Эко Лоренс: Уже взрослой, я обнаружила, что в автобусе у меня потеют ладони, а в такси перехватывает дыхание. Когда садилась за руль, сердце стучало в ушах, в глазах темнело. Я только что в обморок не падала. Каждую секунду ждала беды. В подсознании жила память о той катастрофе, она вцепилась в меня и не думала отпускать. Дошло до того, что я не могла перейти улицу, боялась – вдруг какой-нибудь водитель рванет на красный свет. Весь мир мой рушился, медленно, но верно хороня меня под обломками. Поймите, пора было что-то делать, и меня осенило: если снова попасть в аварию, но остаться невредимой, можно, наверное, пересилить страх. Въехать бы в кого-нибудь так, чтоб самой не сильно досталось, ну, типа крыло помять. Убедить себя, что столкновения со смертельным исходом, если и случаются, то так редко, что дергаться глупо. И я стала искать подходящий случай устроить самолечение – аварию без жертв. Всего лишь одну, без крови и боли. Но всякий раз, когда уже готова была пнуть бампером глянувшуюся тачку, что-нибудь меня да останавливало. То замечала установленное в салоне детское сидение, то смущала юность водителя – молодняк в черные списки страховых компаний попадает из-за пустяка. Бывало, приблизившись, понимала, что увязалась за бедолагой, вкалывающим за гроши, и случись какая травма, ему совсем хреново придется. Как бы то ни было, в новом амплуа мне полегчало. Чем дожидаться, пока какой-нибудь безбашенный водила меня угробит, я сама стала хищником и рыскала по округе ночи напролет. Не сосчитать, сколько народу проехало мимо, пока я прикидывала, не стоит ли в кого врезаться. Однажды в глаза мне бросился бородатый мужик в камуфляжной куртке и шапке с опущенными ушами. На ветровое стекло его уродского четырехдверного седана свесил голову убитый олень, привязанный веревками вдоль крыши машины. – То, что надо, – сходу решила я. – Такой гад и Бемби не пожалеет. На городских улицах легковушку с мертвым оленем из вида не потеряешь, и я рулю за седаном, не приближаясь к нему, ловя момент, присматривая удобное местечко, чтоб гвоздануть с тыла. Такое, где авария не перекроет движение, а прохожие не пострадают. Понимаете, я просто охочусь на ублюдка, как тот охотился на несчастное бессловесное четвероногое. Выжидаю, чтобы выстрелить наверняка. Меня это здорово заводит. В запале то и дело нарушаю правила. Если вижу, что он делает поворот, сбрасываю скорость и отстаю, затем сворачиваю в ту же сторону. Не мешаю другим протискиваться между нами, чтобы не маячить слишком долго в зеркале заднего вида. И в один момент теряю сукина сына. Он проскочил на красный свет и на первом же углу резко свернул направо. Столько месяцев мороки впустую. Вспыхивает зеленый, я срываюсь с места, ныряю за угол – его и след простыл. Проезжаю еще квартал, озираюсь на перекрестках в надежде засечь оленя, бедного убиенного оленя – ни черта. Ничего и никого. Теперь главное. Я уже катила домой, радуясь хотя бы тому, что не придется объясняться с каким-то отморозком из-за порушенной задней панели, как вдруг вижу то, что искала. Седан съехал с дороги и стоит с включенным двигателем у фастфудовской забегаловки, там, где можно обслужиться, не вылезая из кабины. Из водительского окна высунулась бородатая физия и бухтит что-то в переговорное устройство. В свете флуоресцентных ламп выступают царапины и пятна ржавчины на грязно-желтом кузове, голубая левая передняя дверь и бежевая крышка багажника. Останавливаюсь и жду. Из окошка выдачи протягивается рука с белым пакетом, водитель забирает заказ, сует в руку деньги. Грязно-желтая колымага медленно переваливает через дорожный бордюр и встраивается в автомобильный поток. Пока не исчезла из вида, сажусь ей на хвост. Потуже затягиваю ремень безопасности. Кажется, сердце вот-вот взорвется и разнесет все вокруг. Я делаю глубокий вдох, зажмуриваюсь и жму на газ. Снова облом. Седан пулей рванулся вперед, шныряя между автомобилями и помахивая мне мертвым оленьим хвостом. В горячке забываю об увечной руке и ноге, о том, что лицо частью парализовано, я даже улыбнуться нормально не могу, что я сирота, что девчонка. Прямо перед собой вижу только олений зад, вихляющий из стороны в сторону. Впереди на светофоре загорается красный. Седан притормаживает, сигналит правый поворот. Сворачиваю вслед за ним на тихую боковую улочку, где ни полиции, ни зевак. Закрываю глаза, и … бабах! Даже сейчас слышу звук того удара, будто время остановилось. Я перестаралась и прямо-таки зарылась капотом ему в багажник. Веревки, удерживавшие оленя на крыше, лопнули, туловище животного разорвало надвое. Но крови нет, а вместо внутренностей – какая-то белая туфта, белая и плотная с виду. Борода распахивает дверь, выбирается наружу и топает прямо на меня. В пухлой стеганой камуфляжной куртке он кажется до жути здоровенным. Опущенные уши шапки мотаются на ходу. – Этот долбаный олень, – бормочу я, – он что, ненастоящий? – Сама не видишь? – говорит мужик. – Какой же еще?