Владимир Игоревич Баканов в Википедии

О школе Конкурсы Форум Контакты Новости школы в ЖЖ мы вКонтакте Статьи В. Баканова
НОВОСТИ ШКОЛЫ
КАК К НАМ ПОСТУПИТЬ
НАЧИНАЮЩИМ
СТАТЬИ
ИНТЕРВЬЮ
ДОКЛАДЫ
АНОНСЫ
ИЗБРАННОЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ПЕРЕВОДЧИКИ
ФОТОГАЛЕРЕЯ
МЕДИАГАЛЕРЕЯ
 
Olmer.ru
 


Доклады

Анализ зарубежных концепций литературного перевода


(на примере переводов произведений С. Лукьяненко)
Мария Десятова (Widdershins)
(доклад, прочитанный на конференции 19-21 сентября 2008 г.)


Полагаю, многие слышали присказку, что наука – это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет… В какой-то мере этот доклад тоже удовлетворение собственного любопытства: прочитав интервью о сотрудничестве С. Лукьяненко с переводчиками своих произведений на различные языки и о вопросах, возникавших в процессе перевода, я задумалась: а что если взглянуть на перевод «с другой стороны»? Посмотреть, какие трудности приходится преодолевать зарубежному переводчику, какой концепции он придерживается, что сложнее (а может быть и невозможно) передать в переводе с русского, что теряется – или обретается в результате.

Материалом для исследования был выбран «Ночной дозор» С. Лукьяненко в переводе Э. Бромфилда (A. Bromfield). Надо сказать, что Эндрю Бромфилд – переводчик весьма маститый, на его счету числятся как классики (Л. Толстой, М. Булгаков, Д. Хармс), так и современные авторы (А. и Б. Стругацкие, Б. Акунин, В. Войнович, В. Пелевин).

О своей работе он сам отзывается так: «Когда имеешь дело с двумя настолько отличающимися друг от друга языками, как английский и русский, даже самые, казалось бы, простые фразы нельзя подчас передать буквально. Моя задача не написать собственное произведение, а «воссоздать» автора на английском. Я не из тех переводчиков, кто считает себя единоличным владельцем текста и думает, что вправе перекраивать его под свои нужды.
Перевод должен вызвать у читателя те же переживания, что вызывает у читателя оригинал, поэтому моя цель - воспроизвести подлинные авторские интонации и отношение к персонажам (и читателю). В идеале перевод должен читаться так же легко и естественно, как и оригинал – и напротив, если автор в оригинале читается нелегко, это должно быть отражено в переводе. Наконец, когда эти задачи решены, остаются различные реалии, культурные несоответствия, с которыми тоже нужно что-то делать. Тут-то и возникает ряд сложностей, с которыми каждый раз справляешься по-разному: что-то пропускаешь, что-то переделываешь, что-то выкидываешь, а чему-то ищешь замену».

Кто-то может подумать, что с «Ночным дозором» переводчику не пришлось особенно напрягаться (ну, что, мол, тут такого сложного – современный роман, фантастика, стиль простой, без выкрутасов, диалектов всяких нет, игра слов и то не на каждом шагу и т.д.)… Однако, несмотря на кажущуюся простоту, текст полон «подводных камней», которые требуют умелого маневрирования.

Прежде всего на ум приходят реалии бытовые и безэквивалентная лексика – то, что узнается и визуализируется любым русскоязычным читателем (независимо от возраста, социальной принадлежности и места проживания) моментально, без дополнительных объяснений. У англоязычного же читателя эти реалии попросту отсутствуют, или вызывают совершенно иной эмоциональный отклик.

Например, незатейливое слово «подъезд» - в русском это явление совершенно однозначное, в английском переводчику приходится применять контекстуальное варьирование:


Всего-то пять минут до подъезда.
…попалась в подъезде девчонка-соседка
Пакет возьми, дубина! Вдруг кто окажется
в подъезде.
Подъезд и без того казался мрачным и
грязноватым.
Живет в соседнем подъезде

The entrance to his house was only five minutes away.
I ran into the little girl from next door.
Take a plastic bag, you idiot! What if
there is someone in the hallway
The entryway of the building looked
and miserable enough anyway.
lives on the next stairwell

«Подворотня» превращается в alleyway, alley – нужно что-то темное и узкое, где прохожего обычно подстерегает опасность.

Какие-то вещи приходится разъяснять: «Открывая окно, безжалостно отдирая заклеенные рамы, пробормотал я» - I muttered as I threw open the window, ripping off the paper strips glued over the cracks.

