— «Несмотря на кипы газетных публикаций и бесконечную шумиху в телеэфире по поводу кончины Люлы Ландри, мало кто задается вопросом: какое нам, собственно, до этого дело?»

— «Спору нет, она была хороша собой, а волоокие красавицы притягивают внимание читателей еще со времен Даны Гибсона и его рисованных искусительниц со страниц еженедельных выпусков «Нью-Йоркера».

…

— «Родные и близкие, коим Ландри была плоть от плоти, безусловно, погрузятся в пучину скорби, и тут я им глубоко сочувствую. Однако нам, читателям и зрителям, горем суету не оправдать. Молодые женщины гибнут, гибнут ежедневно, в обстоятельствах трагических (если не сказать жутких): от передозировки наркотиков, в автокатастрофах, от голода, которым, порой, морят себя в погоне за идеальной фигурой, разрекламированной Ландри и ей подобными... Испытываем ли мы к этим девушкам нечто большее, нежели мимолетное сочувствие? Или просто скользим взглядом по их заурядным лицам на страницах прессы?»

Робин на мгновение замолкла, глотнула кофе и кашлянула.

— Сплошное лицемерие, — пробормотал Страйк.

Он сидел у противоположного конца ее стола и складывал фотографии в раскрытую папку, не забывая пронумеровать каждый снимок и внести его описание в алфавитный перечень на тыльной стороне обложки. Робин вернулась к прерванному занятию — продолжила читать с экрана монитора.

— «Что же питает наше непомерное любопытство, равно как и горе? Ясное дело, пока Ландри была жива, сотни тысяч женщин мечтали поменяться с ней местами. Когда ее не стало, а изувеченный труп убрали, рыдающие девчонки складывали цветы под балконом ее фешенебельной квартиры стоимостью в четыре с половиной миллиона фунтов. Разве история взлета и жуткого падения этой женщины отпугнула хоть одну жадную до дешевой славы модель?»

— Закругляйся уже, — бросил Страйк. — Это я ей, не тебе, — тут же добавил он. — Статью ведь женщина писала, а?

— Да, Мелани Телфорд, — откликнулась Робин, прокручивая вверх содержимое страницы и натыкаясь взглядом на размещенное крупным планом изображение пухлой и далеко не юной блондинки. — Мне пропустить остальное?

— Нет, нет, продолжай.

Робин еще раз кашлянула и вернулась к чтению.

— «Ответ, конечно же, отрицательный». Это она про отпугивание жадных моделей.

— Ага, я понял.

— Хорошо, м-м… «Почти через сто лет после Эммелин Панкхерст и ее борьбы за права женщин, поколение нимфеток не нашло ничего лучшего, как скатиться до положения бумажных кукол, безликих пустышек, за выдуманными приключениями которых таятся проблемы с психикой, понуждающие их выбрасываться из окон третьего этажа. Внешность –
это все: модельер Гай Соме с быстротой молнии сообщает журналистам, будто Ландри покончила с собой в его платье, и за сутки распродает всю коллекцию. Бедная Люла отправилась к Создателю в одежде от Соме — разве не замечательная реклама?»

— «Нет, мы горюем не по юной Ландри, ведь большинству из нас она представлялась столь же ненастоящей, сколь и «девушки Гибсона», вызванные из небытия пером Даны. Мы грустим по телесному образу, примелькавшемуся по страницам популярных газетенок и глянцевых журналов; образу, торговавшему одеждой, дамскими сумочками и представлением о «звездности», которое с гибелью Люлы лопнуло, словно мыльный пузырь. Чего же мы на самом деле лишились? Если честно, ответ ясен — забавных ужимок худой до полупрозрачности девицы легкого поведения, чьим похожим на карикатуру существованием среди наркотиков, разгула, модных нарядов и бесшабашных парней мы больше не сможем упиваться».