Эко Лоренс: Когда я выросла, оказалось, что стоило мне сесть в автобус, как начинали потеть руки, в такси у меня перехватывало дыхание, а уж если я сама садилась за руль – сердце колотилось в ушах, а в глазах темнело. Доходило, натурально, чуть ли не до обморока. Я была уверена: меня непременно раздавят в лепешку. То лобовое столкновение прочно прописалось у меня на подкорке и не давало покоя. В конце концов, я даже улицу перейти не могла – боялась, что кто-нибудь выскочит на красный свет. Вокруг меня медленно сжималось какое-то кольцо. Но тут, представьте, мне пришло в голову, как победить недуг: если удастся инсценировать и пережить аварию, то, значит, можно и страх искоренить. Просто тюкнуться легонько в чей-нибудь бампер. Тогда я бы убедилась, что люди гибнут в автокатастрофах так редко, что незачем трястись. И я стала следить за водителями, подыскивая себе идеального кандидата для аварии. Для идеальной игрушечной аварии. Бывало, подберу себе подходящий экземпляр, подъеду поближе, изготовлюсь, а там ребенок на заднем сиденье. Или водитель окажется таким зеленым юнцом, что по моей милости за следующую страховку с него неминуемо сдерут втридорога. Или сяду к кому-нибудь на хвост, а потом выяснится, что он работает за гроши, и только растянутой шеи ему не хватает. Однако смена амплуа явно пошла моей психике на пользу. Вместо того чтобы ждать, пока меня прикончит какой-нибудь безголовый водила, я сама стала выслеживать добычу. Как хищник, как охотник. Я выискивала жертву ночами напролет. Не перечесть водителей, за которыми я пристраивалась, решая, достойна ли их машина моего поцелуя. Идеальной жертвой оказался один парень с мертвым оленем, привязанным на крыше машины. Какой-то урод, убийца благородных животных, в камуфляжной куртке и шапке с ушами, на своем угробищном четырехдверном седане, а вдоль крыши привязан олень, и голова у бедняги свисает на лобовое стекло. Мертвого оленя не так-то просто упустить из виду даже в большом городе, так что, я петляла за ним окольными путями, держась на расстоянии, и ждала удобного случая пнуть его браконьерскую задницу. Чтобы не создать пробку и никого попутно не задеть. Понимаете, я гонялась за ним, как он гонялся за этой несчастной животиной. И ждала случая завалить его коронным выстрелом. На самом деле, у меня от этой охоты просто крышу сорвало. Я была в каком-то пьяном угаре. Я со свистом неслась на желтый свет, чтобы не отставать от него больше, чем на несколько машин. Когда он сворачивал, я нарочно притормаживала, а потом рулила туда же. Я спокойно пропускала машины вперед, чтобы он не заметил, как долго я уже маячу у него в зеркале заднего вида. И вдруг козлина испарился. Столько месяцев охоты насмарку – упустила идеального кандидата. Включился красный, но он просвистел вперед, а потом свернул за угол направо. Я дождалась зеленого, рванула за ним туда же, но он исчез. Квартал за кварталом, я вертела головой на всех перекрестках в надежде, что вот-вот мелькнет мой олень, бедный, почем зря застреленный олень, но впустую. Никого, хоть ты тресни. Зеро на палочке. И вот, я поехала домой, утешая себя тем, что хотя бы не придется иметь дело с бугаем-охотником над его покореженным задним крылом, как вдруг вижу – олень. Съехал с дороги и торчит под окошком забегаловки быстрого питания. Опускается водительское стекло, из него высовывается бородатая физиономия и что-то гавкает в микрофон. В люминесцентном свете от окошка кажется, что машина вся изъедена ржавчиной. В краске трещины. Почти вся машина цвета детской неожиданности, только водительская дверь небесно-голубая, а крышка багажника бежевая. Я съезжаю на обочину, жду. Рука из окошка протягивает белый пакет, водитель отсчитывает денежные бумажки. Еще один удар сердца – и поносная тачка выползает мимо бордюра на дорогу и сливается с потоком. И вот, пока он опять не смылся, я у него на хвосте. Затягиваю потуже ремень. Через секунду мой передний бампер врежется ему в зад. Глубокий вдох, глаза зажмурить – и газ в пол. И опять полное зеро. Тачка рванулась вперед и так быстро завихляла между машинами, что дохлая оленья задница с хвостом так и моталась из стороны в сторону у меня перед глазами. В погоне за ним я забыла, что у меня рука и нога висят без толку, что половина рта не может улыбаться. Мчась за ним, я перестала быть девчонкой и сиротой. Я видела перед собой только олений зад, что мелькает в потоке. Впереди загорелся красный. Поносная тачка мигает правыми поворотниками. На миг оленья задница скрылась из виду, пока я не свернула за ней. И там, на тихой улочке, без свидетелей и полиции, я зажмурилась посильнее – и раздался шмяк. Этот звук, он до сих пор стоит у меня в ушах. Мой перед так глубоко впечатался ему в кузов, что олень теперь болтался на соплях. Веревки порвались, и туловище не выдержало. Где-то в районе живота туша переломилась пополам, и там, внутри, вместо крови и внутренностей, все было белое. Сплошняком белое. Бородач распахнул дверцу, вылез и направился ко мне, в своем огромном камуфляжном ватнике. Уши от шапки хлопали в такт его шагам. - Твой вшивый олень, - говорю, - так он липовый. - Конечно, липовый, - отвечает мужик.