После того, как мы пересекли долину, мы остановились у озера, которое заприметили с вершины горы. Когда на его поверхность падали лучи солнца, с неё поднималась дымка. Нам пришлось заплатить рейнджеру за право припарковаться, и взамен мы получили брошюру с картой, на которой были отмечены лагерные площадки и туалеты. На берегу озера было прохладней. Мы брели медленно и тихо. Впереди нас прыгали в воду лягушки, издавая короткое испуганное кваканье, и, как по волшебству, исчезали в грязи, когда мы приближались.

Слоган назвал породы уток, гогочущая стайка которых расположилась в центре озера.

- Вот это серые утки. Вон там? Американские свиязи. Мы называли их лысыми, когда я был твоего возраста. Рядом с ними обыкновенные гоголи. Вон та птичка, сверкающая белым пятном на голове? Это малый гоголь. Когда я был мальчишкой и жил в Теннесси, там были целые стаи этих ребят, прям миллионы.

Он всегда говорил о тех временах, когда был мальчишкой, и нельзя было не признать, что они явно были чуток получше моей ситуации.

- Куда они делись? – спросил я.

- Никуда они не девались, - отвечал он. – Их перестреляли.

Мы прошли вдоль покрытого галькой берега, на котором покоились каноэ и маленькие парусные шлюпки.

Впереди нас пронеслась сломя голову длинноногая птица, передвигаясь короткими, беспокойными рывками, всё время сохраняя расстояние между нами где-то футов пятнадцать.

- Это крикливый зуёк. Видишь, как крыло этой птички кажется повреждённым? Как она всё посверкивает нам своим белым пятном? Это чтобы одурачить хищников – в данном ошибочном случае, нас, - чтобы они подумали, будто у неё сломано крыло. Она пытается заманить нас подальше отсюда, отвлечь. Если ты подберёшься слишком близко, она улетит прочь, с ней всё в полном порядке. Вероятно, у неё гнездо неподалёку, скорей всего, в противоположном направлении тому, куда она бежит.

Мы остановились и смотрели на птицу до тех пор, пока она наконец не улетела прочь.

- Полагаю, идея, чтобы ты на какое-то время отправился со мной и Евой в Мемфис, была предана забвению?

Слоган и Ева, по большей части, Слоган, придумали план взять меня с собой домой, если и когда они наконец-то соберутся покинуть эти края. Домой в Мемфис, где я пожил бы с ними год или около того. Я уже провёл шесть недель предыдущего лета у своей бабушки в городе Форт-Лодердейл, так что этот план не казался мне совсем уж натянутым.

Он рассказал мне об этом пару недель назад:

- Подумай, насколько тебе же самому будет лучше убраться подальше от всего этого безобразия, всего испорченного семестра в школе? Я всего лишь предлагаю тебе сделать перерыв, отправиться с нами в Мемфис. На год. Мы пристроим тебя в школу, чтобы ты продолжал заниматься, ты не отстанешь.

- Я вырос в Мемфисе. Это чудесное место для мальчишки. И там множество других мальчишек, готовых составить компанию. Местечко на ферме. Она принадлежала моему отцу. У нас будет амбар. В тех краях теплее где-то на десять градусов, но в остальном всё как здесь.

Но мои отец и мать, в основном, мать, не повелись на это; по факту, услышав это предложение, она чуть с катушек не слетела, обозвав этот план абсурдным и сказав: «Я не позволю этой парочке похитить моего сына», что все остальные сочли довольно-таки выходящей за рамки интерпретацией ситуации, но никто ничего не сказал. Сплошь вопли и крики.

- Да, это сложная ситуация, - ответил я.

- Понял, - откликнулся он. – Я знал, что шансов мало, но я всегда любил рискнуть.

- Всё же…

- Пошли вернёмся к машине, - сказал он, и мы повернули назад.

- Люди всё время теряют верный путь, - сказал он, и я был уверен, что речь шла не о возвращении к машине. – И ты должен простить их, даже если ты не можешь помочь им вновь найти верную дорогу.

Я ответил:

- Я уже сказал им, что не поеду.

- Это то, чего ты действительно хочешь, или ты делаешь это просто потому, что они не позволили бы тебе уехать, даже если бы ты этого хотел?

Я поразмышлял об этом минутку, пока мы шли.

- Это для меня единственный способ поставить всё на свои места и сделать всех счастливыми, - отвечал я.

- Делать всех счастливыми – это не твоя работа, - сказал он, - что, как я полагаю, и составляет часть проблемы.

Я и не думал, что это была проблема. Это было просто то, как всё есть. Жизнь.

Мы прошли мимо кабины рейнджера, не проронив ни слова, словно опасаясь, будто он подслушивает.

- Слушай, должен тебе сказать, мы уезжаем утром, я и Ева. Возвращаемся в Мемфис. Мы приняли решение этим утром.

Я уставился на него.

- Я планировал оставаться здесь, пока не закончу кое-какие дела с твоим батей, - сказал он. – Но…

Под нашими ногами хрустел и трещал гравий на парковке.

- …после всего этого кипиша прошлой ночью и прочего… всего этого дерьма между твоей мамой и Дэйви…? – Он не закончил мысль.

Затем он сказал:

- Не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, что тирады твоей мамы не про Дэйви. Или, по крайней мере, не только про него. Он просто катализатор. Они про твоего батю, они про тебя. Они про меня и Еву тоже. Так что это одна из причин того, что мы собираемся драпануть, может, твоей маме от этого будет легче.