Перевод Сергея Лобанова
Лоис Макмастер Буджолд
КриоОжог
Глава первая
Отовсюду сыпались ангелы.
Майлз зажмурился, надеясь, что золотистые молнии, мельтешащие перед глазами, превратятся в обыкновенные вспышки на сетчатке. Однако те упрямо оставались фигурками – напуганные лица, вопящие рты. Крики то затухали, то слышались вновь, словно эхо отдалённого фейерверка, мечущееся где-то между холмами.
Ну, приехали! Ко всему прочему, начались ещё и слуховые галлюцинации…
А это значит, что блуждания в дурмане становятся опаснее. Раз пригрезилась всякая чушь, можно не заметить того, что существует в действительности. Лестничный пролёт, например. Дыру в полу. Балконные перила. Ну нет, перила-то обязательно упрутся в грудь. Да и вообще, в такой темноте всё равно ничего не видно. Собственных рук и то не видно – там они, где-то впереди, нащупывают дорогу. Сердце безумно колошматилось, отдаваясь в ушах клёкотом волн, таких же далёких, как фейерверк. Открытый пересохший рот жадно хватал воздух. Надо бы притормозить… Сердитым взглядом Майлз попытался осадить скачущих ангелов. Уж если сияют так ярко, могли бы осветить здесь вокруг, поработать фонариками, что ли. Так ведь нет, никакой тебе помощи.
Он споткнулся, треснувшись рукой обо что-то гулко пустое. Ну вот, теперь кажется, что стена сдвинулась. Трясясь от холода, обхватил себя руками. Я просто замерз, вот и всё. А вот это уже от лукавого, на самом деле Майлз обливался потом.
Он вновь нерешительно вытянул руку и на ощупь двинулся по коридору, держась за стену. Теперь Майлз двигался медленнее, а пальцы легко касались рукоятей и выступов нижнего края криогенных камер – целых рядов камер, установленных высоко над головой. И за люками камер – замороженные тела. Безмолвные, застывшие в безумной надежде. Сотня тел на каждые тридцать шагов. Тысячи за каждым поворотом. Сотни тысяч в бесконечном лабиринте. Нет, миллионы.
Это уже не галлюцинация, а просто кошмар.
Криосоты – так назывались эти тоннели. Поговаривали, что коридоры с замороженными тянутся на многие километры по городским подземельям. Аккуратные корпуса свежевыстроенных «мавзолеев» на западной окраине города, получившие название «Криополь», по своей масштабности не шли ни в какое сравнение с более старыми постройками, рассыпанными вокруг города и под ним. Некоторым из них было по полтораста, а каким и по двести лет; одни ещё работали, другие были остановлены и заброшены. А может, заброшены, но не остановлены?
В голове шумело, и ангелы продолжали орать. Майлз изо всех сил вслушивался, не донесётся ли откуда путеводный гул морозильной установки. Иначе то был бы всем кошмарам кошмар – в каждом из отсеков под панелями не замороженная надежда, а тёплая гниющая смерть.
Бежать? Глупо…
Словно снегом, мело ангелами. Майлз усилием воли собрал остатки сознания и заставил себя не отвлекаться на них. Хотя мелькнула мысль пересчитать их чехарду весьма точным, с точки зрения статистики, методом случайной выборки. Майлз уже проводил приблизительные прикидки, когда только прилетел на Кибо-Даини. Когда же это было? Пять дней назад. А кажется, так давно. Если тела замороженных складировались в этих коридорах с одинаковой плотностью – скажем, в среднем, сотня на десять метров, это будет десять тысяч на каждый километр. А сотня километров разместит миллион замороженных мертвецов. Итого: что-то между полутора и двумя сотнями километров с криоустановками, которыми напичканы подземные туннели города.
Меня никогда не найдут.
Исцарапанные руки саднило. Разорванные на коленях брюки намокли. От крови? За спиной остались лазы и трубопроводы. Наверное, целые километры, которые он прополз на коленях. Ещё были обычные хозяйственные тоннели, освещённые потолочной люминесценцией и не забитые до отказа вековой нежитью. Утомлённые ноги заплетались, и Майлз застыл… да нет, пожалуй, просто остановился, чтобы удержать равновесие. Чертовски не хватало трости – та ушла в неведомом направлении во время потасовки. Когда же всё произошло? Несколько часов назад? Трость бы ему сейчас ох, как помогла, ей можно простукивать пол перед ногами, как делали слепые на Древней Земле, или в Период Изоляции на Барраяре. Образ зияющих разломов под ногами никак не давал покоя.
Жертве не сильно досталось от своих незадачливых похитителей. Чтобы показать заложникам, кто теперь хозяин, бестолково организованные налётчики полагались не на кулаки, а на пневмошприц с транквилизатором. К несчастью, именно на это успокоительное аллергия Майлза среагировала бурно и незамедлительно. Судя по симптомам, он получил дозу того самого аллергена. Вот только налётчики не ожидали, что вместо сонного тюфяка заимеют яростно отбивающегося и вопящего во всю глотку коротышку. А значит, похитители далеко не всё о нём знали. И эта мысль не могла не вызывать воодушевления.
Да и вообще, ни черта они не знали.
Ну всё, гады! Теперь вы – в первых строках чёрного списка Имперского Лорда-Аудитора Майлза Форкосигана!
Вот только как вас записать, под каким именем?
Он провёл лишь пять дней на этой захолустной планете, и что же? Совершенно незнакомые люди пытаются его убить. Хотя, чего тут удивляться? А когда было по-другому? Это даже не рекорд. Жаль, неизвестно, кто эти «похитители». Жаль, что он не на территории Империи Барраяра, где жуткий титул Имперского Аудитора имеет вес.
Когда же заткнутся эти чёртовы ангелы?!
– Мой сон пусть ангелы лелеют, – оригинальная получилась аранжировка, с речитативным бормотанием, – зачем всё ближе барабанов бой?
Ангелы упирались, явно не желая сплетаться в шар над головой и освещать путь к выходу. А ведь он надеялся, что подсознательно запоминает дорогу, пока блуждает в полузабытьи по тоннелям; надеялся, что проснувшийся разум что-нибудь да выдумает. Как бы не так! Тогда вперёд. Сначала левой, потом правой. Разве не так взрослые люди решают проблемы? Должен же он когда-нибудь повзрослеть.
Интересно, а не хожу ли я кругами?
Рука соскользнула со стены в пустоту пересекающего путь коридора. Он вёл к вспомогательным техническим помещениям, там нечего делать. И тут же ещё один коридор. Майлз пожалел, что так часто сворачивал в боковые коридоры – отчасти именно поэтому так безнадёжно заблудился. Надо идти только прямо или, если упрёшься в тупик, сворачивать направо и идти, сколько можно – так он сформулировал план действий на ближайшее будущее.
Наконец пальцы нашарили что-то не похожее на панель криокамеры. Майлз замер. Из собственного печального опыта он знал: стоит лишь на мгновение свернуть с пути, ориентация тут же теряется. Осторожно, чтобы не развернуться, обшарил стену вокруг. Да это дверь! Только бы не опять в какую-нибудь подсобку. Только бы она не оказалась запертой, как обычно.
Не заперто!
Майлз собрался и потянул за ручку. Заскрипели ржавые петли. Чёртова дверь весила никак не меньше тонны, но ведь подалась! Он осторожно ступил в проём и поводил ногой. Ступня не ушла в пустоту. Если ощущения не врут, это пол. Подпереть дверь было нечем. Оставалось лишь надеяться, что она отыщется: а вдруг новый коридор закончится тупиком? Он осторожно встал на четвереньки, чтобы было легче двигаться на ощупь.
Нет, это не подсобка. Здесь лестница, пожарная лестница! Похоже, он стоит на площадке перед дверью. Саднящая кожа руки коснулась шероховатой прохладной подножки. Ступени справа вели наверх, слева – вниз. Куда идти? Однозначно, путь наверх должен закончиться скорее. Может, то, что подземелья здесь бездонны, и заблуждение, только очень уж это заблуждение пугало. До планетарной магмы, во всяком случает, лабиринт не доведёт – замороженные «потекут» от жара.
