сравнивать меня с миссис Гаддсон. Гиперопека тут ни при чем. В XIV веке полно разбойников и лиходеев. И еще кого похуже.
– Точно так же миссис Гаддсон отзывалась об Оксфорде, – заявила Мэри, безмятежно отпивая эль. – Я ей на это сказала, что невозможно бесконечно ограждать Уилли от жизни и держать под колпаком. И у тебя не получится оградить Киврин. Ты ведь сам историк, в вашей науке ничего не добьешься, прячась дома под кроватью. Тебе все равно пришлось бы ее отпустить, несмотря на опасности. Любой век тянет на десятку, Джеймс.
– В нашем веке нет чумы.
– Зато была Пандемия, унесшая тридцать пять миллионов жизней. А в 1320 году чумы в Англии тоже не было. Она дошла до нас только в 1348-м. – Мэри поставила кружку на стол, и фигурка Марии повалилась на спину. – А даже если бы была, Киврин чума не грозит. Я ей вколола противочумную вакцину – Она печально улыбнулась Дануорти. – У меня тоже случаются приступы миссис-гаддсонита. И потом, чумой Киврин точно не заболеет, потому что именно этого мы и боимся. То, чего боишься, никогда не случается. Случается то, о чем и думать не думаешь.
– Спасибо, утешила. – Дануорти поставил бело-голубую фигурку Марии рядом с Иосифом. Фигурка снова упала, и он осторожно ее поправил.
– Конечно, утешила, Джеймс, – горячо возразила Мэри. – Очевидно же, что ты перебрал все несчастья, которые только могут обрушиться на Киврин. А значит, с ней все в полном порядке. Сидит, наверное, сейчас в замке и обедает фазаньим пирогом – хотя нет, наверное, там время суток отличается от нашего?
Дануорти кивнул.
– Сдвиг будет обязательно – какой величины, одному богу известно, Гилкрист ведь не проводил проверку параметров. По прикидкам Бадри – несколько дней.
Или несколько недель. И тогда, угодив в середину января, Киврин не сориентируется по церковным праздникам. Но даже при разнице в несколько часов она может оказаться на Оксфордско-Батской дороге глухой ночью.
– Лишь бы не пропустила Рождество, – вздохнула Мэри. – Она так хотела посмотреть средневековую рождественскую службу.
– До Рождества там еще две недели. У них Юлианский календарь. На Григорианский перешли только в 1752 году.
– Знаю. Этот аспект мистер Гилкрист в своей речи тоже осветил. Устроил длинный экскурс в историю календарной реформы и разницу в датах между старым стилем и новым. В какой-то момент я даже подумала, что он сейчас начнет диаграммы рисовать. И какое там сегодня число получается?
– Тринадцатое декабря.
– Может, оно и к лучшему, что мы не знаем точно, какое у нее там время. Когда Дейдра с Колином уезжали на год в Штаты, я с ума сходила от волнения, но все невпопад. Например, мне мерещилось, что Колин попадает под машину по дороге в школу, а у них как раз глухая ночь стояла. Чтобы страхи сбылись, надо представлять несчастье во всех подробностях, включая погоду и время суток. Я еще немного поволновалась из-за того, что не понимаю, о чем волноваться, а потом успокоилась совсем. Наверное, с Киврин будет то же самое.
Похоже на то. Он действительно представлял Киврин такой, какой запомнил перед отправкой, – распростертой среди раскиданных сундуков – но ведь наверняка все уже изменилось. С момента переброски прошел почти час. Даже если поблизости не появится никакой путник, на дороге лежать холодно, да и не станет Киврин покорно выжидать с закрытыми глазами, очутившись в Средневековье, это просто невозможно.
Он сам, впервые попав в прошлое, тоже не стоял столбом. Его переместили глухой ночью во внутренний двор колледжа, велев не сходить с места, пока сеть не откроется снова. Но разве устоишь смирно, когда ты в Оксфорде 1956 года и знаешь, что с привязкой будут возиться минут десять, не меньше? Он промчался четыре квартала по Брод-стрит – посмотреть на старую Бодлеинку – и чуть не довел оператора до инфаркта, опоздав к открытию сети.
