— Он приходит в себя.
— С их глазами всегда так.
Всё было как в тумане. На правый глаз что-то давило. Он чуть слышно застонал.
— Черт!
— Давай…
— Слишком поздно, не вздумай. Вытаскивай.
— Успеем. Держи его.
Предметы стали постепенно обретать форму. Он почувствовал запах спирта и застоялой мочи.
— Уил, ты слышишь меня?
Он потянулся к лицу, желая убрать давящий предмет.
— Куда ты… — его кисть схватили чьи-то цепкие пальцы. — Уил, тебе нельзя трогать лицо.
— Почему он в сознании?
— Хотел бы я знать.
— Ты где-то облажался.
— Нет. Дай сюда.
Послышался какой-то шорох. Он снова застонал.
— Не шевелись!
Он почувствовал чьё-то горячее дыхание у своего уха.
— В твоём глазу игла. Не двигайся.
Он замер. Что-то завибрировало, и послышался электронный скрежет.
— О, чёрт!
— Что такое?
— Они здесь.
— Уже?!
— Он говорит, что их двое. Надо уходить.
— Я уже проник внутрь.
— Нельзя пока он в сознании. Ты поджаришь его мозг.
— Может и нет.
Раздался металлический щелчок открывающихся зажимов.
— Нельзя начинать пока он не вырубится. Времени в обрез, а он, возможно, даже не тот, кто нам нужен.
— Если не собираешься помогать, то отвали и не мешай.
— Мне надо…чихнуть, — прошептал Уил.
— В твоём положение, Уил, я не стал бы этого делать.
Он ощутил, как грудь сдавило что-то тяжёлоё. Свет померк. Его глаз слегка шевельнулся.
— Может быть больно.
Раздался щелчок и тихий электронный скрежет. В его мозг погрузилась металлическая игла. Он закричал.
— Ты поджариваешь его!
— Ты в порядке, Уил. Всё в норме.
— О, чёрт … его глаз заливает кровью.
— Уил, ты должен ответить на несколько вопросов. Говори только правду. Ты понимаешь меня?
«Нет, нет, нет!»
— Первый вопрос. Кто тебе больше по душе: кошки или собаки?
«Что…?!»
— Ну давай же, Уил. Так кто?
— Не могу это читать. Вот почему мы занимаемся этим, когда они уже в отключке.
— Отвечай. Как только ты ответишь на вопросы, боль прекратится.
«Собаки» — выкрикнул он, — Собаки, пожалуйста прекратите!»
— Ты сказал собаки?
— Да, это то, что он попытался сказать.
— Хорошо. Молодец. Одним вопросом меньше. Назови свой любимый цвет?
Что-то звякнуло.
— Чёрт! Чёрт меня подери!
— Что такое?
— Волк здесь!
— Не может быть.
— Он говорит, что он, мать твою, уже здесь!
— Покажи.
«Синий», — выкрикнул он в тишину.
— Он ответил. Видишь?
— Да! Плевать. Надо уходить. Быстрее уносить ноги.
— Уил, назови число от единицы до ста.
— О, Боже!
— Любое, какое захочешь. Давай же.
«Я не знаю…»
— Сосредоточься, Уил.
— Волк уже близко, а мы ставим эти чёртовы опыты на живом субъекте, да ещё и не на том. У тебя что, совсем крышку снесло?!
«Четыре, я выбираю четыре…»
— Четыре.
— Я слышал.
— Хорошо, Уил. Осталось всего два вопроса. Ты любишь свою семью?
«Да, но какую…».
— Он уже повсюду.
«У меня нет… Полагаю да, я хочу сказать, что каждый любит…»
— Погоди, погоди. Ладно. Ясно. Боже, это странно.
— Ещё один вопрос. Почему ты это сделал?
«Сделал что, я не…»
— Простой вопрос, Уил. Почему ты это сделал?
«Сделал что? Что?! Что?!»
— Пограничное состояние. По восьми различным сегментам. Я бы что-нибудь предположил.
«Я не понимаю о чём вы. Клянусь, я ничего не делал. Я никогда никому ничего не делал, кроме…, кроме… одной девушки, с которой однажды…»
— Вот оно.
— Да, да. Хорошо.
Чья-то рука закрыла ему рот. Давление в глазном яблоке усилилось, став почти невыносимым. «Они вытаскивают его глаз», — пронеслось у него в голове. Но нет, это была игла. Кажется, он закричал. Затем боль стихла. Кто-то встряхнул его и поставил на ноги. Он не мог видеть. Коснувшись пострадавшего глаза, он понял, что тот всё ещё в глазнице. На месте.