Поручни на лестнице болтались не сильно, тем не менее Майлз всё равно карабкался на четвереньках, похлопывая по каждой следующей ступени, проверяя, всё ли с ней в порядке, прежде чем наступить. Площадка, поворот, снова вверх, превозмогая боль. И снова площадка и разворот. Хотя дверь также оказалась открытой, он продолжил путь по лестнице. Нет уж, никому не заставить Майлза вернуться к сонмищу трупов, только если путь вверх закончится. Он попробовал было считать лестничные пролёты, но сбился через несколько поворотов. Майлз вдруг услышал собственное хныканье – в одном ритме с завыванием ангелов. Заставил себя заткнуться. О боже, что это там такое? Какое-то светло-серое мерцание над головой. Это настоящий свет или опять галлюцинация?
Майлз понял, что свет настоящий, когда бледными тенями проступили руки, белесые и призрачные рукава рубашки. Что ж, во всяком случае, руки на месте. И то хорошо.
Окно! В двери следующей площадки – окно!. Двух ладоней шириной, зато настоящее окно. Майлз посмотрел наружу, вытягивая шею, и заморгал – серый сумрак взметнулся ярче пламени. Отвыкшие от света глаза наполнились слезами. Только бы оказалось не заперто, только бы не заперто…
Он поддал плечом, и выдохнул с облегчением, когда дверь сдвинулась. Скрипу от неё было значительно меньше, чем от той, что внизу. Может, это крыша? Ты бы поосторожнее. И снова пополз на четвереньках, на сей раз, наконец-то, на свежий воздух.
Нет, это не крыша. Широкий переулок, уровень городской улицы. Придерживаясь одной рукой за грубо оштукатуренную стену, Майлз поднялся на ноги. Щурясь, он вглядывался в мутно-серые тучи, влажный туман и сгущающиеся сумерки. Всё вокруг прямо-таки искрилось светом.
Напротив двухэтажного здания, которое он только что покинул, стояло другое, значительно выше. С видимой стороны не было ни входов, ни окон на первом этаже. Тёмные проёмы выше отливали холодным серебром рассеянного света. Стёкла не были разбиты, однако смотрели печально и неуютно, словно глаза брошенной женщины. Не исключено, что здесь промзона – ни домов, ни магазинов поблизости не видно. Ни освещения, ни охраны. Что же здесь такое? Склады? Заброшенное производство? Ледяной ветер гнал и мял какой-то пластиковый обрывок по растрескавшемуся тротуару – яркий кусок мусора, более реальный, настоящий, чем все вопящие ангелы этого мира. Или его воображения. Какая разница?
Он находился на территории Нортбриджа, столицы местной префектуры. Город еще назывался Китахиси – похоже, у всех городов на этой планете было по два имени. Наверняка, чтобы запутать туристов. Определённо, это Нортбридж. Чтобы очутиться в другом городе, ему пришлось бы одолеть под землёй больше сотни километров по прямой. И если с первой частью всё было логично (судя по тому, как гудели ноги, Майлз отмахал не меньше сотни километров), то «по прямой» никак не вписывалось в пройденный маршрут. Забавно, ведь на самом деле он мог находиться где-то совсем неподалёку от центра города, точки начала движения. Да нет, это всё же маловероятно.
То ли чтобы не упасть, то ли по уже выработавшейся жуткой привычке, Майлз оперся на грубо оштукатуренную поверхность стены и, повернув (направо!), поплёлся к пересечению коридо… Нет, к перекрёстку улиц. Тротуар леденил ступни. Похитители сразу же разули его, и теперь носки превратились в ошмётки ткани. Он стёр и ноги. Правда, ступни сейчас не чувствовали ничего, даже боли.
Ладонь скользнула по блеклой надписи на стене: «Сожги мертвецов!». После того, как прервалась «официальная» часть визита, Майлз видел этот призыв не единожды: раз – в подземном переходе неподалёку от космопорта, бригада уборщиков как раз смывала надпись. Чаще лозунг попадался на глаза в технических ответвлениях подземных туннелей, там-то уж точно туристов не ждут. На Барраяре принято сжигать жертвы в честь умерших. Майлз сомневался, что местные разделяют барраярский обычай. Загадочная фраза немедленно заинтересовала его. Имперский Аудитор как раз собирался приступить к расследованию, как всё пошло наперекосяк. Когда же всё это случилось? Вчера? Сегодня утром?
Свернув в другой неосвещённый… то ли переулок, то ли подъездной путь, ограниченный по противоположной стороне видавшей виды сеткой-рабицей, Майлз остановился в нерешительности. Из сгущавшегося сумрака, под проливным дождём из ангелов, на него, плечом к плечу надвигались две фигуры. Майлз поморгал, чтобы разглядеть их как следует, и тут же пожалел.
Та, что справа, была чешуйчатой бусинной ящерицей с Тау Кита, ростом не ниже (хотя, можно сказать, и не выше) самого Майлза. Пёстрая шкура, покрытая бисером чешуек, переливалась тёмно-красным, жёлтым, чёрным и слоновой костью, словно ошейником вокруг горла и дальше, по брюху. Вместо того, чтобы двигаться положенными ей жабьими прыжками, рептилия перемещалась на задних конечностях, что многое объясняло. Настоящий ядозуб с Тау Кита на четвереньках достал бы Майлзу до пояса. Так что этот не был слишком уж большим представителем своего вида. К тому же он помахивал какими-то мешками в руках. Ящерицы так себя не ведут.
А вот второй… То было порождение собственной фантазии Майлза, кошмарный жирный гигантский масляный жук. Ростом метр восемьдесят, с бледным брюхом, в котором что-то перекатывалось, он смахивал, скорее, на чудовищного таракана. Голова подпрыгивала из-под древесного цвета крыльевых пластин, но тварь вышагивала на ножках-палочках, а в передних клешнях также болтались тряпичные мешки. Средняя пара конечностей то появлялась, то растворялась, словно сознание Майлза никак не могло решить, какого размера омерзительное насекомое.
Парочка приблизилась, замедляя поступь и пялясь на Майлза. Тот покрепче вцепился в стену и острожно начал контакт:
– Э-э... Приветствую вас!
Тараканище повернул хитиновую голову, продолжая столь же осторожно изучать Майлза.
– Не вздумай подходить, Джин, – посоветовал он своему спутнику-коротышке. – Кто его знает, откуда он. Наверно, укурок. Вишь, зенки какие?
Жвала и усищи шевелились. Голос принадлежал ворчливому старикашке.
Майлзу очень хотелось объяснить им, что он действительно одурманен, но вовсе не наркоман. Однако сил пояснить разницу уже не было. Чтобы не перенапрячься, он попытался улыбнуться. Галлюцинации испуганно отшатнулись.
– Послушайте, – раздражённо начал Майлз, – не может быть, чтоб я напугал вас больше, чем вы меня. Может, пока потерпите мой вид?
Должно быть, он забрёл в кошмарную сказку с говорящим зверьём – одну из тех, что сам читал и перечитывал Саше и маленькой хулиганке Елене. Только вот в тех сказках зверьё было попушистее. Жаль, что растерзанные «химией» нейроны головного мозга не изобразили ему больших пушистых котят.
Выбрав самый строгий дипломатический тон, Майлз изложил суть проблемы.
– Прошу прощения, господа, но я, похоже, заблудился.
А ещё, похоже, где-то заблудились мой бумажник, комм и половина одежды. А ещё я потерял телохранителя и способность трезво мыслить. А ещё – он пошарил рукой по шее – потерялось его Аудиторское гербовое кольцо-печатка вместе с цепочкой. Конечно, коммуникационные и многочисленные другие возможности встроенного в печатку чипа абсолютно бесполезны на этой планете, но Роик, телохранитель, смог бы обнаружить его по сигналу. Если, конечно, Роик ещё жив. Когда Майлз видел его в последний раз, тот маячил над испуганно мечущейся толпой.
