В тот раз, как и всегда, мы плавали просто так, без дурацких соревнований вроде «кто первый на ту сторону». Просто плавали. Там, где дно резко уходило в глубину, я заранее приготовился к холоду. Он сжал грудь, словно тисками; я судорожно хватал воздух ртом, но уже знал это ощущение и продолжал работать руками и ногами. Гребок, толчок. Гребок, толчок. Натужное дыхание Руби эхом повторяло моё собственное. Зажмурившись, я упорно продвигался вперёд, в темноту.

– Джас! – позвал он. Даже не сказал, а едва выдохнул. – Джас…

Я открыл глаза и всмотрелся в непроглядный мрак, продолжая плыть.

– Руби?

Когда до меня дошло, что рядом никого, было уже поздно. Я слепо метался из стороны в сторону в безлунной ночи, не зная, где его искать и что делать. Почему-то вдруг вспомнились цыплята, которых мы держали во дворе за фабрикой. Входишь, бывало, в курятник, чтобы выбрать одного на убой, а они носятся как угорелые туда-сюда и ничего не понимают. У жертвы ни страха, ни грусти в глазах, одна растерянность.

Потом я целый час брёл по пустой дороге, и, как нарочно, первая машина, которая попалась, была отцовская. Кому, как не отцу, суждено было найти меня, голого и с безумным взглядом.

– Он тебя не разыгрывает, – проронил отец, выслушав мои вопли – не знаю, насколько связные.
Он всегда так говорил: никаких вопросов, всегда утвердительно.

– Нет, какое там!

– И ты не выдумываешь.

Ответа не требовалось.

– Получается, утонул. – Он распахнул передо мной дверцу машины. – Одежду твою заберём завтра.

Я боялся, что отец разозлится: теперь придётся делать крюк домой и снова ехать в Кампар, где он по вечерам играл в карты. Боялся и за всю дорогу не проронил ни слова.

Вот так и погиб мой друг Руби Вонг. Да, как-то так.