В следующий момент я обнаружил себя стоящим перед командиром большевиков. Увидев меня, он вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он сидел с сигарой во рту, водрузив свои ноги в сапожищах на стол из красного дерева. Из-под папахи выбивались пряди нечесаных волос, лицо было небрито. Одежда также выглядела неопрятной. На поясе висел большой нож, а на столе лежал револьвер. Прежде я ни разу не видел большевиков, но сразу же понял, что этот человек должно быть один из них. — Вы сказали, что бывали в Берлине раньше, — произнес он и, прежде чем я что-либо смог ответить, добавил. — Только не называйте меня «Ваше Превосходительство», «Ваша Светлость» и все такое. Зовите меня «брат» или «товарищ». Пришло время свободы. Вы ничем не хуже меня. Ну, или почти. — Спасибо, — сказал я. — И бросьте вы эту свою вежливость, — проворчал он. — Хороший товарищ не говорит каждый раз «спасибо». Так вы были в Берлине раньше? — Да, я был здесь, писал о самой Германии в самый разгар войны. — Война, война! — пробормотал он, в голосе послышались скорбные нотки. — Заметьте, товарищ, что я рыдаю всякий раз, когда говорю о ней. Если вы будете писать что-нибудь обо мне, непременно отметьте, что я плакал, когда разговор зашел о войне. А ведь о нас – немцах – сложилось неверное представление. Когда я думаю, какое опустошение во Франции и Бельгии, я рыдаю. Он достал засаленный красный носовой платок, и принялся рыдать: — А если уж вспомнить все потопленные торговые корабли Англии! — О, вам не следует беспокоиться, — сказал я. — Все потери будут возмещены. — Да, надеюсь, — сказал командир. — Надеюсь, что так и будет. В этот момент в дверь громко постучали. Большевик поспешно вытер слезы и убрал носовой платок. — Как я выгляжу? — спросил он обеспокоенно. — Не слишком ли человечным, надеюсь, или мягкотелым? — Ни в коем случае, — сказал я. — Вы выглядите весьма жестко. — Это хорошо, — ответил он. — Это очень хорошо. Но ДОСТАТОЧНО ли жестко? Он поспешно пригладил волосы руками. — Быстро, — произнес большевик, — дайте мне вон ту плитку жевательного табака. Вот так-то лучше. Войдите! Дверь открылась, и в комнату с важным видом вошел человек, одетый почти так же, как командир. В руках у него были бумаги, и он производил впечатление военного секретаря. — А, товарищ! — воскликнул он с легкой фамильярностью в тоне. — Вот и смертные приговоры! — Приговоры! — воскликнул большевик. — Вождям последней революции? Вот и замечательно! Ишь сколько их! Подождите немного, пока я их подпишу. Он принялся быстро подписывать приговоры один за другим. — Товарищ, — угрюмо заметил секретарь, — ты же не жуешь табак! — Жую, жую, — ответил командир. — Во всяком случае, только что собирался. Он откусил большой кусок плитки табака, как мне показалось, с явным отвращением, и принялся его яростно жевать.