The Fireman (Joe Hill)
Он закончил разговор, положил трубку и посмотрел на неё.
— Что стряслось? Ты почему не на работе?
— Тот мужчина за зданием школы, — начала было Харпер, но вдруг от нахлынувших эмоций к горлу будто ком подкатил.
Сев рядом, он положил руку ей на спину и сказал:
— Всё хорошо, успокойся.
Спазм, перехвативший дыхание, отступил и она продолжила:
— Тот мужчина шатался по игровой площадке, словно пьяный. А затем вспыхнул, как бензином облитый вспыхнул. И это — на глазах у доброй половины учащихся! Ведь эта площадка хорошо просматривается практически из каждого класса. Ошарашенных учеников мне пришлось полдня в чувство приводить.
– Почему сразу не сказала? Почему не прервала мой разговор раньше?
Она повернулась и опустила голову ему на грудь. Он по-прежнему не убирал своей руки.
— Из очевидцев в ту минуту — сорок учеников в спортзале, несколько учителей и сам директор. Одни рыдают, других колотит, кого-то вообще рвёт. Я как будто в одночасье пережила всё это лично.
— Но ведь это не так.
— Нет. Я вон соки пакетированные раздавала... Такую медицинскую помощь ещё никому не оказывали.
— Ты сделала всё возможное, — добавил он. — Одному богу известно, скольким детям ты помогла пережить самые страшные события в их жизни. Разве я не прав? Они всегда будут помнить о той заботе, которой ты их окружила, и это — твоя заслуга. Успокойся, теперь всё уже позади.
Он обнял её, и на какое-то мгновение она замолчала и перестала мандражировать, вдыхая исходящий от него характерный аромат кофе и одеколона с запахом сандалового дерева.
— Когда это случилось? — спросил он, разомкнув руки и пристально посмотрев на неё миндалевидными глазами.
— На первой перемене.
— А сейчас уже третья. Ты обедала?
— Не-а.
— Голова кружится?
— Ага.
— Тебе бы подкрепиться... Не уверен, что в холодильнике что-то есть. Может, заказать чего-нибудь?
— Мне бы глоток-другой воды, — сказала она.
— Или вина?
— Да, лучше вина.
Он встал и подошел к стоящему на полке небольшому винному холодильнику на шесть бутылок.
— Что бы предложить человеку, подхватившему смертельное инфекционное заболевание? — спросил он, бегло перебирая бутылки взглядом. — Я думал, что подобные болезни распространены лишь в тех странах, где концентрация вредных веществ в атмосфере настолько плотная, что дышать невозможно, и реки — не реки, а сточные канавы: в Китае, в России, в бывшей коммунистической республике Турдистан.
— В Детройте, по словам Рэйчел Мэддоу, таких случаев зафиксировали около сотни. Буквально вчера вечером об этом слышала.
— Так и я о том же. Был уверен, что эту заразу можно подхватить лишь в богом забытых местах вроде Чернобыля или Детройта.
Бутылка издала характерный хлопок.
— И взбредёт же в голову переносчикам этой инфекции отправиться куда-то на автобусе или на самолёте.
— Может, дело в боязни угодить под карантин. Сама мысль о том, что тебя будут содержать вдали от близких, нагоняет больше страху, чем массовое распространение инфекции. А в одиночестве-то умирать ох как не охота...
— И правда. Зачем, если можно прихватить на тот свет ещё кого-нибудь? Убедительнее самых сокровенных слов любви может быть только неизлечимая инфекционная болезнь, переданная — чтоб ее! — самому дорогому и близкому человеку.
Он принес ей бокал золотистого вина, в котором словно плескались солнечные лучи.
— Подхвати эту болезнь я, принял бы свою участь, лишь бы ты была в безопасности. Наверное, мне было бы проще свести счеты с собственной жизнью ради того, чтобы жили другие. Вальяжно расхаживать с такой бациллой — верх легкомыслия.
Когда он подавал ей бокал, его палец скользнул по одному из ее пальцев. Он всегда выказывал подобные жесты внимания с чувством, с расстановкой, и это ему удавалось лучше всего: в нужный момент завести прядь волос ей за ухо, пригладить нежный пушок на ее шее под самой кромкой волос.
— Эту гадость вообще легко подхватить? Она ведь передается так же, как и микоз стоп, не так ли? Чтобы уберечься, достаточно лишь регулярно мыть руки и не расхаживать босиком по спортзалу, да? Так... А ну глянь-ка сюда! Надеюсь, ты не приближалась к телу того погорельца?..
— Нет.
Харпер не стала подносить к носу бокал французского, чтобы сначала вдохнуть его аромат, следуя былым наставлениям Джейкоба: ей тогда было двадцать три, и она только что познала близость с ним, с мужчиной, от кого у нее голова шла кругом сильнее, чем от всякого вина. Всего два глотка — и ее бокал Совиньон-блан был уже пуст.