Vinegar Girl

from 'Vinegar Girl' Tylerе

Не успела Кейт войти в дом, как отчетливо услышала мужской голос.


— Банни! — грозно позвала она.


— Я тут, — ответ не заставил ждать.


Бросив пиджак на банкетку в холле, Кейт направилась в гостиную. Банни сидела на диване — пена золотых кудряшек, деланно невинное личико и блуза с открытыми плечами, слишком лёгкая для этого времени года. Минтц, юноша, живущий по соседству, сидел рядом с ней.


События принимали новый поворот. Старше Банни на несколько лет, Эдвард Минтц являл собой нездорового на вид молодого человека с лицевой растительностью таких оттенков бежевого, что Кейт она напоминала лишайник. Он окончил школу два года назад, но в университет не поехал. Его мама винила «ту самую японскую болезнь». Когда Кейт спросила, какую именно, миссис Минтц объяснила, что ту, при которой подростки заточают себя в четырёх стенах и отказываются что-то делать со своей жизнью. Однако Эдвард предпочитал стенам застеклённую веранду, откуда было видно окно столовой дома Баттиста. День за днём он сидел там, обняв колени, и курил странные тонкие сигареты.


По крайней мере, романтические отношения ему не светят — Банни питала слабость к спортивным мальчикам. И всё-таки правило есть правило, а потому Кейт напомнила, что сестре не следовало приглашать гостей, когда дома больше никого нет.


— Гостей? — в недоумении Банни округлила глаза и подняла тетрадь, лежавшую открытой у неё на коленях. — У меня урок испанского.


— Да ладно.


— Помнишь, я просила па? Сеньора Макгилликадди сказала, что мне нужен репетитор. И я попросила па, а он согласился.


— Да, но… — начала Кейт. Он точно не имел ввиду укуренного соседа. Этого она не озвучила (дипломатия такая дипломатия) и обратилась к юноше. — Вы хорошо владеете испанским, Эдвард?


— Да, мадам, учил его пять семестров, — ответил тот. Кейт не знала, было ли его «мадам» желанием выпендриться, или он говорил серьёзно. В любом случае это обращение раздражало с закономерностью, с какой любую девушку раздражает обращение «женщина». Эдвард продолжил, — Иногда я даже думаю по-испански.


Банни хихикнула. Она хихикала по любому поводу.


— Он ведь уже столькому меня научил? — добавила она.


Произносить повествовательные предложения с интонацией вопроса было ещё одной дурацкой привычкой Банни. В отместку Кейт притворялась, что действительно слышала вопрос. Потому сейчас она ответила:


— Не знаю. Была бы тут — знала бы.


Эдвард напрягся, и Банни поспешила успокоить его своим вопросительным «забей».


— Я каждый семестр получал «отлично» или «отлично с минусом», — стал оправдываться Эдвард. — Кроме последнего года. И то не по своей вине — у меня был стресс.


— Ладно, — согласилась Кейт. — И всё же Банни запрещено принимать парней, когда она дома одна.


— Это унизительно! — возмутилась та.


— Что поделать, — ответила Кейт. — Продолжайте, я буду неподалёку.


И Кейт вышла из комнаты. Она ещё услышала злобное «un bitcho», произнесенное Банни. «Una bitch—AH (1),» — назидательно исправил Эдвард, и они оба стали давиться от смеха.


Банни и близко не была тем милым ангелом, которого видели в ней окружающие.


Кейт никогда не понимала, зачем вообще Банни появилась на свет. Их мать — хрупкая невзрачная блондинка с глазами, как у героини аниме — провела первые четырнадцать лет жизни Кейт, разъезжая по «домам отдыха», как они тогда назывались. А потом вдруг появилась Банни. Кейт было сложно представить, как её родители на это решились. Возможно, решаться было поздно, потому что ребёнок стал результатом бездумной страсти. Но представить такое было ещё сложнее. Как бы то ни было, вторая беременность если не стала причиной, то обнаружила у Теа Батисты порок сердца, и та скончалась, не успев отпраздновать первый год рождения дочери.


Кейт привыкла к постоянному отсутствию матери и утраты особо не почувствовала. Что касается Банни, мамы она, конечно, совсем не помнит, хотя непонятным образом повторяет некоторые её движения, как будто, находясь в утробе, тщательно изучила, как, например, опускать голову в жесте скромности или покусывать самый кончик указательного пальца так, чтобы это казалось милым. Их тётя Тельма, сестра Теа, всегда говорила: «Право слово, Банни, на тебя невозможно взглянуть, не прослезившись. Ты же воплощение своей бедной матери!»


Кейт была другой. «Воплощением матери» её уж точно бы никто не назвал, а смуглая кожа, широкая кость и общая неуклюжесть не оставляли шансов даже на «подобие». Реши Кейт погрызть палец, её бы подняли на смех, настолько нелепо бы это выглядело.


Кейт была «una bitcha».


(1) стерва (исп.)