Начинался обычный, милый и суматошный вечер. Была суббота, и мы ждали к обеду папу. Обычно по субботам он приходил рано, но в тот день он принимал роды, а для своего появления на свет младенцы не имеют обыкновения дожидаться приёмного часа. Мама готовила ростбиф из спинной мякоти, и его восхитительный аромат распространился уже по всей кухне. Дядя Дуглас и Джон были в старом сарае, где колдовали над скафандром для Джона, а все остальные сидели на кухне. У мамы был включен проигрыватель, из которого доносились звуки Второго фортепьянного концерта Брамса, достаточно громкие для того, чтобы заглушать голоса всех остальных вместе взятых. Сьюзи делала операцию аппендицита одной из своих кукол. Одновременно с этим она чистила морковку, так что дополнительную роль скальпеля взял на себя обычный ножик. Предполагалось, что в обоих начинаниях ей будет помогать Роб, но он заскучал, и теперь играл на полу со своим изрядно потрёпанным деревянным игрушечным поездом издавая громкие звуки, напоминающие гудки. Колетт, наша маленькая серая пуделиха, лаяла на него в знак того, что разделяет общее веселье. Немецкий дог Мистер Рочестер яростно облаивал одну из кошек, стремящуюся просочиться за холодильник. Я демонстрировала ангельское спокойствие, но это потому, что я делала уроки - решала бесконечное множество примеров по математике. Я сидела у камина, наблюдая, как пляшут языки пламени, и чуть не зажарилась с одного боку, но мне было так хорошо, что совершенно не хотелось двигаться с места. А потом зазвонил телефон. Она стояла у телефона, не говоря ни слова. Сьюзи пролепетала: -Мама, что случилось? Что-то случилось? Мистер Рочестер заворчал, а Роб сказал тем ужасающе-серьёзным голосом, каким всегда говорил, когда считал, что происходит что-то важное: -Мистер Рочестер. Будет лучше, если ты замолчишь. Мама сказала: - Вики, пойди и приведи Дугласа. Часы ещё не перевели на зимнее время, и было довольно светло, но холодно – холодно и ветрено, как всегда бывает перед наступлением первых морозов. Дрожа всем телом, я побежала к сараю прямо по газону. Я не знала, почему дрожу – то ли от холода, то ли от осознания того, что случилось что-то ужасное. Когда я прибежала, Джон уже был в своём скафандре. Он и дядя Дуглас трудились над ним с прошлого Рождества, когда дядя Дуглас пребывал в состоянии душевного подъёма. У скафандра имелся космический радар, баллон с кислородом, ещё какая-то ерунда, а в шлеме были предусмотрены разнообразные средства управления радиосвязью и воздушного наблюдения, теплообменник и регулятор подачи питьевой воды, и даже аспирин, потому что это было единственное лекарство, которое папа позволил бы принимать Джону. Всё своё скудное жалованье он тратил на этот космический костюм, так же как и всё, что мог заработать, подстригая лужайки, рубя дрова, даже карауля соседских детей, если не подворачивалось никакой другой халтуры. И я уверена, что дядя Дуглас нет-нет, да и подсовывал ему монетку-другую, хоть и не должен был этого делать, потому что такие вещи, как резиновые прокладки, Джону, по его собственным словам, было иметь просто необходимо. Это был самый настоящий скафандр, и на Молодёжной ярмарке научных проектов он занят первое место в штате.