Майлз неосторожно наступил на осколок камня и убрал ногу. Если глаз различает камень, стекло и обрывки пластика на тротуаре, почему он не видит разницы между людьми и гигантскими насекомыми?
– В прошлый раз мне, помнится, мерещились здоровенные сверчки, – сказал он тараканищу. – Масляный жук, по-моему, гораздо лучше. Ничей другой мозг на этой планете, кроме, пожалуй, Роика, не родил бы масляного жука. Так что я точно знаю, откуда вы взялись. Судя по тутошней моде, будь вы порождением разума аборигенов, носили бы шакальи головы. Или ястребиные. Человек с головой ястреба в белом лабораторном халате.
Майлз понял, что сказал всё это вслух, только когда парочка отступила ещё на шаг назад. Да чего ж они так боятся? Может, его глаза лучатся небесным светом? Или наоборот, сверкают адским пламенем?
– Отойди от него, Джин. – Тараканище продолжал тянуть ящерицу за лапу, прочь от Майлза. – Не разговаривай с ним, отходи медленно.
– Ему надо помочь.
Другой голос был совсем юным, непонятно только, мальчишечьим, или девчачьим.
– Да, конечно, мне надо помочь! Из-за всех этих ангелов перед глазами я земли под ногами не вижу. Ещё и обувь потерял. На нас напали…
– Пойдём, Джин! – не унимался спинокрыл. – Надо успеть отдать секретарю мешки с находками до темноты, иначе нам достанется.
Майлз задумался, есть ли в этой реплике какой-нибудь смысл, но решил, что даже будь его мозг не в одурманенном состоянии, он бы не понял, о чём речь.
– А куда вам надо? – спросила ящерица с детским голосом. Тарканище тянул, но та упиралась.
– Я… – понятия не имею, подумал Майлз. Назад ходу не было, пока наркотик не даёт трезво мыслить. К тому же он не знает, кто враги и с кем придётся сражаться. Вернуться на конференцию по криогенной инженерии, даже если считать, что она продолжилась после всей шумихи, значит попасть прямо к ним в руки. Конечно, надо бы домой. До вчерашнего дня домой хотелось больше всего. Но потом… произошло столько всего интересного. С другой стороны, если бы кому-то приспичило его убить, у них уже была масса возможностей. Значит, всё не так и плохо… – Я понятия не имею, – признался Майлз.
Старикашка-таракашка прошамкал с отвращением:
– Тогда нам будет трудно подсказать вам, как туда пройти, согласны? Джин, мы уходим!
Майлз облизнул пересохшие губы. Языка он не почувствовал. «Не бросайте меня!» – безмолвно прокричал он. А потом тихо попросил:
– Я очень хочу пить. Не могли бы вы хотя бы сказать, где здесь можно попить?
Сколько же он пробыл в подземелье? На мочевой пузырь в качестве часов полагаться нельзя – он ведь вполне мог отлить где-нибудь в углу, двигаясь запутанным маршрутом. Судя по жажде, он провёл внизу от десяти до двадцати часов. Лучше бы двадцать, подумал Майлз, тогда наркотик скоро выветрится.
Ящерица по имени Джин предложила, подумав:
– Я принесу вам попить.
– Ни в коем случае, Джин!
Ящерица выдернула лапку из тараканьей клешни.
– Не указывай мне, что делать, Йани! Ты мне не папа с мамой! – На последних словах её голос задрожал.
– Да пойдём же! Смотритель сейчас запрёт ворота, ждут одних лишь нас!
Неохотно, оглядываясь через ярко расцвеченное плечо, ящерица поплелась следомв сгущающуюся тьму улицы.
В изнеможении и отчаянии Майлз осел на землю, привалившись спиной к стене здания. Попробовал глотать ртом влажный вечерний туман, но от жажды это не помогло. Холод от стены и тротуара пробирал до костей, лёгкая одежонка совсем не грела. На нём и были-то всего рубашка да серые штаны. В карманах пусто, ремень тоже забрали. А ночью станет ещё холоднее. Фонарей на улице не было, небо над городом тлело абрикосовым свечением – всё лучше, чем непроглядная тьма под землёй. Зато там теплее. Интересно, подумал Майлз, долго ли я здесь выдержу, прежде чем холод загонит меня вниз? Долго. Чёрт, очень долго. А холод он ненавидит.
И потянулось время. Майлз дрожал, прислушиваясь к отдалённому городскому гулу и приглушённым крикам в собственной голове. Похоже, ангельская напасть снова начала таять и превращаться в мельтешащие стрелы перед глазами. Ну и слава богу.
Не надо было садиться.
Напряжённые мышцы ног сводило судорогой. Вряд ли он теперь сможет встать.
Слишком уж неуютно здесь было, чтобы задремать, но Майлз задремал. Сколько прошло времени? Трудно сказать, однако пробудился он резко – кто-то осторожно коснулся плеча. Рядом на коленях стоял Джин, теперь он гораздо меньше походил на рептилию.
– Эй, если хотите, пойдёмте ко мне в убежище, – прошептал он. – У меня и вода в бутылках есть. Йани нас не увидит, он уже лёг спать.
– Вот… – язык не слушался Майлза, – вот здорово.
Сам бы он не встал, но крепкая юная рука не дала ему упасть.
Окружённый воющим ореолом вертлявых светлячков, Майлз побрёл за гостеприимной ящерицей.
* * *
Джин шёл, посматривая назад, проверяя, не потерялся ли где забавный коротышка, ростом не выше самого мальчика. Даже в сумерках было ясно, что наркоша – взрослый мужчина, а не мальчишка, на что Джин поначалу надеялся. Тот говорил взрослым голосом, хоть и забалтываясь от усталости, словами точными и непростыми. А ещё чудно – низко и раскатисто. Коротышка двигался прямо как Йани – медленно и скованно. Зато случайно пробегавшая по лицу улыбка светилась доброй, словно у человека, привыкшего радоваться жизни. Ворчун Йани никогда не улыбался.
Интересно, кто его поколотил? И за что? На коленях протёртых штанов – засохшая кровь, на рубашке - коричневые пятна. Для обычной сорочки она выглядела несколько вычурно. Казалось, прежде чем её уделали, рубашка сверкала безупречной чистотой. Как такое могло быть, Джин не понимал, ну да и ладно. Зато теперь у него есть ещё один, новый дружок. И никто его у Джина не отберёт.
Подойдя к пожарной лестнице, бегущей по внешней стене теплообменника, Джин ещё раз посмотрел на пятна засохшей крови и скрюченные от холода конечности. Спросил:
– А вы карабкаться умеете?
Коротышка поднял голову.
– Не то что бы это было моим любимым развлечением… И сколь высоко вздымается башня сей цитадели?
– Э-э… Только до верху, и всё.
– А высоко ли до верху? – тихонько пробормотал незнакомец. – Два этажа или, скажем, двадцать?
– Всего лишь три, – ответил Джин. – На крыше у меня тайник.
– На крыше?.. Что ж, зато «тайник» – звучит здорово. – Коротышка зачем-то облизал потрескавшиеся губы – язык тоже казался совсем высохшим. Без воды он долго не протянет, подумал Джин. – Давай ты пойдёшь первым? А то я, неровен час, поскользнусь…
– Мне придётся пойти вторым. Надо поднять за собой лестницу.
– А… Ясно. – Маленькая короткопалая рука потянулась за перекладиной. – Наверх. Наверху хорошо, да?
Он помедлил, вздохнул и полез, пошатываясь, наверх.
Джин взлетел следом с лёгкостью ящерицы. В трёх метрах над землёй он остановился, покрутил трескучий храповик, поднял лестницу, чтобы непосвящённые в тайну не смогли последовать за ними, и задвинул щеколду. Ещё три метра вверх, и перекладины лестницы превратились в широкие стальные скобы, прикрученные к стене. Коротышка преодолел и скобы; загвоздка, была, похоже, в том, что он не мог перелезть через край крыши.
