Бератский граф был старым, благочестивым и образованным. Он прожил на свете шестьдесят пять лет и любил похвалиться, что в последние сорок из них ни разу не покидал свое поместье. Его оплотом был огромный замок Берат. Замок стоял известняковом холме над городом Берат, почти полностью окруженным рекой Берат, которая и делала графство столь плодородным. Графство славилось оливками, виноградом, грушами, сливами, ячменем и женщинами. Граф любил все богатства своей земли. Он был женат пять раз, и каждая новая жена была моложе предыдущей, но ни одна из них не подарила ему ребенка. Он не прижил даже внебрачного ребенка, хотя, видит Бог, недостатка в попытках не было. Отсутствие детей склонило графа к мысли о том, что он проклят Богом, и потому в старости он окружил себя священниками. В городе были кафедральный собор и 18 церквей с епископом, канониками и священниками, а также дом монахов-доминиканцев у восточных ворот. Граф подарил городу две новые церкви, а высоко на западном холме вдоль реки позади виноградников построил монастырь. Он нанял капеллана и за большие деньги приобрел горстку соломы, выстилавшей ясли, в которые после рождения был помещен младенец Христос. Граф обрамил солому хрусталем, золотом и драгоценными камнями, поместил раку на алтарь часовни замка и молился ей каждый день, но даже этот священный талисман не помогал. Новая семнадцатилетняя жена графа была пухлой и здоровой, но, как и все остальные жены, бесплодной. Поначалу граф подозревал, что при покупке священной соломы его обманули, но капеллан уверил его, что реликвия была получена из папского дворца в Авиньоне, и показал письмо, подписанное самим святым отцом, которое гарантировало, что солома действительно была частью ложа младенца Христа. Тогда граф призвал для осмотра новой жены четырех известных врачей и эти достойные люди определили, что моча ее чиста, органы целы, а аппетит соответствует аппетиту здорового человека. Поэтому в своем стремлении родить наследника графу пришлось призвать на помощь свои познания. Гиппократ писал о том, что картины воздействуют на зачатие, и граф велел художнику украсить стены спальни жены картинами, изображающими деву Марию и младенца. Он питался красными бобами и жил в теплых комнатах. Но ничего не помогало. Это была не его вина, граф это знал. Он посадил по зерну ячменя в два горшка и поливал один горшок мочой своей новой жены, а второй – своей собственной мочой. Зерна взошли в обоих горшках, и, по словам врачей, это говорило о том, что граф и графиня оба были способны к зачатию. Значит, решил граф, он проклят. Поэтому он еще более жадно обратился к религии, так как знал, что ему осталось не так много времени. Аристотель писал, что в возрасте семидесяти лет мужчина теряет свои силы, и графу оставалось всего пять лет на свершение чуда. И вот, одним осенним утром, хотя в тот момент он этого еще не знал, его молитвы были услышаны. Приехали священнослужители из Парижа. Трое священников и монах прибыли в Берат и привезли с собой письмо от Луи Бессьера, кардинала и архиепископа Ливорно, папского легата суда Франции, и письмо это было смиренным, полным уважения и угрожающим. Оно требовало, чтобы брат Жером, молодой монах огромной учености, получил разрешение на изучение записей, хранящихся в Берате. «Нам хорошо известно», - писал кардинал-архиепископ на элегантной латыни, - «что Вы питаете огромную любовь ко всем рукописям, как языческим, так и христианским, и потому просим Вас, из любви к Христу и для приближения его царствия, позволить нашему брату Жерому изучить Ваши документы». И это было верно, так как граф Берата действительно обладал библиотекой и его собрание рукописей было, возможно, самым крупным во всей Гаскони, если не во всем южном христианском мире. Но что отсутствовало в письме, так это объяснение причин столь сильного интереса кардинала-архиепископа к документам, хранящимся в замке. Что же касается упоминания о языческих работах, то это была угроза. Откажи мне в моей просьбе, говорил кардинал-архиепископ, и я натравлю на твое графство священных собак, доминиканцев и инквизиторов, и они обнаружат, что языческие рукописи потворствуют ереси. Начнутся суды и костры, ни один из которых не коснется непосредственно графа, но нужно будет купить индульгенцию, что его душа не была проклята. Церковь жадна до денег и все знают, что граф Берата богат. Поэтому граф не хотел обидеть кардинала-архиепископа, но он хотел знать, почему Его преосвященство внезапно проявило интерес к Берату. Вот почему граф позвал отца Роберта, главу доминиканцев в городе, в большой зал своего замка, который давно перестал быть местом празднования, а был расчерчен шкафами, в котором плесневели древние документы, а драгоценные рукописные книги были обернуты в промасленную кожу. Отцу Роберту было всего тридцать два года. Сын городского кожевника, он был воспитан церковью под покровительством графа. Он был очень высок, очень угрюм, его черные волосы были подстрижены так коротко, что напоминали графу жесткие щетки, которые оружейники использовали для полировки кольчуг. В это прекрасное утро отец Роберт тоже был зол. «Завтра у меня дела в Кастилон д’Арбизон», - сказал он – «и я должен выехать не позднее чем через час, если хочу прибыть в город до наступления темноты». Граф пропустил грубый тон отца Роберта мимо ушей. Доминиканцы любили угрожать графу как равному, эту дерзость граф терпел, так как она казалась ему забавной…