Вот описание, которое, с одной стороны, наполнено реалиями и даже советизмами, но практически ничего не теряет от легкой генерализации, применяемой переводчиком:
«Семен был еще одним утрированным типом: невысокий, кряжистый, с хитроватым взглядом, в какой-то драной нейлоновой куртке. Провинциал, прибывший в Москву-столицу. Причем прибывший откуда-то из шестидесятых годов, из передового колхоза «Поступь Ильича».- Semyon was another exaggerated character: short, stocky, with a cunning gleam in his eyes, in a cheap nylon baseball jacket. A provincial, come up to the big city. And he had come from somewhere out of the 60's, from the prize-winning collective farm Lenin's Stride.

Где-то удается подобрать вполне подходящий эквивалент: «Небо вязкое как кисель» - a sky as glutinous as milk jelly.

А где-то реалия от переводчика ускользает или не рассматривается как реалия, и часть коннотаций утрачивается: «Официант, смуглый, высокий, нерусский парень, ждал» - The waiter was a tall, swarthy young guy, not Russian. [В современной Москве под «нерусским» подразумевается неславянин, лицо «кавказской национальности» или среднеазиат, приехавший в столицу на заработки. В переводе остается только формальная «непринадлежность» официанта к коренному населению – М.Д.]

Вторая (и довольно многочисленная) подгруппа среди реалий – это имена собственные: бренды, топонимы, названия музыкальных групп и т.п. Отличие этой подгруппы от первой еще и в том, что для разных читателей эти реалии зачастую несут разную смысловую нагрузку (в зависимости от музыкальных пристрастий, места проживания, возраста и т.д.). Здесь переводчик чаще всего пользуется краткими пояснениями непосредственно в тексте:



Моя личная сборка, где итальянцы средних веков и Бах чередовались с «Алисой», Ричи Блэкмором и «Пикником».

The mini-disc in the player was totally eccentric; my personal selection, medieval Italian composers and Bach alternating with the rock group Alisa, Richie Blackmore, and Picnic.

Я пробежал мимо светящихся витрин, уставленных поддельной гжелью, заполненных бутафорской едой

ran past the bright shop windows with their displays of fake Gzhel ceramics and stage-set heaps of food.

Бутылок с «Боржоми»

between the bottles of Borzhomi mineral water.

Стоя под мелким снежком, я ковырял крошечной вилкой оливье, прихлебывал горячий кофе.

Standing there with the fine snow falling on me, I picked at my Olivier salad with a tiny plastic fork and sipped the hot coffee. [Заметим, кстати, что здесь переводчик из двух распространенных вариантов – Russian salad и Olivier salad – выбирает второй, предположительно как более аутентичный в устах русскоязычного героя – М.Д.]

В отдельную категорию можно выделить топонимы – они, как принято, не переводятся: «Мы уже ехали по Зеленому проспекту» - Zelyony Avenue, и т.д. Однако в тексте романа исключением стал Лосиный Остров - We drove past Elk Island Park.

Названия лекарств, также образующие отдельную подкатегорию, переводчику приходится передавать именами нарицательными вместо собственных, поскольку зарубежный читатель пользуется препаратами с совершенно другими названиями, суть в данном случае важнее формы: «Антон, у вас еще остался омез?» - Anton, do you have any of your ulcer medicine left? или «тянемся за анальгином и антибиотиками» - we reach out for the painkillers and the antibiotics.

От реалий бытовых переходим к реалиям языковым. Полагаю, что следующая группа, куда входят разного рода русизмы, пословицы, поговорки, анекдоты, наверняка подарила переводчику немало веселых минут и заставила поломать голову. Разумеется, как и прежде применяется индивидуальный подход в каждом случае, но общая тенденция, тем не менее, вырисовывается – не обделить читателя, вызвать у него те же эмоции, которые хотел вызвать автор, при этом не впадая в отсебятину и не пускаясь в пространные объяснения:


- А чего раньше молчала?

- Раньше все было нормально?
Вспомнив древний анекдот, я усмехнулся.

Then why didn't you say anything before?

Everything was okay before.
I laughed, remembering the old joke about the child who didn't speak for years.

Один в поле воин, если знает, что он один.

One man in a field is a warrior—if he knows he's alone.

Вот если попал в цель, сам того не понимая - кричи караул.

But if you've hit the target without knowing how you did it, then you're in a real fix.

Если ты думаешь, что Добро должно быть с кулаками лишь в старых стихах осмеянного поэта…

If you think that 'good must have hard fists' only applies in old poems by a ridiculed poet...

