Глава 1 Граф Бератский был стар, благочестив и сведущ в науках. Прожив на свете шестьдесят пять лет, он любил похваляться тем, что последние сорок из них не покидал пределов своей вотчины. Цитаделью графу служил величественный Бератский замок, что высился на известняковом холме над городом Бератом, город же был со всех почти сторон окружен рекою Берат, которой Бератское графство было обязано своим плодородием. Здесь щедро родились оливки, виноград, груши и сливы, ячмень и женщины. Все это было графу весьма по вкусу. Он пять раз был женат, и каждая следующая жена была моложе предыдущей, но ни одна так и не подарила ему наследника. Не завел он даже бастарда от какой-нибудь молочницы, хотя, Богу известно, виной тому никак не недостаток усердия. Терпя неудачи в своем стремлении обзавестись ребенком, граф увидел в этом кару Господню и под старость окружил себя священниками. В городе имелся собор и восемнадцать церквей, а при них – епископ, каноники и приходские священники, да впридачу еще обитель монахов-доминиканцев у восточных ворот. Граф осчастливил горожан двумя новыми церквями, построил женский монастырь на высоком холме к западу от реки, за виноградниками, нанял себе капеллана и за большие деньги приобрел пучок соломы из подстилки яслей, куда положили новорожденного Младенца Христа. Граф велел оправить солому в хрусталь и золото с драгоценными каменьями и, поместив ковчег на алтаре замковой часовни, молился пред ним ежеденно, но увы, и священный талисман не помог. Пятая графиня, семнадцати лет от роду, собою была пышна, вполне здорова и, как все остальные, бесплодна. Граф заподозрил было, что продавец сплутовал со священной соломой, но капеллан уверил его, что реликвия привезена из папского дворца в Авиньоне, и представил письмо за подписью Его Святейшества, с гарантией, что сия солома в самом деле служила постелью Младенцу Христу. Тогда граф пригласил четырех знаменитых врачей освидетельствовать его жену. Выдающиеся лекари постановили, что моча у графини прозрачная, части тела в полной исправности, равно как и аппетит, а потому граф решил применить собственные познания в деле обретения наследника. Гиппократ писал о влиянии живописных образов на процесс зачатия, и вот граф приказал расписать стены графининой спальни изображениями Пресвятой Девы с Младенцем. Сам граф налегал на красную фасоль и строго следил, чтобы в комнатах у него всегда было жарко натоплено. Все без толку! Граф знал, что его вины тут нет. Он посадил в двух горшочках ячменные зерна и поливал один горшочек своею мочой, другой – мочой молодой жены. В обоих горшочках появились ростки, а это, по словам лекарей, доказывало, что граф и графиня оба способны произвести потомство. Сие означает, заключил граф, что кто-то его проклял. Он с усиленным рвением обратился к религии, зная, что времени у него осталось немного. Аристотель писал, что семьдесят лет – предел мужским способностям; стало быть, графу оставалось всего пять лет на то, чтобы совершить желанное чудо. А затем однажды осенним утром молитвы его были услышаны, хотя граф поначалу об этом не догадывался. Из Парижа прибыли служители Церкви. Три священника и монах явились в Берат и привезли с собою письмо от Луи Бессьера, кардинала и архиепископа города Ливорно, папского легата при французском дворе. Письмо было смиренное, учтивое и грозное. В нем содержалась просьба о том, чтобы некий брат Жером, молодой монах превеликой учености, был допущен ознакомиться с документами и записями, хранящимися в Бератском замке. «Нам хорошо известна, - писал кардинал-архиепископ на отменной латыни, - великая Ваша любовь ко всяческим рукописям, как языческим, так и христианским, а посему мы умоляем Вас, во имя любви ко Христу и в прославление Его царства, позволить брату Жерому ознакомиться с Вашими грамотами». Все это было само по себе прекрасно, ибо граф Бератский действительно владел, пожалуй, самой обширной библиотекой и собранием рукописей во всей Гаскони, а то и во всех южных областях христианского мира, однако оставалось неясным, отчего собранные в замке документы так заинтересовали кардинала-архиепископа. Что же до намека на языческие рукописи, это была угроза. Откажи мне в моей просьбе, говорил кардинал-архиепископ, и я напущу на твое графство священных псов – доминиканцев и инквизиторов, они мигом установят, что языческие сочинения способствуют распространению ереси. Тут начнутся суды да сожжения – все это, конечно, прямо не коснется графа, но придется ему покупать индульгенции, если не хочет, чтобы душа его была осуждена на вечные муки. Церковники охочи до денег, а ведь всем известно, что граф Бератский богат. Поэтому граф отнюдь не желал обидеть кардинала-архиепископа отказом, но ему хотелось все же знать, чем это вдруг Берат заинтересовал его высокопреосвященство. А потому граф призвал к себе отца Рубера, главу доминиканцев города Берата, и принял его в пиршественном зале замка, где давно уже не давали пиров, а по стенам на полках плесневели старые документы и покоились драгоценные рукописные книги, обернутые в промасленную кожу. Отцу Руберу едва исполнилось тридцать два года. Был он сыном городского кожевника и возвысился в рядах Церкви благодаря покровительству графа. Очень высокий, строгий, с коротко остриженными черными волосами, напоминавшими графу жесткие щетки, какими оружейники начищают до блеска доспехи, отец Рубер был в это погожее утро, ко всему, еще и очень сердит. - Завтра меня ждут дела в д’Арбизонском замке, - сказал он, - и я должен уехать не позднее как через час, чтобы добраться до города засветло. Граф словно и не заметил грубого тона отца Рубера. Доминиканцу нравилось держать себя с графом, будто они ровня, граф же терпеливо сносил такое обращение – дерзость приора его забавляла…