И Киврин не станет столько времени лежать с закрытыми глазами, когда вокруг раскинулось Средневековье. Дануорти вдруг увидел ее воочию, как она стоит в своем непрактичном белом плаще на Оксфордско-Батской дороге, готовая в любую секунду шлепнуться обратно на землю при виде ничего не подозревающего путника, а сама при этом восторженно шепчет в молитвенно сложенные ладони обо всем, что происходит вокруг. Беспокойство тут же отступило.
Ничего, через две недели она пройдет через сеть обратно, закутанная в потрепанный и перепачканный плащ, и расскажет тысячи леденящих душу историй со счастливым концом, которые еще не одну неделю будут преследовать его в ночных кошмарах.
– Ты же знаешь, Джеймс, с ней все будет отлично, – нахмурившись, повторила Мэри.
– Знаю. – Он сходил к бару и принес им еще по полпинты. – Во сколько, ты сказала, твой внучатый племянник приезжает?
– В три. Он сюда на неделю, а я понятия не имею, что с ним делать. Кроме как беспокоиться, конечно. Наверное, можно сводить его в музей Ашмола… Дети ведь любят музеи? Плащ Покахонтас и прочие диковинки?
Дануорти вспомнил плащ Покахонтас – заскорузлый кусок серой тряпки, напоминающей оттенком злосчастный шарф.
– Я бы предложил Музей естествознания.
В паб ворвались дребезжащие аккорды «Динь-дон слышно в вышине». Дануорти в тревоге оглянулся на дверь. На пороге стоял его секретарь, близоруко щурясь в полумрак.
– Может, запустить Колина в башню Карфакс, чтоб испортил карильон? – высказала Мэри крамольную мысль.
– Это Финч. – Дануорти вскинул руку, привлекая его внимание, но тот уже и сам направлялся к их столу.
– Я вас везде ищу, сэр. У нас нелады.
– С привязкой?
– С привязкой? – недоуменно переспросил секретарь. – Нет, сэр. С американками. Они прибыли слишком рано.
– Какие еще американки?
– Звонари. Из Колорадо. Женская гильдия мастеров переменного звона Западных штатов.
– Еще колокола? Нам своих мало, хотите сказать? – воскликнула Мэри возмущенно.
– Я думал, они двадцать второго приезжают, – удивился Дануорти.
– Сегодня и есть двадцать второе, – ответил Финч. – Должны были приехать днем, но концерт в Эксетере отменили, поэтому они опережают график. Я позвонил на кафедру медиевистики, и Гилкрикст сказал, что, видимо, вы пошли праздновать. – Он покосился на пустую кружку Дануорти.
– Я не праздную. Я жду, пока будет готова привязка на мою практикантку. – Он взглянул на часы. – Еще не меньше часа ждать.
– Вы обещали устроить им экскурсию по местным колокольням, сэр.
– Правильно, зачем тут сидеть? – подхватила Мэри. – Я могу позвонить тебе в Баллиол, когда установят привязку.
– Вот когда установят, тогда я с ними и встречусь, – не сдавался Дануорти. – Поводите гостей по колледжу, а потом накормите обедом. Как раз около часа и выйдет.
Финча предложение не обрадовало.
– Они здесь только до четырех. Вечером у них концерт на ручных колокольцах в Или, и они очень хотели посмотреть колокола в Крайст-Черче.
– Так и сводите их в Крайст-Черч. Покажите «Большого Тома». Поднимитесь на башню Святого Мартина. Или в Нью-Колледж. А я приду сразу как освобожусь.
Финч хотел уточнить что-то еще, но передумал.
– Я скажу им, что вы через час подойдете, сэр. – Он направился к двери, однако с полдороги вернулся. – Да, чуть не забыл, сэр. Звонил викарий, интересовался, будете ли вы читать из Евангелия на межконфессиональной рождественской службе. В этом году она проводится в церкви Святой Девы Марии.
– Передайте, что буду, – кивнул Дануорти, радуясь, что Финч наконец отстал от него со звонарями. – И еще попросите, чтобы пустил нас днем на колокольню, когда я приведу этих американок.