- Что делать будешь, Антон?

- Сухари сушить!
"Start packing my bag for jail."

Не меньше хлопот переводчику доставляют разного рода цитаты и аллюзии. В «Ночном дозоре» отсылки к другим произведениям встречаются не так уж часто, но зато если встречаются, то несут не только эстетическую, но и сильную смысловую нагрузку: «С удовольствием. Поедем в таксо?» «Шутите, парниша! – мгновенно отозвалась Ольга». Так. Когда же она оказалась запертой в птичье тело? Или это не мешает ей читать книги?»

Быстрая реакция Ольги на поданную Антоном реплику означает, что несмотря на годы, проведенные в теле совы, она от жизни не отстала. Как выкручиваться переводчику, если для англоязычного читателя просто привести цитаты из имеющегося текста «Двенадцати стульев» на английском недостаточно? Эндрю Бромфилд выбирает прямое пояснение:

"Certainly. Shall we take a taxi?" It was an old line straight out of Twelve Chairs by Ilf and Petrov. "Don't push it, kid!" [При этом цитаты максимально приближены к фразам из существующего перевода, выполненного Джоном Ричардсоном – М.Д.]

Чуть проще, возможно, с историческими реалиями – здесь переводчик в который раз прибегает к ненавязчивому пояснению:



[Ольга, сколько тебе лет?]
- Много, Антон. Например, я помню восстание.

- Революцию?

- Восстание на Сенатской.

"Very old, Anton. For instance, I can remember the uprising."

"The revolution?"

"The uprising on Senate Square in 1825."

Углубляясь далее в область языковых реалий, обратимся к грамматической их разновидности, то есть к явлениям грамматики, присутствующим в русском и отсутствующим в английском. При этом сразу оговорюсь, что трудность для переводчика они представляют не «вообще», а лишь в тех случаях, когда эти самые реалии в тексте маркированы – несут смысловую нагрузку, подчеркиваются автором и так далее. Открывает список таких грамматических явлений разница между фамильярным «ты» и уважительным «вы», с помощью которой автор нередко дает персонажам дополнительную характеристику. В переводе в подобных случаях наблюдаются две тенденции:


1) переход с «вы» на «ты» передается лексическими, а не грамматическими средствами:


- В судьбу веришь?
На «ты» он перешел легко и непринужденно. Мне это понравилось.

Do you believe in fate?"
He'd slipped into a familiar tone quite naturally. I liked that.

Но, по крайней мере, я знал, как мне поступать дальше. Грустно смотреть, сочувственно улыбаться, пить чай и говорить: «у тебя усталые глаза, Света…»

Мы ведь перейдем на «ты», верно? Обязательно перейдем. Не сомневаюсь.

But at least now I knew what I had to do next: look at her sadly, smile sympathetically, drink tea, and say: "Your eyes look tired, Sveta…"
We'd be talking to each other like friends, right? Of course we would. I was certain of that.

2) переход не подчеркивается никак, и в этом случае читателю остается самому догадываться по косвенным признакам, что Антон не намерен разводить церемонии с «идейным противником» (темным магом) или что между Антоном и Светланой протянулась еще одна ниточка доверия:


- Антон, я вас уже год знаю…

Мне почему-то хочется с вами

- Спасибо, Антон. Знаешь…
<…>
- Светлана, может быть, вы… может быть, ты с кем-то поссорилась?

"Anton, Iĵve known you for a year already…"

I feel I'd like to talk to you somehow… as a neighbor. As a friend. Is that okay?

"Thank you, Anton. You know…

"Svetlana, perhaps… perhaps you've fallen out with someone?"

- Бросай, - сказал я.
<…>

- Завулон… - повторил я, посмотрев на амулет. – У тебя нет больше власти надо мной.

"Throw it," I said.

"Zabulon…" I repeated, glancing at the amulet. "You no longer have any power over me."

Дополнительной характеристикой персонажей служат и уменьшительные формы имен – от того, Антоном или Антошкой называют человека, согласитесь, многое зависит.

Проблема же при переводе не в том, что в английском нет аналогичного грамматического явления, а в том, что вряд ли англоязычному читателю что-то скажет именно эта конкретная форма и так малознакомого русского имени. Тем не менее, читатель все же не в ущербе, тем более что переводчик не следует букве, переводя уменьшительную форму исключительно уменьшительной, а действует в зависимости от ситуации и контекста:


Я поймал взгляд Тигренка. Ох, нехорошо она улыбается… Да, она Тигренок, - девушка, но прозвище Тигрица к ней не прилипло категорически.

