Букварный мир
Хорошие традиции нужно соблюдать: издательство "АСТ" привычно начало знакомить нас с футуристическим циклом Нила Стивенсона начиная со второй книги. Тем самым была, увы, нарушена определенная драматургическая задумка автора.

В начале был роман "Snow Crash". Перевод его названия пока не устоялся: с равным успехом это может быть и "Лавина", и "Снежный обвал", и "Снегопад", и "Метель", причем предпочтительнее варианты, имеющие вторым значением "белый шум" на экране телевизора - это обусловлено уже эпиграфом романа. Из "Снегопада" мы должны были узнать, как же наш мир дошел до жизни такой, какой она описана в "Алмазном веке". Хитрость (и даже коварство) автора заключается в том, что будущее, описанное во втором романе, с точки зрения героев первого романа так же трудновообразимо, как и с нашей точки зрения. Логика развития мира Нила Стивенсона вовсе не линейна, но она есть - и, к сожалению, при нарушении порядка издания книг цикла утрачивается.

"Алмазный век, или Букварь для благородных девиц" (он издан в отличном переводе Е.Доброхотовой-Майковой) - роман концептуальный во многих смыслах.

Концепция нанотехнологий, тотально захвативших быт, сама по себе не нова. У Стивенсона она выступает как основа описанного им мироустройства - точно так же, как для современного информационного мира принципиальной технологией являются компьютерные сети. "Алмазный век" основан на системах наносборки всего мыслимого и немыслимого - от искусственной пищи до искусственных островов и живых организмов. Это - базис. Надстройка же куда интереснее. Социальное устройство описанного Стивенсоном "прекрасного нового мира" движимо множеством парадоксов. Глобализация стала тотальной, информационные технологии и системы наносборки обеспечили единство мировой экономики и положили конец межгосударственной разобщенности. Мир стал един. Но при этом социальную структуру стал диктовать индивидуальный выбор каждым человеком наиболее симпатичного именно ему образа жизни. Каждый может присоединиться к любому сообществу ("филе"), если сообщество его примет. Практически на одной территории могут соседствовать "филы" марксистов-маоистов, неовикторианцев, руссоистов, конфуцианцев, гандистов, приверженцев бесчисленных религий и сект, сообщества открытые и закрытые, тоталитарные и либертарианские. Каждая партия или группа получила возможность на практике построить для себя (но только для себя!) свою Утопию.

В итоге единый мир оказался куда более раздробленным, чем мир разобщенный.

Ирония этой картинки сама по себе показательна. Например, убежденный антиглобалист увидит в ней аргументы в пользу своих воззрений, а сторонник теорий культурной и экономической глобализации - в пользу своих. Каждый из них будет прав, продолжая при этом заблуждаться, что как нельзя лучше иллюстрирует и подтверждает оправданность созданной Стивенсоном новой модели мироустройства. Мечты сбылись, но мир, в котором каждый человек может обрести при желании свою Телемскую обитель, оказывается местом до крайности неуютным для всех.

Другая важная авторская концепция - интерактивная педагогика. Здесь Стивенсон следует путем вполне традиционным, хотя и не отказывает себе в удовольствии над традицией слегка поиздеваться. Воспитание "нового человека" в романе описано как универсальная технология, но итог ее все равно зависит от непредусмотренного "человеческого фактора". Нелл, маленькая девочка из деклассированной семьи случайно получает интерактивную говорящую книгу-букварь, которая учит ее читать, дает ей через игровые ситуации образ оптимального поведения, ориентируясь при этом на реальные потребности ребенка в принятии тех или иных решений. За десять с лишним лет книга проживает с Нелл целую жизнь, создавая из нее поразительно цельную и сильную личность, человека, готового на творчество и насилие, на благородство - и на принесение горьких жертв. Букварь создает из Нелл настоящего лидера.

Но та же самая книга в других случаях воспитывает личности совершенно других типов. Итог зависит еще и от личности, которая стоит за тем или иным экземпляром книги, даже если роль этой личности сводится к произнесению заданного книгой текста. И в тех случаях, когда книга используется без "живого" чтеца, а с искусственным генератором голоса, итогом воспитания оказывается "винтик", идеальный подчиненный...

Подходя к финалу романа и рецензии, я испытываю примерно одинаковую неудовлетворенность. Рецензия заведомо не способна передать богатство и очарование романа, а финал "Алмазного века" автору, на мой взгляд, просто не удался. Стивенсону понадобилось подвести черту под сюжетом и он описал один из более-менее локальных кризисов созданного им мироустройства. Получилось это вполне искусственно. Утешаюсь тем, что такой финал никак не умаляет сложности и занятности построенной в романе художественной модели, которая в этом случае и определяет мою оценку книги.

Я ее люблю.