– А что теперь? – В голосе звучало напряжение. – Чувствую, здесь надо прыгать вниз, на ту сторону, да вот не знаю, сколько до поверхности.
Чего это он? Не так-то и темно, чтобы совсем не видеть.
– Если не получается подтянуться, просто перекатитесь через край и падайте вниз. Край стены всего в полуметре над крышей.
– Ага… – донеслось в ответ.
Ступни мелькнули над головой и исчезли. Джин услышал глухой удар и хриплый вскрик. Он перемахнул через парапет. Коротышка сидел на плоской крыше и скрёб пальцами по зернистой кровле, словно пытался уцепиться покрепче.
– Вы боитесь высоты?
Джину стало стыдно, что он не додумался спросить об этом раньше.
– Вообще-то нет. Просто голова кружится. Извини.
Джин помог ему подняться. Мужчина не отказался от помощи, и мальчик повёл его вокруг сдвоенной башни теплообменника, здоровенной глыбой возвышавшегося над крышей. Услышав знакомые шаги, Галли, Твиг, Миссис Спек и её шестеро оставшихся в живых цыплят бросились к нему вокруг труб, квохча и кудахча.
– Боже, теперь я вижу кур, – произнёс мужчина сдавленным голосом, внезапно остановившись. – Что ж, где ангелы, там и куры. Что-то общее всё-таки есть – крылья, например.
– Перестань, Твиг! – шикнул Джин на коричневую курочку, которая всё норовила клюнуть штанину гостя. Джин легонько оттолкнул её ногой в сторону. – Я пока не принёс вам корма, подождите.
– Ты тоже видишь кур? – осторожно поинтересовался мужчина.
– Да, и все – мои. Белую зовут Галли, коричневую – Твиг, а чёрную рябую – Миссис Спек. А это всё её детки. Только они уже совсем и не детки.
Выводок линяющих цыплят-подростков выглядел не очень аппетитно, и Джин даже хотел извиниться за них, пока гость продолжал вглядываться в мечущиеся под ногами тени.
– Я назвал её Галли, потому что «галлус» – по-научному значит «курица».
Джину нравилось это имя, весёлое и резвое, словно «галоп»; мальчишка всегда произносил его с улыбкой.
– Грамотно, – сказал мужчина, и Джин потянул его за собой.
Зайдя за угол, Джин по привычке проверил навес, который сам построил из кусков брезента и каких-то чехлов. Конструкция, натянутая на шестах между башнями теплообменника, служила кровом для всего зверья. Под навесом было уютно, да и просторнее, чем в спальне в той, другой жизни… Лучше не вспоминать…
Отпустив руку гостя, мальчик взлетел на стул и включил лампочку-переноску, свисающую с растяжки рядом с обрывком провода. Тайное царство под навесом залилось ярким светом; лампочка справлялась со своей работой не хуже иной люстры. Незнакомец тут же прикрыл воспалённо-красные глаза ладонью, и Джин приглушил освещение.
Джин спустился со стула. Лаки поднялась и заковыляла ему навстречу с одеяла, лежавшего среди горы клочков бумаги, служивших матрацем. Мяукнув, она поднялась на задние лапы и дотянулась единственной передней до Джинова колена, разминая коготки. Джин наклонился, почесал за пушистым серым ухом.
– А обеда-то пока и нету, Лаки.
– У этой кошки действительно три лапы, или?.. – спросил гость как-то испуганно.
Джин даже забеспокоился, нет ли у того аллергии на кошек.
– Ну да, ей прищемило лапку дверью. Она ещё совсем котёнком была. Это не я её так назвал, это мамина кошка. – Джин прикусил язык. Не надо было этого говорить. – Вообще, это просто Кошка домашняя.
Вихрь, сокол, пронзительно крикнул со своего насеста; у Майлза уши свернулись трубочкой, а крысы зашебуршали по клеткам. Джин поздоровался со всеми, но еды за приветствиями не последовало, и недовольное зверьё расползлось по местам.
– А вы крыс любите? – спросил Джин с неподдельным интересом. – Хотите, я дам вам подержать Джинни? Она не укусит.
– Может, попозже? – ответил гость, но тут же прочёл обиду в глазах Джина. Прищурившись, обвёл взглядом клетки и поправился: – Крыс-то я люблю, просто боюсь, что уроню Джинни. Руки пока не слушаются. Слишком долго я сегодня бродил по Криосотам. – И, подумав, добавил: – Знавал я одного астронавта. Тот хомячков держал.
Это уже было что-то. Лицо Джина просветлело:
– Ой, вы же пить хотите!
– Буду благодарен, – ответил гость. – Это ведь стул, да?
Он ухватился за спинку стула, который Джин только что использовал как стремянку, и облокотился на него. Исцарапанный круглый столик, стоявший рядом и выброшенный некогда за ненадобностью из кафе, мог бы украсить жилище любого бомжа. Когда Джин нашёл его в очередном помойном рейде, столик едва держался на расшатанных ножках. Смотритель Тенбери научил Джина, как починить его разными подручными средствами.
– Ага, садитесь! Извините, стул у меня один – гостей-то обычно не бывает. Вы – гость, а значит стул, – ваш.
«Гость» плюхнулся на видавший виды пластиковый стул, тоже, видимо, из кафе. Джин пошарил на полке, выудил литровую бутылку воды, открутил крышечку и передал бутылку Майлзу.
– Извините, чашек у меня нет. Вы не против пить из одной бутылки со мной?
– Вовсе нет, – ответил тот, поднял бутылку и жадно к ней присосался. Уже допивая, внезапно поперхнулся. – Постой-ка, это что, весь твой запас воды?
– Нет-нет. На башнях охладителя снаружи есть краны. Один поломан, но, когда я перетащил сюда всех своих друзей, смотритель починил второй специально для меня. И палатку он мне помог поставить. Старшие не дали мне держать животных в здании – не всем людям нравятся шум и запахи. Да мне здесь и лучше. Пейте, сколько хотите. Я ещё наберу.
Коротышка осушил бутылку, и Джину пришлось расплачиваться за свои слова.
– Можно ещё?
Джин метнулся к крану и наполнил бутыль, на мгновение задержавшись у поилки для цыплят. Гость осушил ещё полбутылки, не останавливаясь, затем веки его устало смежились.
«Интересно, сколько же ему лет?» – подумал Джин. На бледном лице залегли морщины, тонкими лучиками разбегаясь из уголков глаз. Подбородок темнел суточной щетиной; такая у кого хочешь пробьётся после ночи под землёй. Тёмные волосы аккуратно пострижены, в отблесках света видно кое-где пробивающуюся седину. Похоже, он вовсе не карлик, просто невысокий взрослый. Вроде крепкий, хотя голова на короткой шее выглядит несколько крупновато. Джин сгорал от любопытства; проявляя вежливость, всё же решил пойти в обход.
– А как вас зовут, господин?
Глаза незнакомца распахнулись; светло-серые, наверно, ещё и яркие, только сейчас слишком уж красные и воспалённые. Хорошо, что он не такой здоровенный, как остальные взрослые, иначе Джин бы испугался.
– Майлз. Майлз Фор… э-э… остальное здесь у вас никто и выговорить-то не может. Зови меня просто Майлзом. А как зовут тебя, э-э… добрая душа?
– Джин Сато, – ответил Джин.
– Ты живёшь здесь, на крыше?
Мальчик пожал плечами.
– В основном да. Сюда никто не суется. Лифт внутри здания не работает. – Джин решил перехватить инициативу: – Мне скоро будет двенадцать. – Решив, что вот он и настал, момент правильного вопроса, Джин наконец-то выдал: – А сколько вам лет?
– А мне тридцать восемь. Недавно было…
– Ух… – Джин переваривал информацию. Значит, он старик. А значит, наверняка зануда. Пусть и не такой древний, как Йани, но, с другой стороны, как узнать, сколько Йани по-настоящему лет? – Вы говорите, как нездешний. Откуда вы?
