Всего через мгновение я оказался лицом к лицу с шефом большевиков. Увидев меня, он вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он сидел, закинув ноги в громадных ботинках на стол красного дерева, и сигара у него во рту торчала, как штык. Косматая шевелюра выбивалась из-под кожаной фуражки, лицо клочьями покрывала давно не бритая борода. Весь его наряд был на редкость неопрятен, а на ремне красовался огромный нож. На столе к тому же лежал револьвер. Хотя мне прежде не доводилось встречаться с большевиками, я сразу догадался, что передо мной — один из них. — Так ты, значит, в Берлине не в первый раз? — поинтересовался он и, не дав мне ответить, добавил: — Когда обращаешься ко мне, не вздумай говорить «ваше превосходительство» или там «сиятельство», называй меня «брат» или «товарищ». Наступила эра свободы. Ты ничуть не хуже меня, ну, почти. — Спасибо, — сказал я. — Да не сюсюкай ты, — прорычал он. — Если говоришь «спасибо», то ты уже не товарищ. Так ты бывал в Берлине? — Да, — ответил я, — я описывал жизнь Германии изнутри в разгар войны. — Война, война! — застонал он. — Заметь, товарищ, я не могу говорить о ней без слез. Если будешь про меня писать, не забудь упомянуть, что я плакал при слове «война». Разве можно было так недооценить немцев? Как вспомню о разорении Франции и Бельгии, так ревмя реву. — Он достал из кармана замызганный красный платок и зарыдал. — А какие потери понес английский торговый флот! — О, не переживайте так, — сказал я, — убытки возместят. — Надеюсь, надеюсь, — сказал он. Но тут раздался громкий стук в дверь. Шеф большевиков поспешно вытер слезы с лица и спрятал платок. — Как я выгляжу? —встревоженно спросил он. — Не слишком размяк? — Нет, что вы, — ответил я, — вы очень суровы. — Это хорошо, — сказал он. — Хорошо. Но суров ли я как следует? Он в волнении взъерошил волосы. — Живо, — велел он, — подай мне вон тот жевательный табак. Войдите! Дверь распахнулась. В комнату вошел напыщенный человек в таком же наряде, как и у шефа. Судя по стопке бумаг у него в руках, он был кем-то вроде военного секретаря. — Вот ты где, товарищ! — несколько бесцеремонно изрек секретарь. — Я принес приказы на казнь! — Приказы на казнь! — воскликнул шеф. —Руководителей прошлой революции? Замечательно! И какая большая стопка! Погоди минуту, я подпишу. Он стал проворно подписывать бумаги, одну за другой. — Товарищ, — нахмурился секретарь, — ты не жуешь табак! — Жую, жую, — буркнул шеф, — вот, как раз собирался. Он откусил огромный кусок с выражением лица, которое я, пожалуй, назвал бы отвращением, и принялся яростно жевать.