Положив трубку, Джейкоб поднял глаза.

– Храпер, что случилось? Почему ты не в школе?

–Там во дворе был человек...

Ком в горле – почти физический сгусток эмоций – не дал договорить.

Джейкоб сел рядом, обнял её.

– Ну что ты, что ты, всё хорошо, не волнуйся.

Напряжение отпустило, вернулся голос, и она смогла продолжить свой рассказ.

– Думала – пьяный. Шёл, качаясь, по игровой площадке, вдруг упал, вспыхнул как пучок соломы и сгорел. На глазах у половины школы: туда выходят почти все окна классов. Потом целый день успокаивала перепуганных ребят.

– Что ж ты сразу не сказала? Я бы прервал разговор.

Она спрятала лицо у него на груди.

– В спортзале сорок детей, а ещё учителя, и директор... Кто-то рыдает, кого трясёт, кого тошнит. Сама на грани и вот-вот заплачу.

– Но не заплакала.

– Нет, раздавала коробочки с соком. Последнее слово в антишоковой терапии!

– Tы сделала всё, что могла. Для многих этот день останется сильнейшим потрясением в жизни, и дети никогда не забудут, как ты с ними нянчилась. Но теперь всё прошло. Я с тобой.

Она затихла, сидела не шевелясь, вдыхала его особый запах – сандалового одеколона и кофе.

– Когда это случилось? – отстранившись, спросил Джейкоб.

– На первом уроке.

Карие глаза смотрели на неё пристально, изучающе.

– Сейчас почти три. Ты обедала?

– Угу.

– Кое-как?

– Угу.

– Надо поесть. Не знаю, что у нас в холодильнике. Пожалуй, что-нибудь закажу.

– Налей воды.

– Может, лучше вина?

– Лучше вина.

Джейкоб подошёл к бару, достал одну бутылку, повертел другую.

– Какое можно пить при смертельной инфекции? Мне казалось, эта штука водится там, где воздухом невозможно дышать, а реки давно превратились в сточные канавы. В Китаe или в России − бывшей коммунистической Дерьмоландии.

– Рэйчел Мэддоу в вечерних новостях говорила, что полно случаев в Детройте.

– Ну да, Детройт, Чернобыль – такие же гиблые места. Кто туда поедет?

Хлопнула пробка.

– Не понимаю, зачем они разъезжают в автобусах, летают на самолетах, – возмутился Джейкоб.

– Наверно, боятся попасть в карантин. Риск заразить других пугает куда меньше, чем разлука с близкими. Никто не хочет умирать в одиночестве.

– Да уж, зачем в одиночестве, если можно прихватить кого-то для компании? Стоит только сказать «люблю!» – и наградил родного-дорогого этой чёртовой заразой.

Он вернулся с бокалом вина, золотистого, как солнечный свет.

– Я бы, если что, решился на самоубийство, но тебя уберёг. Когда жертва не напрасна, легче расставаться с жизнью. Ведь нельзя же безответственно разгуливать со смертоносной бациллой.

Передавая вино, он нежно погладил ей пальцы. Ему вообще удивительно удавалось одним лишь прикосновением выразить понимание, сочувствие, трогательную заботу: то уберёт за ухо выбившуюся прядь, то поправит ей волосы на затылке.

– Харпер, а как эта гадость передаётся? Как грибок? Нужно просто мыть руки и не ходить босиком в спортзале? – спросил он и добавил испугано: – Слушай, а ты к трупу не подходила?

– Нет.

В два глотка она осушила бокал. Не стала вдыхать аромат французского совиньона, чтобы сначала оценить букет, как учил когда-то Джейкоб. Ей было тогда двадцать три, роман их только начинался, и близость кружила голову сильней любого алкоголя.