– Да, я не здешний. С Барраяра.
Джин сдвинул брови.
– А это где? Это город? – Такого города в префектуре не было, Джин мог бы назвать все двенадцать. – Никогда не слышал.
– Это не город. Это такая планета. Если уж совсем точно, трёхпланетная империя.
– Так вы с другого мира! – Джин в восторге выпучил глаза. – Я ещё никогда не встречал людей с других миров! – Сегодняшнее ковыряние в мусорных кучах внезапно принесло богатый улов. Хотя, если он турист, то наверняка уйдёт отсюда, как только дозвонится до своих друзей или до отеля. Что уж тут радоваться. – А вас что, грабители поколотили, или что?
Джину рассказывали, что грабители нападают на наркоманов, пьяниц и туристов. Наверно, все эти люди очень беспомощны, подумал тогда Джин.
– Вроде того. – Майлз внимательно посмотрел на Джина. – Ты последние новости не слышал?
Джин покачал головой:
– Здесь только у секретаря Сьюз есть рабочий комм-пульт.
– Здесь?
– Ну… у нас. Здесь у нас криокомплекс, правда, его закрыли и забросили давным-давно, ещё до того, как я родился. Потом сюда пришли люди, которым больше некуда было деваться. Думаю, мы тут все вроде как прячемся. Конечно, кто живёт по соседству, знает, что здесь есть люди. Сьюз-сан говорит, что если мы все будем поосторожнее и не будем высовываться, на нас никто не обратит внимания.
– А этот, который с тобой был… Йани? Он кто? Твой родственник?
Джин изо всех сил замотал головой.
– Нет, он просто пришёл сюда однажды, как и все. Он размороженный.
Джин произнёс это слово с придыханием: размороженный.
– То есть, из криокамеры?
– Ага. Вот только он сам меньше всех рад, что его разморозили. У него был контракт с криокорпорацией только на сто лет. Думаю, тогда, давным-давно, Йани отвалил за него кучу денег. Но забыл сказать им, чтоб не размораживали, пока не найдут лекарство от старости. Ну так вот, его и разморозили по контракту. Жалко им, наверное, теперь – его голос потеряли. Вряд ли Йани ожидал такого будущего; слишком уж стар, чтобы работать, а значит в криокамеру ему больше не попасть. Да и вообще, мало что соображает. Только жалуется на всё постоянно.
– Ясно… Вроде бы.
Коротышка зажмурился, затем широко распахнул глаза и потёр брови, словно отгоняя сильную боль.
– Чёрт… Когда же оно отпустит?..
– Может, приляжете на мою скатку? – робко предложил Джин. – Вам нехорошо?
– Ты прав, мой юный друг! Мне нехорошо… Как точно сказано. – Майлз опрокинул остатки воды из бутылки себе в рот. – Мне нужно больше воды, надо поскорей вымыть из организма эту дрянь. Где у тебя сортир? – Джин недоумённо посмотрел в ответ, и Майлз пояснил: – Туалет? Гальюн? Отхожее место? Нужник? В здании есть толчок?
– А! Простите, поблизости нет… Я когда на крыше подолгу остаюсь, обычно потихоньку… ну… туда, в канавку, в уголке. А потом смываю по водостоку ведром воды. Только нашим женщинам ни гу-гу. А то они поднимут шум. Хотя травка внизу здорово зазеленела. Цыплята, вон, всю крышу уделали, так ведь ничего, никто и внимания не обращает!
– Вот это да! – улыбнулся Майлз, – поздравляю, мой зеленокожий оруженосец! Уборная – твоё независимое изобретение! Для рыцарского замка – в самый раз.
Что за “убор на «Я»” Джин и понятия не имел; по правде говоря, он не понимал и половины того, что лопотал этот наркоша. Поэтому решил не брать в голову.
– Вы прилягте, а я принесу чего-нибудь поесть, – предложил мальчик.
– Прилечь? Заманчиво… А там, глядишь, и пожевать смогу.
Джин обрадовано вскочил.
– Вам ещё воды принести?
– Будь добр.
Когда Джин вернулся с водой, коротышка пристраивался на суконном одеяле, брошенном у стены теплообменника. Лаки ему помогала. Мужчина протянул руку и рассеянно почесал её за ушами, а потом нежно провёл пальцами по обеим сторонам кошачьего хребта, выгнутого от удовольствия. Кошка снизошла даже до того, чтобы выразить признательность редким для нее урчанием. Майлз простонал и откинулся на спину, взял бутылку с водой и поставил у изголовья.
– Господи, хорошо-то как!
Лаки запрыгнула ему на грудь и принялась обнюхивать щетинистый подбородок. Майлз терпеливо наблюдал за ней.
Джин вдруг испугался.
– Если вы так боитесь высоты, как же быть с водостоком?
Жуткая картинка возникла перед глазами мальчика: его гость, человек с другой планеты, летит вниз головой, оступившись на парапете после неудачной попытки пописать в темноту…
– Знаете, куры почти не летают, хотя и птицы. А цыплята, так те вообще не летают! У меня погибли два цыплёнка Миссис Спек – свалились с парапета. Вроде выросли; забраться-то на край забрались, а вот удержаться – сил не хватило. Поэтому я им на вырост приспособил верёвочку: привязываю за лапку, чтоб не заходили слишком далеко. Может я и вас так… за лодыжку привяжу?
Майлз воззрился на ребёнка в изумлении. Джин даже успел перепугаться, что смертельно обидел гостя. Наконец в ответ прозвучал скрипучий голос:
– А знаешь, парень, в сложившейся ситуации идея очень даже недурная!
Джин расплылся в улыбке от уха до уха и помчался на поиски верёвки, зарытой где-то в ворохе мальчишечьего скарба. Один конец накрепко привязал к металлическим поручням у люка теплообменника, проверил, хватает ли длины до самого жёлоба водостока; вернулся, чтобы закрепить другой конец вокруг лодыжки гостя. Коротышка уже спал, обнимая одной рукой бутылку с водой, а другой – серую кошку. Мальчик дважды обернул верёвку вокруг его лодыжки и затянул крепким узлом. Затем вскарабкался на стул и приглушил свет переноски до мягкого, как у ночника, свечения. Он старательно гнал от себя мысли о маме.
Ложись и засыпай! А то придёт серенький волчок и укусит за бочок!
Если волчок придёт, я его поймаю и посажу в клетку. А кто он, этот волчок? Расскажи!
Понятия не имею. Просто так говорят деткам, когда укладывают спать. Засыпай, Джин!
Как же его согревали эти слова! Но теперь от них холодно. Ненавижу холод.
Обрадованный тем, что всё так здорово устроил, и что теперь-то его загадочный гость с другой планеты никуда не денется, Джин вернулся к парапету, перегнулся через край и посмотрел на лестничные скобы. Если поторопиться, можно успеть в кафе Аяко до закрытия, прежде чем все хорошие объедки попадут в помойку.
Глава вторая
Когда сержант Роик очухался во второй раз (хотя, может, то был уже третий?), нервно-паралитический дурман почти рассеялся, превратившись из густой каши в голове в пульсирующую между висками муть. Пошарив вокруг в поисках коммуникатора, Роик, естественно, ничего не обнаружил. Застонав, он повернулся на вонючем полусгнившем матрасе. Матрас лежал на полу, а вот где находился пол, понять было сложно. Сержант открыл глаза, и наконец-то, при дневном свете, ясно разглядел свою тюрьму.
С мебелью как-то не густо. Похоже на гостиничный номер – об этом говорят и планировка, и розетки, и ржавый разбрызгиватель противопожарной системы над головой, и лампочка над единственной дверью, вместо светильника. Матрас лежал в нише, некогда бывшей встроенным в стену шкафом. Напротив, в проёме выбитой двери, виднелся туалет. На лодыжке висела цепь. На другом конце цепи – болт, вмурованный в стену. Цепи хватало, чтоб зайти в туалет; во всяком случае, остались туманные ночные воспоминания. Однако до входной двери не доберёшься.