– Да, сэр. Может быть, свозить их в Иффли? Там чудесные образцы XI века.
– Непременно, – согласился Дануорти. – В Иффли обязательно. А я как только, так сразу.
Финч открыл рот и тут же закрыл.
– Да, сэр, – сказал он и вышел на улицу под аккомпанемент хорала «Падуб и плющ».
– Что-то ты с ним слишком сурово, не находишь? – спросила Мэри. – Американцы, вообще-то, страшные люди.
– Вот увидишь, через пять минут он вернется спросить, в Крайст-Черч сначала вести или куда. Никакой инициативы у человека.
– Я думала, тебе как раз это в молодежи и нравится, – съязвила Мэри. – Зато не сбежит в Средневековье.
Дверь открылась, снова впуская внутрь «Падуб и плющ».
– Вот и Финч, с животрепещущим вопросом, чем кормить звонарей на обед.
– Паровым мясом и разваренными овощами, – подсказала Мэри. – Американцы любят рассказывать страшилки про нашу кухню. Ох, боже.
Дануорти обернулся. На пороге в ореоле хмурого уличного света стояли Гилкрист и Латимер. Гилкрист, широко улыбаясь, что-то говорил, перекрикивая колокольный перезвон. Латимер сражался с большим черным зонтом.
– Наверное, надо проявить вежливость и пригласить их к нам? – предположила Мэри.
Дануорти потянулся за пальто.
– Проявляй, если хочешь. Я не собираюсь слушать, как эти двое поздравляют друг друга с тем, что отправили зеленую студентку к черту на рога.
– Ты снова заговорил как сам-знаешь-кто. Случись что серьезное, они бы сюда не пришли. Наверное, Бадри закончил с привязкой.
– Рановато как-то, – усомнился Дануорти, но все же сел на место. – Скорее, он их выгнал, чтобы не торчали над душой.
Гилкрист, видимо, заметил вставшего Дануорти и развернулся, собираясь выйти, но Латимер уже подходил к столу. Гилкрист направился следом, стирая улыбку с лица.
– Есть привязка? – спросил Дануорти.
– Привязка? – не понял Гилкрист.
– Да, привязка. Местоположение Киврин во времени и пространстве, дающее возможность забрать ее потом оттуда.
– Ваш оператор говорит, что для определения координат ему нужен еще как минимум час, – процедил Гилкрист. – Он всегда так копается? Сказал, что придет за нами, когда все будет готово, но по предварительным показателям переброска прошла успешно, и сдвиг получился минимальный.
– Отлично! – с облегчением выдохнула Мэри. – Присаживайтесь. Мы тут пропустили по пинте в ожидании привязки. Заказать вам что-нибудь? – спросила она Латимера, который застегивал укрощенный зонт.
– Почему бы и нет? – согласился Латимер. – В конце концов, сегодня великий день. Капельку бренди, пожалуй. «И доброе вино на стол поставил, и текло оно весь вечер за веселым разговором»*. – Он принялся вылавливать хвостик застежки, запутавшейся в спицах зонта. – Наконец у нас появилась возможность воочию наблюдать отмирание флексий у прилагательных и переход к именительному единственного числа.
----------сноска------------------
* Цитата из «Кентрберийских рассказов» Д. Чосера, здесь и далее цитируется в переводе И. Кашкина, О. Румера, Т. Поповой
-------------------------------------
«Великий день», – не удержался от сарказма Дануорти, но и он почувствовал невольное облегчение. Сдвиг, вот что его беспокоило. Это самый непредсказуемый аспект переброски, даже с проверкой параметров. Теоретически, сдвиг служит защитным механизмом, оберегающим Время от парадоксов. С помощью сдвига вперед во времени сеть предотвращает столкновения, встречи, поступки, способные повлиять на ход истории, аккуратно пронося путешественника мимо того момента, когда он мог бы застрелить Гитлера или спасти тонущего ребенка.