I caught Tiger Cub's eye. Oh, that was her ominous smile. That's right, her smile. Tiger Cub's a woman, but there was just no way the name "Tigress" would stick.

Не ори, Грэйсик! [коту]

"Stop yelling, Gray!"

- Иди, тебя ждут, Антошка…

You get going, Antoshka, they're waiting for you…

Гораздо меньшую гибкость проявляет переводчик, когда приходится иметь дело с грамматической категорией рода, особенно в случаях ее маркированности и особой важности для сюжета:


Удружил шеф с напарником… с напарницей…

The boss had really saddled me with this new partner…
вампирша The girl-vampire

Две недоброжелательницы на работе.

Two female ill-wishers at work.

Лучше сообщите упырихе, что я еду.

Better just tell the vampire I'm coming.

спросил я, понимая, что выгляжу идиотом. Нет, хуже, идиоткой.

I asked, realizing I looked like a complete idiot.

Во всех перечисленных случаях грамматическая игра либо пропадает, либо теряет эмоциональную выразительность (упыриха – the vampire), однако утрата по-прежнему не слишком ощутима. Другое дело, когда по сюжету Антон и Ольга меняются телами и Антону приходится говорить о себе в женском роде. Перевод же выглядит несколько непоследовательным – грамматическая игра опущена, а все выводы и логическое продолжение сохраняются:


- Здравствуйте, - сказал я. – Я не помешала? [Антон в обличье Ольги] Сосредоточившись на правильном употреблении родов, я не следил за тоном.

"Hello," I said. "I hope I'm not interrupting?" I was trying so hard to get my phrasing right, I forgot to control my tone of voice. [В предыдущей реплике никаких мучений героя над построением фразы не видно – М.Д.]

[Антон в обличье Ольги везет Светлану домой на Ольгиной машине и, разумеется, всю дорогу говорит о себе в женском роде. Первая реплика следующего диалога произносится уже в квартире, где Антон не видит смысла дальше скрывать от Светланы правду о перевоплощении.]

- Я не мог сказать раньше. Только здесь. Твоя квартира защищена от наблюдения Темных.

- «Не мог?»
Суть она ухватила сразу.
- Не мог, - повторил я. – Это лишь тело Ольги.

- Антон?

"I couldn't tell you earlier. We can only talk here. Your apartment is protected against observation by the Dark Ones."
I could see that Svetlana already suspected the truth.

"This is only Olga's body," I said.

"Anton?" [Из английского текста непонятно, почему вдруг догадывается ничего до этого не подозревавшая Светлана – М.Д.]

Как было бы хорошо, если бы грамматические «подводные камни» таились лишь в области морфологии… Однако и синтаксис (особенно маркированный) тоже способен задать переводчику задачу. Вот Антон читает мысли темного мага, готовящегося выдать объявленного в розыск противника своим и получить награду за поимку: «Радость. Восторг. Ликование. Нашел. Добыча. Дадут часть силы добычи. Оценят. Повысят. Слава. Расквитаться. Не ценили! Поймут. Заплатят». – Мысли примитивные, оттого короткие, и эгоистичные. Исчерпывающая характеристика. В английском же эти самые мысли оказываются чуть более распространенными и от авторской характеристики персонажа на двух уровнях – синтаксическом и смысловом - остается только половина. Joy. Delight. Rejoicing. Found. The prey. They'll give me part of the prey's power. They'll appreciate this. They'll promote me. Fame. Get my own back. They didn't appreciate me before! Now they'll understand. They'll pay.

Немаловажную роль в тексте играет эмоционально окрашенная лексика – она делает его более насыщенным, выразительным, в то же время не снижая динамики повествования. В переводе, однако, эмоциональность зачастую пропадает:


чекушка

the quarter-liter bottle
Шкалик с поганой сивухой был под рукой
I had that bottle of lousy vodka with me

У книжного лотка продавец уныло, без энтузиазма всучивал покупателю какую-то книгу. Покупатель жался.

The salesman at a bookstall was trying wearily and unenthusiastically to foist some book or other on a customer. The customer didn't like the price.

Темный маг Завулон захихикал, противно, по-бабьи.

The Dark Magician Zabulon giggled repulsively, with a woman's voice.

Среди унылых панельных многоэтажек

surrounded by the prefabricated, multistory blocks

- Никого. Но потом появилась женщина, жена трупа, с ребенком.
Косая улыбка вознаградила меня за нарочито бессвязную речь.