Он опять проверил, хватает ли цепи до туалета. Жадно приложился к пластиковому стаканчику с водой, оставленному заботливыми похитителями. Может, если пить больше, голова прочистится скорее? За длинным узким окном над ванной открывался пейзаж: унылый склон, покрытый лесом, густо спутанные ветви чернеющих деревьев. Роик постучал по стеклу. Оно отозвалось глухим голосом небьющегося материала. Тут либо электродрель нужна, либо плазморез.
Проверив длину цепи, сержант выяснил, что её не хватит даже на полпути до двери. Зато, если встать во весь рост, видно всё за передней стеклянной стеной номера, за той частью, что не перекрыта шторами и поляризующим фильтром. М-да, гостей здесь точно не ждут. Окно его номера выходило на общий балкон второго этажа. За балконными перилами открывался вид на обширные заросли кустов, которые терялись и растворялись в густом ельнике. Других зданий поблизости не было видно.
Ясно одно, он уже не в городе. А не было ли ночью на горизонте отсветов, огней большого города? Запомнилась только лампочка ночного освещения в туалете. Где же это он? Может, в десятке километров от Нортбриджа, а может, в десятке тысяч. И от этой разницы зависит жизнь...
Со своим огромным ростом он не без труда скрючился на матрасе и принялся за болт в стене, на котором висела цепь. Роику показалось, что болт – единственное слабое звено. Однако тот и не думал подаваться. Мясистым пальцам сержанта едва удалось зацепиться за треклятую железяку. Эх, если бы хоть как-то подцепить и раскачать её…
Да как же меня угораздило попасть в такую переделку?
Роику так и виделось: старший сержант Пим в пух и прах разносит его действия во время вчерашней потасовки. Сержант даже съёжился от страха. Ведь получилось, пожалуй, в тысячу раз хуже, чем при жалком фиаско в истории с масляными жуками. А как всё хорошо начиналось четыре недели назад!
Ну, может, только как-то поспешно. Хотя, в этом-то что удивительного? Как правило, все поручения Императора Грегора Лорду-Аудитору Форкосигану отдавались внезапно. После дюжины межпланетных командировок с милордом, у Роика накопился «тревожный чемоданчик» умений. Например, мгновенно собрать багаж и документы на обоих, обеспечить безопасность милорда, когда Роик выступал в роли «личного помощника». Именно в такой должности Роик официально сопровождал милорда Форкосигана. Как правило, пытаться объяснить гражданам иных миров, что означает почётный титул оруженосца, превращалось в пустую трату времени.. К тому же, Роик выполнял функции медбрата, без чего лорду Форкосигану было не обойтись. Хотя об этом милорд предпочитал отмалчиваться.
Знающая своё дело прислуга Дома Форкосиганов под неусыпным оком леди Екатерины фактически сняла с него часть этих задач. А вот отмена личных планов оказалась весьма болезненной – Роик едва успел набраться храбрости и пригласил мисс Пим в Хассадар, познакомиться с родителями. К счастью, Ори, дочь военного, всё прекрасно понимала. Ухаживать за дочерью собственного командира оказалось весьма непростой задачей. Ему вспомнился один вид земных насекомых, про которых рассказывала леди Форкосиган. Так у тех самец должен глядеть в оба, чтоб суженая не слопала его, приняв за корм. Только в данном случае, сделай он хоть один неверный шаг, башку ему оттяпает старший сержант Пим.
Ну так вот. Получив императорское распоряжение, менее чем через сутки они уже добрались катером до орбитальной станции пересадки. Затем – корабль, скачок и три тоскливые (хотя и не сказать, что без удобств) недели в пути на Новую Надежду 2, или Кибо-Даини, как её, чтобы не спутать с двумя другими планетами, называли местные жители. В конце пути – прибытие на одноимённую (даже лучше, чем одноимённую: просто «Кибо», язык не сломаешь) пересадочную станцию гиперпространственного тоннеля. Милорд, привыкший ещё в дни работы в имперской безопасности не тратить дорожное время попусту, загрузил Роика объёмистым домашним заданием, - информацией о цели полёта, да и сам нырнул в изучение ещё более объёмистых секретных докладов.
Роик никак не мог взять в толк смысла командировки. Ну, с лордом Форкосиганом всё ясно: он единственный, кто, насколько Роик знал, действительно умер и вернулся к жизни лишь благодаря крионике. То есть, в это вопросе Майлз – самый что ни наесть настоящий специалист-практик среди всех Аудиторов Грегора, личного императорского подразделения по особым поручениям. А уж в галактической дипломатии он был дока, тут вообще никаких сомнений. К тому же только что вполне успешно закончилась его работа в ещё одной должности – графа-представителя своего отца на Совете графов, где он несколько лет работал в различных комитетах по усовершенствованию законов Барраяра в области репродуктивных технологий до всегалактических стандартов. Возможно, подумал Роик, крионика – лишь обратная сторона проблемы, связанной с искусственным продлением жизни, а посему – логическое продолжение работы милорда. Но «Открытая конференция по вопросам крионики» в Нортбридже, проводимая консорциумом криокорпораций Кибо-Даини, казалась поначалу самым умилительным гостиничным сборищем учёных головастиков и перекормленных юристов, которое Роик видел в своей жизни.
– Не стоит недооценивать учёных мужей, когда речь заходит о финансировании науки. Они превращаются в акул бизнеса, – пояснил милорд в ответ на недоумение Роика. – И уж тем более нельзя сомневаться в способностях юристов к тактике засад.
– Да они же ни черта не смыслят в игольниках и парализаторах! – не сдержался Роик, – только болтать умеют. И чего я тут торчу? Как начнут метать свои статьи, я лучше за вас спрячусь, милорд.
Похоже, поторопился. Сглазил.
Роик честно скучал на всех заседаниях, где пожелал присутствовать милорд. Сержант садился в последнем ряду: оттуда можно было наблюдать за входами-выходами. Он держался изо всех сил, чтоб не заснуть. А вот милорд конспектировал всё без устали и без разбору. Роик всюду следовал за милордом на званых обедах, на пышных вечерних банкетах, устраиваемых спонсорами, держась на самых разных расстояниях – то прямо-таки нависая над плечом милорда, то прислонясь к дальней стене, по знаку Майлза. О крионике и людях, которые ей занимаются, он узнал гораздо больше, чем хотел.
Роик уже было решил для себя, что вся затея с поездкой – ни что иное, как сговор леди Форкосиган и императрицы Лаисы. Екатерине ведь столь необходим отпуск – отдых от супруга, который относит все жалобы на счёт скуки, а скука, по его мнению, лечится только новыми увлекательными планами и делами. Леди Форкосиган несёт на своих плечах домашнее хозяйство, воспитание четверых детишек дошкольного возраста и подростка, сына от предыдущего брака, а плюс ко всему политически важную роль супруги Имперского Аудитора и графа-наследника в одном лице. Она взвалила на себя обязанности по развитию сельского хозяйства и терраформированию округа Форкосиганов, а в короткие оставшиеся мгновения отчаянно пытается реализовать свои планы по садовому ландшафтному дизайну. По всему поэтому прислуга уже судачила и гадала, когда же Екатерина не выдержит и, в ответ на мужнины чудачества, вышвырнет коротышку из окна четвёртого этажа поместья Форкосиганов. Роик подумал, что командировка на Кибо, в общем-то, неплохая альтернатива.
Даже самому преданному телохранителю иногда требуется выйти по нужде. Вот потому-то, не заботясь об экономии, Роик и доказывал с пеной у рта необходимость держать с ним помощника, а лучше двух, - на всякий случай. Прошлым вечером (а может, позапрошлым? Сколько дней он провёл в плену и дурмане?) он сходил в туалет и вернулся в зал приёмов. Милорда там не оказалось, зато сигнал его комма обнаружился этажом выше. Туда, на совсем уж закрытую часть банкета, вела винтовая лестница. Их коммы работали на безопасном шифрованном канале. Поскольку аварийного сигнала не поступило, ожидание заставило Роика лишь немного понервничать и потренироваться в терпении. Наконец милорд спустился по витым ступеням, довольными жестами распрямляя манжеты; выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Но чтобы это понять, надо было его знать. Дьявольский огонёк блестел в глазах, на губах блуждала усмешка, да и вообще, вид был ликующий. А в ликование его приводили совершенно ужасные вещи.
