Клара проснулась от шума: с улицы доносились знакомые голоса. Здесь, в маленькой комнатке пансиона, царила темнота, на смену которой – с рассветом – придет серый полумрак. Оконное стекло заменял кусок промасленного пергамента, который пропускал крупицу света и не скупился на холод. Клара подтянула шерстяные одеяла к подбородку, вжалась в тонкий матрац и слушала, как на улице – в очередной раз с утра – бранились муж и жена. Ты, жалкий пропойца, заявляешься домой в синяках, как ребенок малый. А ты, мегера, привязала к себе, только чтобы кровь высасывать. А ты спишь с уличными девками. Все деньги, что я зарабатываю, ты тратишь на своего братца. От этой вульгарной ругани становилось тоскливо и грустно. А печальнее всего, думала Клара, что за каждым упреком скрывается любовь, но ни один из них этого не осознавал. С тем, кто тебе безразличен, не станешь скандалить, срываясь на крик, не сдерживая рыданий. Спуститься к ним, сказать, какие же они, на самом деле, счастливые – поймут ли?

Когда она, наконец, встала, смогла разглядеть в сумраке облачка пара своего дыхания. Клара поторопилась одеться; чтобы не прибегать к помощи служанки, она выбрала корсет с передней шнуровкой. При других обстоятельствах, она все еще носила бы траур, но когда твой муж безжалостно убит Лордом-регентом как изменник трона, не стоило выставлять напоказ свою скорбь. Узкая полоска траурной ленты на запястье, которая легко прикрывалась рукавом, – вот все, что Клара могла себе позволить. Ей нужно было знать, что лента там. Просто знать.

Когда в комнате стало еще светлее, она умылась и уложила волосы. Кэмниполис теперь наполнялся «зимними» звуками, как то: грохот экипажей, крики извозчиков, лай собак. Доусон ненавидел пребывать в столице в это время года. Он с издевкой называл это зимней повинностью. Происхождение обязывало Доусона проводить зимние месяцы либо в своем поместье, либо на королевской охоте. Теперь, конечно, поместья они лишились. Лорд-регент Джедер Паллиако конфисковал земли в собственность короны, чтобы позднее, разделив на части, преподнести в подарок тому, кого он возжелает наградить. Клара с двумя младшими сыновьями жила на пенсию, еле сводя концы с концами. Одному Богу известно, где сейчас ее старший сын, Барриат. А ее падчерица, мертвой хваткой вцепившись в семью своего мужа, молилась, чтобы при дворе забыли о ее принадлежности к роду Каллиам.

В общей комнате пансиона у камина сидел, поджидая ее, Винсент Коэ. Он носил охотничьи сапоги, хотя в городе никто не устраивал охоту, а его господин был мертв. Свою любовь к Кларе – какая нелепость – он и не думал скрывать: она читалась в его глазах и в том, как он неуверенно держался, когда она вошла в комнату. Эта любовь не делала ей чести, но невольно льстила, ощущение было приятным.

- Я припас вам на завтрак миску овсянки, - сказал он. – А чай заваривается.

Она подсела к железной печке:
- Благодарю.

- Вы позволите мне сопровождать вас сегодня, миледи? – он спрашивал каждый день и выглядел при этом как ребенок, просящий разрешения у обожаемого наставника.

- Благодарю, я была бы рада обществу, - она часто так отвечала. Часто, но не всегда. – У меня сегодня есть дела.

- Да, госпожа, - отозвался Винсен. Он не расспрашивал, потому что знал: Клара собиралась свергнуть власть короны и, если получится, уничтожить Джедера Паллиако.