"Nobody. But then a woman appeared, the man's wife, with their child."
I was rewarded with a crooked smile for my deliberately disjointed statement. [В английском фраза, хоть и не гладкая, но все же не дотягивает до анекдотичности оригинала – М.Д.]

Интересным образом обстоит дело с передачей малоупотребительных, и оттого носящих ироничный оттенок обращений:


- Ну-ну. Добавь «рад стараться, ваше благородие».

- Не рад. Тут уж ничего не поделаешь… ваше благородие.

"I see. Now add 'glad to serve, your honor' to that."
"I'm not glad. And there's nothing to be done about it… your honor."

Вам придется подождать милицию, сударыня.

"You'll have to wait for the militia, lady."

Почему теперь они звучат так же нелепо, как обращение «джентльмены» среди грязных бомжей у пивного ларька?

Why did they sound as absurd now as the word "gentlemen" used to address the dirty street bums around the beer kiosks?

И на закуску разного рода мелочи, которые, тем не менее, тоже требуют особого внимания.

Начнем с элементов, с одной стороны, математически четких и неизменных, а с другой – вызывающих подчас споры на тему, оставлять ли их в неприкосновенности или пересчитывать в систему, принятую в языке перевода. Речь идет о единицах измерения – размеры, вес, расстояние, температура, отсчет этажей и т.п. Все это в переводе «Ночного дозора» остается в системе, принятой в языке оригинала, то есть русском. Иными словами, пересчитывать градусы Цельсия в Фаренгейты переводчик не видит необходимости.

Сюда же, к мелочам, я отнесла бы и звукоподражание. Впрочем, эта мелочь из тех, что способны усыпить бдительность переводчика и заставить вместо варианта, более распространенного в языке перевода, выбрать продиктованный оригиналом:


А у меня клыки стали расти, р-р-р!

And now my fangs have started to grow, r-r-r-r! [r-r-r воспринимается англоговорящим читателем как arm-wrestling sound, рык же тигра или собаки передается обычно как grrr]

На «кис-кис» кот не откликался, у него был сложный характер.

The cat didn't respond to the usual "kss-kss"; he was a fickle character.

- Кис-кис-кис, - прошептал я. – Не бойся, котик.
"Kss-kss-kss," I whispered. "Don't be afraid, puss…" [Также нехарактерный для англоязычного читателя способ подзывать кошку, звук воспринимается как «странный»]

Еще одна «мелочь» - легкое логическое несоответствие, возникающее при упоминании языка, на котором что-то говорится или пишется: «Это короткий договор. Сейчас я прочту его – в официальном переводе на русский язык». - It's a short treaty. I'll read it out to you—in the official Russian translation. Учитывая, что читатель видит текст на английском языке, а не на русском, можно было бы попытаться как-то сгладить несостыковку.

Наконец, нельзя не упомянуть случаи, когда в текст оригинала вкрадываются опечатки (например, перепутаны имена персонажей, неправильно указана дата и т.д.). Как поступить переводчику? Каждый решает для себя. Приведу два примера замеченных в тексте неточностей подобного рода:


Это была версия для Ночного Дозора, на тот маловероятный случай, если среди нас есть их агент. [Это слова Антона, который сам является сотрудником Ночного Дозора. Даже если предположить, что об операции не должны знать даже свои, грамматика предложения наводит на мысли о том, что вместо Ночного Дозора предполагался все же Дневной – М.Д.]

That was my cover story for the Night Watch —in the highly unlikely event that we had one of the other side's agents among us. [В переводе разночтение устранено, логика восстановлена – М.Д.]
Ольга [Имелась в виду явно Светлана, поскольку в комнате кроме нее и Антона нет больше никого – М.Д.] кивнула. Olga nodded.

Делать какие-то глобальные выводы по одному произведению, конечно, не имеет смысла, однако, думаю, не будет преувеличением предположить, что Э. Бромфилд стремится создать у читателя впечатление, что перед ним не перевод, а аутентичный текст, написанный англоязычным автором, и находит способ сделать этот текст максимально близким и знакомым для восприятия, при этом сохраняя стилистические особенности и авторские интонации.




Литература:

1. С. Лукьяненко «Ночной дозор». АСТ, 2000.

2. S. Lukyanenko Night Watch, translated by Andrew Bromfield, Hyperion, NY, 2006.

3. Ilf and Petrov. The Twelve Chairs. Translated by John Richardson, Sphere, 1971.

 

Обсудить в форуме | Возврат | 

Сайт создан в марте 2006. Перепечатка материалов только с разрешения владельца ©