– Что случилось? – взволнованно шепнул Роик.
– Позже, – прозвучало в ответ, – здесь стены с ушами.
Так Роик и скрежетал зубами до вечера, пока они не остались одни в комнате. Тогда милорд распаковал глушилку от «жучков» и шифратор. Он уселся за единственный в комнате письменный стол и принялся стучать по клавишам.
– Ну, так что всё-таки случилось? – Роика разбирало нетерпение. – С чего такой довольный вид?
– Дело наконец-то сдвинулось с мёртвой точки. После долгих дней тишины меня пытались подкупить.
Роик замер. Дача взятки Имперскому Аудитору влекла за собой смертный приговор на Барраяре.
К несчастью, мы не на Барраяре.
– Э-э… И это что, хорошо?
– Как говорят, нет дыма без огня. – Милорд продолжал жизнерадостно молотить по клавишам, творя послание, предназначенное лишь для императорских глаз. – А может, без зеркал. Прошу обратить внимание, попытка была завуалированной и весьма элегантной. Остаётся только радоваться, что я имею дело не с идиотами. Ах, Лаиса, как же ты была права. Милая комаррианка, и откуда только твой прелестный носик всё знает?
– Что-что? – заволновался, ничего не поняв, Роик.
– Да уж, не поносил ты форму наёмника, не послужил в спецслужбах. Там на предмет взяток были интересные проверенные правила. У меня на флоте было так: бери всё, что дают, доложи начальству, делай то, что должен. На тайной службе – примерно то же: принимай взятку и тяни нитку. У всех ниток-верёвочек два конца, знаешь ли. Веди и подсекай, там увидишь, что поймал. Ха-ха!
Допечатав, Майлз расцвёл в радостной улыбке.
– А что за взятка? – настаивал Роик. – Или мне не следует знать?
Не надо, не вынуждай меня работать вслепую.
– Крайне привлекательный фондовый опциончик от компании Ширагику-ша, её полное название «Криокорпорация Белая Хризантема». Случилось так, что компания собирается открыть своё отделение на Комарре; мне, похоже, предлагается войти в дело на весьма выгодных условиях. Короче говоря, мне предложили беспроцентный кредит, деньги могу отдать, когда стоимость акций удвоится. Ну а что для них может быть выгоднее акционера с моими несусветно высокопоставленными связями? Хотя, надо отметить, «голосующие» акции мне не предлагали. Голосовать будут хозяева, чьи имена пока покрыты мраком.
Изо всех головоломных извращений демократии, встречавшихся Роику – вроде вторичного рынка комаррских всепланетных «голосующих» акций, – обычай Кибо-Даини включать замороженных (а по сути – мертвецов) в списки для голосования начисто «выносил мозг». Эти люди становились марионетками в руках криокорпораций. Те распоряжались безответными голосами несчастных, созидая ведомое лишь им самим будущее. Если уж доверяешь корпорации свою забвение и последующую жизнь, то голос – это такая мелочь.
– Без сомнения, то была великолепная задумка, – решительно заявил милорд, узнав о местной традиции. Правда, он говорил о временах двухсот- или трёхсотлетней давности, когда странные похоронные обычаи (Роик представлял ситуацию именно так) лишь набирали популярность.
– Тэк-с… – пробормотал милорд себе под нос, отправляя донесение окольными и шифрованными путями.
Ох, как Роику хорошо знакомо было это «тэк-с». От него мороз пробегал по коже.
Засим в постель! Нас ждут великие дела последнего дня конференции. Вот только пошёл он, этот последний день, совсем не так, как ожидалось. Насколько понял сержант Роик, никто, даже его хитроумие милорд, не ожидал, что события развернутся так.
И вот – Роик, Роик, что же ты натворил… – безумный коротышка сгинул!
А сгинул ли? Запоздало пронеслась мысль: может, милорда тоже захватили? Сцапали там, в фойе, в пылу сражения?
Может, он здесь? Роик оставил болт в покое и повернулся к стене. Трижды постучал по три раза. Повторил. Ни звука в ответ. Попробовал у противоположной стены, для чего пришлось потянуться. Снова тишина. Может, смежные комнаты пусты? А может, его товарищи по несчастью ещё не пришли в себя, не слышат его и не в состоянии ответить... А ещё за стеной могут оказаться похитители, и он только что своими руками дал им знать: «Я очухался». Чёрт! Надо позже ещё попробовать.
Роик снова принялся ковырять болт. Волдыри на пальцах уже появились, а проклятая железяка никак не поддавалась. В голове опять завертелись картины: он лишь на мгновение потерял милорда из виду, и тут вдруг сработали отточенные за годы рефлексы телохранителя. Роик затолкал полдюжины потенциальных заложников в гравитационную шахту и оттеснил к пожарному выходу. Да, они были штатскими, невооружёнными «ботаниками». Пусть никто, кроме Роика не помог бы им, что с того? Разве они – его забота? Да и нападавших этим только разозлил, чертовски разозлил, потому и нарвался на луч парализатора. Вот бы милорду удалось бежать, тогда он меня спасёт! Позорище, конечно. Однако с какой радостью Роик встретил бы этот позор.
Щёлкнул замок, Роик дёрнулся и спрятал ладони на коленях. Дверь открылась, в помещение протиснулся костлявый юнец. Сальные тёмные волосы, узкая щель глаза, подозрительно зыркающего на Роика из глубины фиолетово-багровой гематомы. Юнец дохромал до радиуса действия цепи, опустил поднос с разогретыми полуфабрикатами из фаст-фуда и подтолкнул его Роику чем-то, здорово смахивающим на швабру. Порция на подносе была не вскрыта. Что ж, похоже, его не собираются ни травить, ни морить голодом. «Не делай поспешных выводов», – раздался в голове голос милорда. Есть хотелось страшно, однако Роик и не двинулся к подносу.
– Я тебя знаю, – выпалил сержант, – видел тебя в фойе отеля.
Видел вплотную. События завертелись слишком быстро, чтобы Роик мог твёрдо сказать: профессионально прошло нападение или так, любительщина чистой воды. Прокручивая в голове случившееся, он решил, что, скорее, в налёте было всего понемногу. Снайпер, который снял его парализатором, знал своё дело. А вот те, что увели пленных, никак не вписывались в представления Роика о профи. Ясно одно: то был массовый захват заложников, а вовсе не заговор против граждан Барраяра. То-то милорд расстроится, прямо-таки удар по его самолюбию. Одно непонятно: хорош такой расклад или плох?
Костлявый угрюмо потрогал фингал и сделал шаг назад. Он, похоже, также вспомнил Роика.
– Ну и кто вы такие? – продолжил Роик, – на кой дьявол притащили меня… нас сюда?
Костлявый вскинул голову; не заплывший глаз вспыхнул.
– Мы – «Организация освобождения Новой Надежды»! Наше поколение, – он ухнул себя в грудь кулаком, – берётся за борьбу с властолюбивыми корпорациями! Продажные и разжиревшие, они не оставляют нам шансов, кроме как спалить всю их прогнившую систему до основания, а затем… Затем мы построим всё заново. Мы поднимем голову, мы вырвем руки мертвецам, что пытаются обратить нас в прах!
