Через секунду я оказался лицом к лицу с главным большевистским товарищем. Заметив меня, он вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки. Он сидел за столом из красного дерева, водрузив на столешницу ноги в грубых армейских ботинках; в уголке рта у него торчала сигара. Волосы, выглядывающие из-под каракулевой шапки, спутались, а подбородок покрывала колючая щетина. Одежда его была неопрятной, а за поясом торчал большой нож. На стол, рядом с собой, он положил револьвер. До сегодняшнего дня видеть большевиков мне не доводилось, но с первого же взгляда я понял: это он и есть. - Так, говоришь, ты уже бывал в Берлине? – спросил он; однако не успел я ответить, как он добавил: - Когда говоришь со мной, не называй меня «ваше превосходительство» или «сиятельство», зови меня «брат» или «товарищ». У нас сейчас эра свободы. Ты такой же, как и я – или почти такой же. - Спасибо, - сказал я. - Не вздумай мне спасибкать, - рявкнул он. – Добрый товарищ такими глупостями не занимается. Так значит, в Берлине ты бывал? - Да, - ответил я. – Я сидел здесь и описывал происходящее в Германии, так сказать, изнутри, во время войны. - Война, война! – пробормотал он, будто сетуя или жалуясь. – Заметь, товарищ: я плачу, когда говорю о ней. Если вздумаешь писать обо мне, не забудь сказать, что я рыдал, когда кто-то говорил о войне. Нас, немцев, совершенно неправильно поняли. Когда я думаю о разоренной Франции или Бельгии, я плачу. Он вытащил из кармана грязный красный платок и принялся всхлипывать. - Подумать только, сколько прекрасных торговых английских судов было потеряно! - Не переживайте так, - успокоил его я. – За них заплатят. - Надеюсь, очень на то надеюсь, - заметил главный большевик. Но тут в дверь громко постучали. Большевик поспешно вытер слезы и спрятал платок. - Как я выгляжу? – взволнованно спросил он. – Не слишком человечным, надеюсь? Не мягким? - Нет-нет, - ответил я. – Очень жестким. - Вот и хорошо, - кивнул он. – Хорошо. Но достаточно ли жестким? Он поспешно взъерошил волосы. - Ну-ка, - приказал он. – Дай-ка мне жевательного табака. Вот так. Войдите. Дверь распахнулась. В помещение ввалился важный мужчина, одетый почти так же, как и вождь. В руках у него была кипа бумаг, так что, наверное, он выполнял функции военного секретаря. - Ха! Товарищ! – фамильярно воскликнул он. – Вот, принес смертные приговоры! - Смертные приговоры! – повторил большевик. – На вождей провалившейся Революции? Прекрасно! И сколько их! Подожди, сейчас подпишу. И он принялся быстро подписывать приговоры, один за другим. - Товарищ, - сердито спросил секретарь, - ты почему табак не жуешь? - Да жую, жую, - возразил вождь, - ну, или как раз собирался начать. Он откусил кусок побольше (мне показалось, что я прочел на его лице выражение гадливости) и начал яростно жевать.