Светает. Приоткрываю глаза, сквозь сон вижу – мы на заправке. Пару часов спустя просыпаюсь окончательно и перелезаю на переднее сиденье.


Часы на панели нашего старенького «вольво» показывают десять. Безоблачное июньское утро – самое время пересечь границу. Прощай, Массачусетс. Чуть дальше на большом зеленом стенде написано «BIENVENUE», ниже девиз ─ «Свобода нам дороже жизни». Въезжаем в Нью-Хэмпшир – наш одиннадцатый штат.

Свобода нам дороже жизни. Это, по-вашему, свобода? Думаете, я свободна? Мы только и делаем, что убегаем. Или сидим на чемоданах и волнуемся.


Я беззвучно читаю надпись, мама видит краем глаза и тут же откликается:


─ Добро пожаловать. «BIENVENUE» на французском – «добро пожаловать».


─ Мам, ну тут трудно не догадаться, ─ ухмыляюсь я.


Я не издеваюсь. Наоборот, делаю вид, что все нормально, абсолютно в порядке вещей, едем себе и подшучиваем друг над другом. Оборачиваюсь проверить, как там Аллен. Он дрыхнет в своей клетке, облопался кошачьей мяты – я ему даю, чтобы в машине не нервничал.


Мама закатывает глаза.


─ Ладно тебе, всезнайка.


Она с задумчивой полуулыбкой поглядывает то на меня, то на бесконечную дорогу перед нами. А ведь на этот раз во всем виновата я, но мама видно пока не собирается меня ругать, если улыбается и даже отвечает на шутки. Я облегченно вздыхаю и слегка расправляю плечи – хорошо, значит не сейчас. Главное обходить эту тему стороной, даже извиняться не стоит. Будет только хуже. Никогда не возвращайся на место преступления, чему-чему, а этому мама меня научила.


По обочинам буйная зелень всевозможных оттенков, от лайма до изумруда. Молодые березки, стройные сосенки, развесистые дубы, мощные клены.


Зелень, небо, раздолье и счастье – только это все за окном, а мы – в тесной коричневой машинке.


─ Как только тебе исполнится восемнадцать, мы, наконец, сможем жить нормально. Потерпи, малыш, ладно? Тогда они точно больше не смогут тебя забрать. Туда, к себе. Нет уж, дудки. Они бы тебя обратно не выпустили. А ты знаешь, как в семье твоего отца обращаются с женщинами. Полное бесправие. Полное. Женщины – пустое место. Не могла же я…


─ Мам, ты мне уже сто раз рассказывала, если не больше.


Все-таки не выдерживаю:


─ Извини, что я забыла надеть темные очки. И разболтала лишнее.


Она, не сводя глаз с дороги, проводит по лицу рукой и закусывает ладонь. Как-будто сама себе затыкает рот. И не угадаешь, что она хотела сказать – злое или доброе. Морщит лоб и опять искоса на меня поглядывает. Проверяет, смотрю ли я на нее. А я смотрю. По лицу понятно, что надвигается серьезный разговор.


─ Люси, я не хотела тебе такой жизни.


Болезненно морщится и поспешно переводит взгляд на дорогу. Я вообще заметила, что с тех пор как у меня начались месячные – пару месяцев назад, и стало сильно меняться лицо и тело, она все чаще так морщится. А иногда мне даже кажется, хотя возможно я надумываю, что ей просто больно на меня смотреть, поэтому она старается смотреть пореже. Такое у меня ощущение.


─ Мам, я все понимаю.


Ну что тут непонятного? Мой отец влиятельный человек с большими связями и почти королевских кровей из какой-то таинственной сраны (какой – мама не говорит, чтобы я не начиталась чего-нибудь в интернете и не напугалась еще больше). Его фамилию мне тоже лучше не знать, потому что – так мама говорит – она очень необычная и по ней я быстро пойму, откуда он. А там, откуда он, матери не имеют никаких законных прав на собственных детей. Он уже пытался однажды меня отобрать, но мама была на чеку, и у нее тоже были связи. Она выкрала меня и сбежала. Мне было два. С тех пор мы так и кочуем по разным штатам под чужой фамилией. Мы везде используем одни и те же поддельные документы – только иногда чуть-чуть меняем имена, когда представляемся. Без документов ведь в школу не оформишься. Не делать же каждый раз новые, мама говорит – мы и эти-то еле достали.