Сергей Бережной

"Звездная дорога", № 4 за 2003 год.



http://barros.rusf.ru/article211.html

[end] В виртуальной броне, а чаще, как правило, без... [title end]

Говорят, Эрнест Хемингуэй собирал записи с музыкой Арама Хачатуряна и кожаные мокасины, но к литературным призам относился без особого трепета. Не знаю, честолюбив ли писатель Нил Стивенсон, но если награды ему не совсем безразличны, то жемчужиной его коллекции может считаться премия "Prix Ars Electronica", одна из самых престижных в области электронного искусства. В 2000-м году он получил эту премию в номинации "Интернет" в обход сетевых художников, уже готовившихся праздновать победу, — с формулировкой "за книги, вдохновившие разработчиков компьютерных программ". Конкурентам осталось только скрежетать зубами и исходить желчью на своих веб-страничках. Нехило, а?

31 октября 2003 Нилу Тауну Стивенсону стукнуло 44 года. Его родители — профессиональные ученые, причем отнюдь не гуманитарии: отец — профессор электротехники, мать — сотрудница биохимической лаборатории. В отличие от Гибсона и Стерлинга, с которыми его часто сравнивают, в годы студенчества Стивенсона интересовали вещи, достаточно далекие от филологии.

"...Он сначала изучал физику, — пишет переводчица Е.Доброхотова-Майкова, — потом переключился на географию, чтобы иметь больше времени для работы на университетском компьютере. В детстве читал почти исключительно фантастику, особенно — Нортон и Хайнлайна, значительно позже огромное впечатление на него произвел "Neuromancer" Уильяма Гибсона — книга, с которой начался киберпанк. Первые два романа прошли незамеченными, и... Стивенсон попытался вместе с родственником написать под псевдонимом что-нибудь массовое (потому что, по его словам, устал писать книги, которые прочтут 500 человек). Парадоксально, но их покупали уже как книги автора "Snow Crash", который имел оглушительный успех и мгновенно взлетел на первые места в списках бестселлеров..."

Премия "Хьюго", которой удостоен "Алмазный век" ("The Diamond Age: or, A Young Lady's Illustrated Primer", 1995) — еще одна жемчужина в коллекции призов Стивенсона. Киберпанки любят описывать общество, стоящее на грани глобальных перемен, — это придает остроту ощущениям. Мир, в котором происходит действие романа Стивенсона, эту грань уже перешагнул, и не единожды. Не сразу разберешься, утопия перед нами или антиутопия.

Высокоразвитые нанотехнологии, позволяющие буквально из ничего создавать почти любые предметы и материалы (бесплатно!), наконец-то решили проблему товарного изобилия. Но, как нетрудно догадаться, жизнь под лозунгом "халява, плиз!" на многих подействовала не лучшим образом. Там, где любое полуосознанное желание немедленно реализуется, вся созидательная энергия растрачивается впустую. Мир, в котором "все дозволено" — это не утопия, это тупик. Для движения вперед что-то постоянно должно подталкивать в спину, бурлить и клокотать в глубине, под толстой коркой льда. Нужна броня четко мотивированных запретов, жесткая система ценностей, существующая на уровне подсознания — без этого невозможно активное, бунтующее и созидающее начало.

У героев Стивенсона есть рецепт, как бороться с нарастающей социальной энтропией. Викторианская эпоха породила теорию психоанализа Зигмунда Фрейда. Подробное и четкое знание того, как устроена психология индивидуума и психология социума, легло в фундамент общества Викторианского Возрождения — самого мощного и динамично развивающегося государства "алмазного века". Теперь осталось добиться, чтобы броня не задавила насмерть тех, кто осмелился ее надеть...

Киберпанк в исполнении Гибсона и Стерлинга предельно индивидуалистичен, если не сказать — эгоистичен. Герои этих авторов начинают действовать только тогда, когда их прижмут к стенке. Среди персонажей Стивенсона к личной выгоде стремятся считанные единицы, и заканчивается это, как правило, плачевно. Он за ручку вводит читателей в мир, где плохие люди, конечно, есть, но не имеют сколь-либо значительного социального статуса и долго не живут — Хольм ван Зайчик нервно курит в коридоре.

Давненько я не получал от чтения книги такого удовольствия. Особенно от книги переводной. Нил Стивенсон рассказывает нам динамичную, парадоксальную и — странным образом! — удивительно трогательную историю. Вершина нововикторианской технологии, интерактивный "Букварь для благородных девиц", волею случая попавший в руки маленькой девочки из, мягко говоря, не самой благополучной семьи, заменяет ребенку родных, друзей, учителей... Ну, и дает толчок к возникновению принципиально нового социума, хотя как раз об этом читать не так интересно.

Василий Владимирский

«Мир фантастики и фэнтези», №4; декабрь 2003



http://www.mirf.ru/Articles/print24.html