Однако определять эти критические моменты и рассчитывать, каким окажется сдвиг в данной конкретной переброске, теория сети так и не научилась. Какую-то вероятность дает проверка параметров, но Гилкрист ведь обошелся без проверки. А значит, Киврин могло сместить и на две недели, и на месяц. Чего доброго угодила в апрель в своем меховом плаще и зимнем киртле.
С другой стороны, Бадри прогнозировал минимальный сдвиг. Тогда разница составит пару дней, и у Киврин будет уйма времени определиться в числах и прибыть на стыковку в назначенный срок.
– Мистер Гилкрист, – услышал он голос Мэри, – вам бренди заказать?
– Нет, спасибо.
Мэри выудила еще одну смятую банкноту и пошла к бару.
– Ваш оператор вроде бы справляется успешно, – заявил Гилкрист. – Кафедра медиевистики согласна подрядить его и на следующую переброску. Мы хотим отправить мисс Энгл в 1355 год, пронаблюдать последствия чумы. Исторические источники в этом отношении абсолютно ненадежны, особенно когда речь заходит о показателях смертности. Принятая цифра в пятьдесят миллионов погибших не выдерживает никакой критики, как и подсчеты, согласно которым чума выкосила от одной трети до половины населения Европы. Очень хотелось бы, чтобы мисс Энгл посмотрела на это профессиональным взглядом.
– А вы не слишком торопите события? – спросил Дануорти. – Может, пусть Киврин сперва вернется живой или хотя бы благополучно прибудет в 1320 год?
Гилкрист оскорбился.
– Мне кажутся крайне несправедливыми ваши бесконечные намеки, будто медиевистика не способна провести студенческую практику. Уверяю вас, мы все тщательно продумали. Все аспекты путешествия Киврин просчитаны до мельчайших подробностей. Вероятностный расчет оценивает частоту появления путников на Оксфордско-Батской дороге в один и шесть десятых часа, а правдоподобие рассказа Киврин о нападении разбойников – в девяносто два процента, поскольку тогда такие нападения случались сплошь и рядом. Вероятность ограбления путника в Окфордшире – сорок два с половиной процента зимой, пятьдесят восемь и шесть десятых процента летом. В среднем, разумеется. В определенных частях Отмура и Вичвуда, а также на второстепенных дорогах шансы подвергнуться нападению значительно возрастали.
Откуда, интересно, такие результаты? В «Книге Страшного суда» не перечислены воры (за возможным исключением ее составителей, королевских переписчиков, которые иногда не только переписывали, но и прибирали к рукам все, что плохо лежит), а разбойники той поры вряд ли вели учет ограбленных и убитых, аккуратно отмечая места на карте. Догадаться о том, что кто-то погиб в пути, можно было исключительно де-факто: уехал и не вернулся. А сколько народу обрело вечный покой в глухом лесу, без могилы и надгробия...
– Будьте уверены, мы приняли все необходимые меры, чтобы обезопасить Киврин, – заявил Гилкрист.
– Провели проверку параметров? Пробные переброски, тесты на симметрию?
Вернулась Мэри.
– Прошу вас, мистер Латимер. – Она поставила перед ним стакан с бренди и села рядом, повесив мокрый зонт старика на спинку скамьи.
– Я тут убеждаю мистера Дануорти, что все аспекты переброски нами досконально изучены и просчитаны. – Гилкрист взял фигурку волхва с позолоченным ларцом. – Например, окованный медью ларчик в пожитках – точная копия ларца с драгоценностями из музея Ашмола. – Он вернул волхва на место. – Даже вымышленное имя мисс Энгл – результат кропотливых исследований. Изабель чаще остальных женских имен упоминается в свитках тяжб и королевском реестре с 1295 по 1320 годы.
– На самом деле это искаженная форма имени Елизавета, – провозгласил Латимер, словно с лекционной кафедры. – Оно получило широкое распространение в Англии начиная с XII века и предположительно ведет начало от Изабеллы Ангулемской, супруги короля Иоанна.
– Киврин, насколько я знаю, подстраивалась под реально существующего исторического персонажа – Изабель де Боврье, дочь знатного йоркширского феодала, – сказал Дануорти.
