— Он приходит в себя.
— С ними всегда это происходит.
Мир казался размытым пятном. В правом глазу чувствовалось неприятное давление.
Он хрипло застонал.
— Черт!
— Принеси…
— Слишком поздно, забудь об этом. Достань ее.
— Ничего не поздно. Держи парня. — В поле его зрения появилась фигура. Он учуял запах спирта и затхлой мочи.
— Уил? Ты меня слышишь?
Тот потянулся к своему лицу, чтобы смахнуть мешающий ему предмет.
— Держи его… — Чьи-то пальцы сжались вокруг запястья. — Уил, очень важно, чтобы ты не касался своего лица.
— Почему он в сознании?
— Не знаю.
— Ты где-то напортачил.
— Неправда. Дай сюда.
Шорохи. Он замычал.
— Не шевелись. — Парень почувствовал дыхание у своего уха: жаркое, интимное.
— В твоем глазу застряла игла. Не двигайся.
Он послушался. Что-то электронное завибрировало рядом.
— Вот дерьмо!
— Что такое?
— Они здесь.
— Уже?
— Здесь указано, что их двое. Нам нужно уходить.
— Но я уже ввел его.
— Ты не можешь проводить операцию, пока он в сознании. Только мозг бедняге поджаришь.
— Это вряд ли. — Послышался звук расстегивающихся застёжек.
— Нельзя это делать, пока он в сознании, и у нас нет времени. Все равно он, скорее всего, не тот, кто нам нужен.
— Если не собираешься помогать, то не мешайся под ногами.
— Мне… нужно… чихнуть. — Сказал Уил.
— Не лучшая идея на данный момент. — На его грудь опустилось что-то тяжелое. В глазах потемнело, и они чуть закатились. — Будет немного больно.
Что-то клацнуло. Послышался низкий, электронный гул. В его мозг пришел импульс, принесший острую боль. Уил закричал.
— Ты его сейчас поджаришь.
— Все хорошо, Уил. Ты в порядке.
— Он… о-о-о, у него глаз кровоточит.
— Уил, мне нужно, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Важно, чтобы ты отвечал честно. Ты понял?
«Нет, нет, нет…»
— Первый вопрос. Ты бы описал себя как собачника или кошатника?
«Что…»
— Ну, давай же. Собака или кошка?
— Не могу прочитать. Вот потому мы этим и не занимаемся, пока они в сознании.
— Отвечай на вопрос. Боль прекратится, когда ты ответишь.
«Собака! — прокричал он. — Собака, пожалуйста, собака!»
— Он сказал «собака»?
— Да. Попытался сказать.
— Хорошо. Очень хорошо. Один есть. Какой твой любимый цвет?
Что-то звякнуло.
— Черт! Черт возьми!
— Что?
— Волк здесь!
— Да не может такого быть.
— Это написано на этой хрени!
— Покажи.
«Синий!» — прокричал он в тишину.
— Он ответил. Видел?
— Да, я видел! Какая разница? Нам нужно уходить. Нам нужно уходить!
— Уил, мне нужно, чтобы ты подумал о числе между единицей и сотней.
— О, Господи.
— Любое понравившееся число. Давай же.
«Не знаю…»
— Сосредоточься, Уил.
— Волк уже близко, а ты тычешь зондом не в того парня. Подумай о том, что ты творишь.
«Четыре, я выбираю четыре…»
— Четыре.
— Я видел.
— Отлично, Уил. Осталось всего два вопроса. Ты любишь свою семью?
«Да, нет, что за…»
— Он совершенно запутался.
«У меня нет… Думаю, да, то есть, да, все любят…»
— Погоди-ка. Хорошо. Вижу. Боже, как же это странно.
— Только один вопрос. Зачем ты это сделал?
«Что… я не…»
— Легкий вопрос, Уил. Зачем ты это сделал?
«Что сделал, что сделал, что…»
— Парень на грани. При том на восьми разных сегментах. Ну, еще бы.
«Не понимаю о чем вы, я ничего не делал, клянусь, я ничего никогда никому не делал, кроме, кроме, знал я когда-то одну девушку…»
— Вот оно.
— Да. Ну ладно.
Его рот накрыла рука. Давление на глаз усилилось, перешло во всасывание. Они вытаскивали его глаз. Нет: доставали иголку. Возможно, он закричал. Затем боль ушла. Чьи-то руки посадили его. Он ничего не видел. Парень рыдал по своему бедному, измученному глазу. Но тот всё еще был на месте. Всё еще на месте.