Год 1699 н. э., место – Южная Америка: густые джунгли, зеленые тени, косые лучи солнечного света, тяжелый, насыщенный, перестоявшийся запах. Рыщут ягуары. Цветут орхидеи. Мелкие птицы и обезьяны где-то в глубине джунглей непрерывно производят птичий и обезьяний гомон. А вот и Потерянный город посреди джунглей: неожиданно среди всего этого малярийного сумрака открывается наполненное солнечным светом и тишиной пространство. Пирамиды, выкрашенные красной и белой штукатуркой. Лестницы, внутренние дворики и улицы, прямые как стрела. Даже еще более прямые. По-настоящему впечатляющая архитектура, а находится в таком забытом Богом месте. Повсюду высечены изображения божеств и правителей. А вот и бесстрашный испанец-иезуит, наш герой. Его невозможно принять за кого-то другого. У него именно такие маленькие черные глаза-изюмины, какие и должны быть у испанских священников, правда, с некоторым особенным блеском, нехарактерным для инквизиторов. На нем черная сутана, сапоги, распятье; он невысок – или, пожалуй, «коренастого телосложения», - с оливковым цветом лица. Небрит. Он осторожно продвигается сквозь джунгли, и его живые маленькие глазки широко раскрываются, как только он замечает Потерянный город. Откуда-то из-под сутаны он извлекает сложенный квадратиком пергамент из овечьей шкуры и, развернув его, изучает запутанный чертеж, выполненный красными и синими чернилами. Он ориентируется по карте и направляется к стене, украшенной фресками с устрашающими чудовищами, гневный вид которых, кажется, сдерживает даже натиск лиан и орхидей. Он продолжает путь далее вдоль стены - десять метров, двадцать, тридцать – и, наконец, оказывается перед Вратами Ягуара. Они представляют собой величественно возвышающийся мегалит красного цвета, увенчанный балкой из зеленого камня с барельефом, изображающим двух стоящих на задних лапах ягуаров в воинственных позах, с инкрустированными золотом глазами и когтями. И это еще не все: собственно ворот в проходе нет, никаких ржавых железных засовов, ничего такого. Вместо этого - плотная волна мерцающего бледно-голубого света, делающая вид сказочного города за воротами немного мутным. Человек, обладающий тонким слухом (а у испанца-иезуита отличный слух), может даже услышать, как голубоватый свет издает легкое гудение, потрескивание и жужжание. А что это лежит отвратительными небольшими кучками вокруг основания ворот? Множество поджарившихся насекомых, одна или две поджарившиеся птицы и – о боже, испанцу-иезуиту даже не хочется думать о том, что это там – почерневшее и изогнувшееся нечто, тянущееся скелетообразной конечностью к голубому свету. Впрочем, возможно, это всего лишь мертвая обезьяна. Тщательно осмотрев пиктографические надписи на одной из сторон ворот, иезуит находит то, что искал: совсем небольшую черную щель на лице божества-попугая, который либо отрубает голову пленнику, либо опыляет банановое дерево, в зависимости от того, насколько хорошо вы разбираетесь в пиктограммах. Внимательно изучив щель, иезуит опускает руку в маленький кожаный мешочек на поясе. Он достает артефакт – золотой ключ странной, непривычной формы. Откуда у этого испанца-иезуита такой ключ? Узнал ли он о его мифическом существовании из какой-нибудь давно забытой книги, истлевающей в библиотеке Эскориала? Охотился ли он за ним по всему Новому Свету, шел ли по еле различимому следу, преодолевая невероятные опасности? Мне известно не больше, чем вам. Не дыша, он вставляет ключ в щель в клюве божества-попугая. Тут же раздается высокий пронзительный звук, и испанец-иезуит догадывается без чей-либо подсказки, что тем самым кто-то предупрежден о его присутствии здесь. И этот «кто-то» может быть не один. Голубой свет мигает и гаснет на секунду. Испанский иезуит не упускает возможности и прыгает за ворота, двигаясь удивительно быстро для человека, облаченного в длинную сутану. Едва он оказывается на мощеной земле за воротами, завеса голубого света тут же захлопывается, а москита, попытавшегося последовать за испанцем-иезуитом, настигает ужасная, хотя и не безвременная, смерть, сопровождающаяся вспышкой искр. Испанец-иезуит облегченно вздыхает. Ему удалость проникнуть в Потерянный город. Пробираясь через наводящие трепет загадочные сооружения причудливых форм, он находит тенистый внутренний дворик с журчащим источником. Тут же стоят вырезанные из камня столы и скамьи. Он садится. На столе лежит исписанный лист жесткого пергамента. Иезуит наклоняется вперед и с интересом его изучает. В проходе возникает тень, он поднимает взгляд и видит древнего майя. Его вы бы тоже сразу узнали. Украшенный перьями головной убор, набедренная повязка из шкуры ягуара, черные шелковистые волосы, стрижка «паж». Крючковатый нос и высокие скулы. Грустно-насмешливое выражение лица, как и подобает представителю давно исчезнувшей цивилизации. Испанцу-иезуиту пришел конец? Нет, поскольку древний майя кланяется, так что его зеленое оперение складывается и загибается вперед, и осведомляется: - Чем я могу служить сыну небес? Иезуит смотрит на лист пергамента. - «Маргарита Гранде» звучит весьма неплохо. Со льдом и солью, хорошо? И приготовьте два. Я ожидаю друга. - Хорошо, - отвечает древний майя и бесшумно скользит прочь. Боже, люблю я такие моменты. Мне доставляет удовольствие наблюдать, как иллюзия вступает в резкое противоречие с реальностью. Я представляю себе шок воображаемого зрителя, который уже, должно быть, думает, что нарвался на какой-то британский юмористический скетч. Знаете, почему я выдержал на этой работе - год за годом, одно паршивое задание за другим, и никаких визитов к психоаналитику? Потому что я обладаю острым чутьем на все абсурдное. И потому что у меня нет выбора.