– Правильно, – подтвердил Гилкрист. – У Жильбера де Боврье было четыре дочери подходящего возраста, но их имена не значились в свитках. Обычная практика. Женщин часто указывали только по фамилии и степени родства, даже в приходских книгах и на надгробиях.
Мэри успокаивающе похлопала Дануорти по руке.
– А почему вы выбрали Йоркшир? – поспешно спросила она. – Не слишком ли далеко знатная девица забралась от родных мест?
«Она в семи сотнях лет от родных мест, – подумал Дануорти. – В том веке, где женщина не удостаивалась даже имени на могиле».
– Так предложила сама мисс Энгл, – пояснил Гилкрист. – Чтобы никто не попытался связаться с ее родными.
Или увезти «в отчий дом», за многие мили от места переброски. Киврин предложила. Наверное, все остальное тоже придумала она, перелопатив горы казначейских свитков и приходских книг в поисках семьи с дочерью подходящего возраста, не приближенной ко двору, живущей достаточно далеко в ист-райдингской глуши, чтобы снег и непроезжие дороги помешали доброму вестнику сообщить семейству Боврье о благополучном скором возвращении потерянной дочери.
– Медиевистика уделила такое же пристальное внимание и прочим деталям переброски, – продолжал Гилкрист. – К примеру, предлог, под которым она отправилась в дальнюю дорогу – болезнь брата. Мы удостоверились, что в 1319 году в этой части Глостершира свирепствовал грипп, хотя могли бы не трудиться понапрасну – в Средние века болезни были частым явлением, и он с таким же успехом мог подхватить холеру или заражение крови.
– Джеймс… – предостерегла Мэри.
– Наряд мисс Энгл сшит вручную. Голубая ткань для платья также окрашена вручную с помощью вайды – по средневековому рецепту. И мисс Монтойя тщательно исследовала деревню Скендгейт, где Киврин проведет эти две недели.
– Если доберется, – вставил Дануорти.
– Джеймс…
– Как вы помешаете доброму путнику, появляющемуся на дороге с вероятностной частотой в одну и шесть десятых часа, сдать Киврин в монастырь в Годстоу или в лондонский бордель – или объявить ведьмой, увидев ее появление из ниоткуда? Как вы убедитесь, что добрый путник на самом деле добрый, а не разбойник, нападающий на сорок два с половиной процента проезжающих?
– Согласно вероятностным расчетам, шанс появления кого-то вблизи места переброски составляет не более четырех сотых процента.
– Ой, смотрите, вот и Бадри! – Мэри встала между Гилкристом и Дануорти. – Как вы быстро управились. Все в порядке с привязкой?
Бадри пришел без пальто, в мокром лабораторном халате.
– Вы совсем продрогли, – забеспокоилась Мэри, глядя на его осунувшееся от холода лицо. – Идите сюда, садитесь. – Она показала на свободное место рядом с Латимером. – Я принесу бренди.
– Сделал привязку? – спросил Дануорти.
– Да. – У промокшего Бадри зуб на зуб не попадал.
– Молодец! – Гилкрист, поднявшись, хлопнул его по плечу. – А говорили, еще около часа понадобится. По такому случаю нужен тост. У вас найдется шампанское? – крикнул он бармену и, снова хлопнув Бадри по плечу, направился к бару.
Бадри уставился ему вслед, дрожа и растирая озябшие плечи. Вид у него был какой-то рассеянный, отсутствующий.
– Ты точно установил привязку? – переспросил Дануорти.
– Да, – не отрывая взгляда от Гилкриста, ответил Бадри.
Мэри вернулась за стол, неся бренди.
– Вот, держите, грейтесь. Как врач рекомендую.
Бадри, нахмурившись, уставился на стакан, будто не вполне понимая, что перед ним. Зубы у него по-прежнему стучали.
– Что такое? – забеспокоился Дануорти. – С Киврин все в порядке?
– Киврин, – глядя на стакан, повторил Бадри, а потом вдруг будто очнулся и поставил бренди на стол. – Пойдемте со мной. – Он начал проталкиваться между столиками к двери.
– Что случилось? – Дануорти вскочил. Фигурки в вертепе попадали, а одна из овец, прокатившись по столу, свалилась на пол.
