Роберт Гэлбрейт

Куда зовёт кукушка

«За тем потоком информации, который килограммами газетной бумаги и часами телевизионной болтовни обрушился на нас в связи с гибелью Лулы Лэндри, мало у кого возникает вопрос: а какое нам-то всем до этого дело?

Конечно, она была красавицей, а красотки всегда помогали поднимать тиражи – ещё с тех времён, когда дивы с болезненно опущенными веками с гравюр Даны Гибсона впервые появились в журнале «Нью-Йоркер».

<…>

Конечно, родственники и друзья реальной Лэндри будут безутешны, и я им искренне сочувствую. Однако для широкой публики, знавшей о ней только из газет и телевизора, то есть для нас с вами, это нельзя считать такой личной утратой, которая оправдывала бы наш переизбыток чувств. Ведь каждый день умирают сотни девушек, в том числе и «при трагических обстоятельствах» (то есть, попросту говоря, не своей смертью): одни в автокатастрофах, другие – от передозировки, а кто-то, возможно, и от голода – заморив себя до смерти, пытаясь привести своё тело к тем стандартам, которые задают Лэндри и ей подобные. Может ли хоть кто-нибудь из этих погибших девушек рассчитывать на нечто большее, чем случайная мысль, которая, возможно, промелькнёт у нас в голове, прежде чем мы перелистнём страницу, чтобы навсегда стереть из памяти их обычные лица?»

Робин остановилась, отхлебнула кофе и откашлялась.

– Пока звучит довольно ханжески, - пробормотал Страйк.

Он сидел за столом Робин, напротив неё, и вклеивал фотографии в подшивку. Каждую из них он нумеровал и заносил описание изображения в список на последней странице. Робин нашла то место, где остановилась, и продолжила читать с монитора:

«Наш несоразмерный интерес, и даже скорбь, оказываются под вопросом. Вплоть до той самой секунды, когда Лэндри решилась на свой роковой прыжок, можно было бы поспорить, что десятки тысяч женщин готовы поменяться с ней местами. Заплаканные девчонки приносили цветы под балкон пентхауса Лэндри (который обошёлся ей в четыре с половиной миллиона фунтов), когда оттуда убрали её размозжённое тело. Но смогла ли история взлёта и страшного падения Лулы Лэндри сдержать хоть одну амбициозную модель, жаждущую популярности в жёлтой прессе?»

– Ну, короче! – воскликнул Страйк. – Это я в смысле ей, а не Вам, – поспешил добавить он. – Это ведь женщина пишет, да?

– Да, некая Мелани Телфорд, – ответила Робин, возвращаясь к началу файла, и на экране появилась стандартная фотография: это была немолодая блондинка с двойным подбородком.

– Что, можно не продолжать?

– Нет-нет, давайте дальше.

Робин ещё раз откашлялась и продолжила:

«Ответ очевиден: конечно, нет!» Это насчёт того, сдерживает ли это амбициозных моделей.

– Ага, я понял.

– Так, значит… «Для того ли сто лет назад Эммелин Панкхёрст боролась за права женщин, чтобы сегодня получить поколение созревающих девочек, предел мечтаний которых – роль бумажной куклы, плоский персонаж, вымышленные приключения которого служат ширмой, прикрывающей такую боль и такие страдания, что остаётся только выброситься с третьего этажа. Внешнее для них превыше всего: дизайнер Чел Один не упустил случая поскорее сообщить прессе, что когда Лэндри выбросилась с балкона, на ней было платье из его коллекции – и эта модель была полностью распродана в течение суток после самоубийства. Разве можно придумать лучшую рекламу, чем выбор Лулы Лэндри, которая предпочла предстать перед Всевышним одетой от Одина?

Нет, на самом деле мы оплакиваем не утрату этой девушки, ведь для большинства из нас она была не более реальна, чем гибсоновские красотки, на деле существовавие лишь как капли типографской краски на страницах «Нью-Йоркера». Наше горе заключается в том, что мы лишились конкретного образа – того лица, которое мелькало во всех жёлтых журнальчиках и бульварных газетах, продавая нам одежду и сумочки, и нашего представления о популярности, казавшейся яркой и сверкающей, но после смерти Лэндри оказавшейся пустой и недолговечной, как мыльный пузырь. Будь мы откровеннее, мы бы признали, что тоскуем мы на самом деле по забавным выходкам этой лёгкой как бумага девчонки, чья жизнь с её постоянными наркотиками, разгулом, причудливыми нарядами и непостоянной связью с подозрительным дружком стала для нас чем-то вроде комикса, которого у нас теперь уже больше не будет.»