Бадри открыл дверь под «Возрадуйтесь, добрые христиане!» в колокольном исполнении.
– Бадри, подождите, мы же хотели тост! – окликнул его Гилкрист, вернувшийся с бутылкой и охапкой бокалов.
Дануорти потянулся за пальто.
– Что такое? – всполошилась Мэри, хватая свою сумку. – Не получилась привязка?
Дануорти не ответил. Сграбастав пальто, он поспешил за Бадри. Оператор уже прошагал половину улицы, продираясь сквозь прохожих, будто не замечая их вовсе. Дождь лил стеной, но Бадри не замечал и его. Дануорти кое-как набросил пальто и вклинился в толпу.
Что-то случилось. Либо все-таки сдвиг, либо стажер напутал в расчетах. Или какая-то поломка в самой сети. Хотя там и безопасность, и фильтры, и отмены. Нет, если технический сбой в сети, Киврин просто не переместилась бы. А Бадри сказал, что привязка установлена.
Значит, сдвиг. Это единственная накладка, которая не прервала бы переброску.
Бадри перешел улицу, едва не попав под велосипед. Дануорти протиснулся между двумя женщинами с магазинными пакетами даже обширнее, чем у Мэри, перешагнул через вест-хайленд-уайт-терьера на поводке и отыскал взглядом Бадри на два дома впереди.
– Бадри! – позвал он. Оператор обернулся и врезался прямо в женщину средних лет с большим цветастым зонтом.
Она шла согнувшись, выставив зонт против ветра, и тоже не увидела Бадри. Зонт, расписанный лавандовыми фиалками, вывернулся наизнанку и полетел на тротуар, под ноги шагавшему напролом Бадри.
– Смотрите, куда идете! – сердито отчитала его женщина, хватая зонт за край. – Разве можно здесь так носиться?
Бадри посмотрел на нее, потом на зонт тем же отсутствующим взглядом, что и в пабе, но затем, извинившись, нагнулся за зонтом. Несколько секунд они с двух сторон сражались с фиалковым полем, пока Бадри наконец не подцепил зонт за ручку, не вывернул обратно и не подал хозяйке, раскрасневшейся то ли от ярости, то ли от холода.
– Извините?! – возмущенно передразнила она, поднимая ручку зонта над головой, словно собираясь обрушить ее на Бадри. – Это все, что вы можете сказать?
Он рассеянно провел рукой по лбу, а потом, как и в пабе, словно очнулся, и снова припустил почти бегом. В ворота Брэйзноуза, через внутренний двор, в боковую дверь лаборатории и по галерее в помещение сети. Когда Дануорти вошел, Бадри уже сгорбился за терминалом, хмурясь на экран.
Дануорти боялся, что увидит там сплошной «снег» или, хуже того, черноту, но на экране шли ровные колонки цифр и матрицы.
– Привязка установлена? – спросил Дануорти, пытаясь отдышаться.
– Да. – Бадри перестал хмуриться, однако смотрел по-прежнему отрешенно, словно ему стоило больших сил сосредоточиться. – Когда… – начал он и, затрясшись в ознобе, будто забыл, что хотел сказать.
Хлопнула стеклянная дверь, в лабораторию вошли Гилкрист и Мэри, а за ними Латимер, складывающий зонт.
– Что такое? Что случилось? – спросила Мэри.
– Что «когда», Бадри? – теребил его Дануорти.
– Я сделал привязку. – Оператор повернулся к экрану.
– Это она и есть? – Гилкрист навис у него над плечом. – И что значат все эти символы? Переведите для несведущих.
– Когда было что? – повторил Дануорти.
Бадри потер лоб рукой.
– Что-то не так.
– Что именно? – воскликнул Дануорти. – Сдвиг? Там получился сдвиг?
– Сд-д-двиг? – едва выговорил оператор, выбивая зубами дробь.
– Бадри. – Мэри наклонилась к нему. – С вами все хорошо?
Тот снова посмотрел своим блуждающим взглядом, словно обдумывая ответ.
– Нет, – наконец выдавил он и повалился ничком на пульт.