Роик испуганно прищурился, а Костлявый, исполнившись страстью, продолжил проповедь, – хотя, может и несколько путано. По всей видимости, ООНН представляла собой некую местную политическую группировку, которая, не будучи способной к ведению диалога, (если Костлявый состоял у них в переговорщиках, то чему тут было удивляться?) попыталась увеличить вес своих аргументов, перейдя от слов к делу. Обрывки разговоров, что Роик случайно услышал на конференции, серьёзная критика деятельности местного политического процесса – всё утонуло в бесконечном потоке нытья, но суть разглагольствований сводилась к тому, что Костлявый и его дружки полностью себя дискредитировали. А начавшаяся «чёрная полоса» подтолкнула их к осознанию: если мертвецы не перестанут накладывать свои лапы на всё, что можно, то живым скоро совсем ничего не достанется. Дельцы и мертвецы перемешались в голове Костлявого невообразимой кашей. Роик не стал объяснять тому, что благосостоянием Кибо-Даини распоряжались, вообще-то, живые люди, хоть и от имени мертвецов. И уж если заменять их на других живых, то вряд ли кто станет приглашать на эту роль ООНН.
– Сожги мертвецов! – воскликнул Костлявый в завершение речи, словно «Аминь!» после зазубренной молитвы.
Сжечь, закопать или заморозить – Роик не видел особой разницы. Ну, потеряешь немного органики, которую можно переработать.
– А к нам-то это какое отношение имеет? – пожаловался Роик своему обидчику. – Нам ваши выборы – по боку. Мы вообще на следующей неделе улетаем. Или вы на выкуп рассчитываете?
Костлявый презрительно махнул рукой.
– Вот ещё! Мы намерены рассказать всем планетам: мы страдаем здесь, на Кибо, от беззакония и коррупции! После нашей акции никто – ни вы, приезжие из других миров, ни самодовольные госслужащие, это зажравшееся старичьё, которое только и мечтает о грядущей вечности в вожделенной морозилке, ни наше поколение, раздавленное пятой угнетателей по всей планете – никто не останется в неведении! У вас не получится закрыть глаза и заткнуть уши!
– А, так это вы так «пиаритесь»? – ответил Роик и подумал: уж лучше бы выкуп. Милорд бы всё устроил в мгновение ока, едва ему позволили бы связаться с барраярским консульством на планете. И, будьте покойны, он бы не забыл как-нибудь по-хитрому вернуть деньги впоследствии. Ну и, конечно же, Роик никогда не слышал о политических радикалах, которые не были готовы удавиться за деньги. – А ведь можно решить проблемы выкупом. Или назовём это вознаграждением, если…
Взгляд Костлявого полыхал презрением. Что ж, не будем торопить события. Пусть клиент обмозгует предложение. У Роика есть дела и поважнее.
– Лорд Форкосиган, мой работодатель, невысокий такой, вам по плечо будет, с тросточкой и всё время трещит без умолку, его ни с кем не спутаешь – он здесь?
Наигран ли был непонимающий ответный взгляд? Не разберёшь. Тогда Роик попробовал настойчивее:
– Если он здесь, то нас надо поместить в одну комнату. Ему требуются определённые процедуры, и без меня не обойтись. С ним случаются серьёзные припадки. Лорд Форкосиган – один из влиятельнейших форов на Барраяре. Вам хорошо заплатят, если он вернётся домой целым и невредимым. А вот если он тут копыта откинет, то я и думать боюсь, что с вами произойдёт.
Роик не знал, как дальше развивать эту тему. Милорд не случайно держался в тени на Кибо; сержанту не хотелось накручивать цену выкупа неосторожными высказываниями.
Припадки начались у лорда Форкосигана после выхода из криостаза. Майлз падал, содрогаясь и закатывая глаза; лежал так пару минут, затем вставал, разбитый и подавленный. Зрелище крайне неприятное. Однако припадки вряд ли были смертельны – по меньшей мере, такой опасности не было с тех пор, как леди Форкосиган заставила его поклясться, что тот никогда сам не сядет за руль никакого транспортного средства, наземного или воздушного, известного ей или не известного. Лошади и велосипеды остались в качестве компромиссного варианта, и, хотя милорд терпеть не мог шлемы, ему пришлось подчиниться.
Костлявому ни к чему было знать детали, поэтому Роик лишь художественно доработал описание симптомов до нужной ему степени. Тогда в глазах у Костлявого мелькнуло сомнение, парень расслабился и ответил:
– Ладно, я поспрашиваю, – и добавил совсем уж непрофессионально: – только сомневаюсь, что-то не видел я здесь никого похожего на твоего босса.
Костлявый ушёл, оставив Роика в размышлениях. Так, мелкая сошка. Не из хозяев. Костлявый очень сильно смахивал на тот тип людей, который частенько встречался Роику в бытность его патрульным на улицах Хассадара, столицы округа Форкосиганов. Таким придуркам и работу на посудомоечной машине доверить нельзя – слишком сложно. Зато убедить их в том, что кто-то другой виновен во всех невзгодах – пара пустяков. Уж Роик об этом хорошо знал. Такие, как Костлявый, сами рассказывали, долго и нудно, пока патрульный помогал им добраться до тихого, спокойного местечка, где можно выспаться и перележать похмелье – от выпивки, наркотиков или словоблудия. Хотя нельзя сказать, что эти типы совсем не опасны, особенно когда вляпаются по уши. Правда, и тогда утихомирить такого – не бог весть какое море проблем.
Море сегодняшних проблем выглядело, скорее, бездной. Собиралась ли ООНН убивать заложников по одному, если их требования не удовлетворят? На Барраяре чокнутые экстремисты так бы и поступили, подумал Роик с чем-то похожим на гордость. Странно, но до сих пор события разворачивались бескровно – парализаторы да сонный газ, никаких тебе игольников или нервнопаралитического газа. Но если вдруг всё-таки – а вдруг? – можно ли надеяться, что охотились не за милордом?
Если б милорд умер на глазах у Роика, не оставалось бы ничего, кроме как передать показания по шифрованному каналу комма, да перерезать себе глотку на месте. Потому что смерть предпочтительнее персонального доклада некоторым персонам. Он представил себе лица графа и графини Форкосиган, леди Екатерины, когда те услышат новость. А коммандер Пим? А Ори? Он увидел пятилетних карапузов Сашу и Хелен – чтоб заглянуть им в глаза, придётся стать на колени: «А где наш папочка, Роик?»
Лезвия под рукой не оказалось. Роик слыхал о зэках, умудрявшихся задушить себя, проглотив собственный язык. Он даже попробовал, – выгнул язык к гортани. Нет, с ним такой номер не сработает. Зато есть стена. Чертовски крепкая, во всяком случае, болт держится намертво. Интересно, если хорошенько разбежаться, можно сломать о неё свою крепкую шею?
Впрочем, пока рановато об этом думать, хотя и забывать о такой возможности не стоит. Вот милорд, к примеру. Прежде чем взяться за решение вопроса о жизни и смерти, всегда плотно перекусит. Да и миледи тоже, если разобраться. Роик вздохнул и подполз на четвереньках к подносу с едой.
* * *
Пробуждение вышло резким. Глаза наполнились солнечным светом, который превратился в тень матерчатого навеса. Затем изображение сменилось кошачьей мордой на расстоянии кошачьего же дыхания. Значит, на груди был вес кота, а не новая болячка. Сняв с себя трехногую животинку, Майлз осторожно сел. Проверим состояние. Головная боль и похмельный синдром – присутствуют; жуткая усталость – присутствует; визгливые ангелы – отсутствуют, что не может не радовать. Кошмарные галлюцинации также отсутствуют, а обстановка, какой бы странной ни казалась, вовсе не порождение наркотического бреда.
Сбросив одеяло, он обвёл взглядом новое пристанище. Детали старинного замка растаяли, сменившись функциональным квадратом плоской крыши, над которой торчали башни теплообменника, служившие заодно и растяжками палатки. Или амбара? Скорее, зоопарка. На перекладине, выше всех, сидела хищная птица, грациозная и надменная – явно фор среди остального зверья. На покорёженных металлических полках располагалось собрание чёрных и белых крыс в клетках да стеклянные стенки террариумов. Их обитателей надёжно скрывало искусное оформление из растительности; Майлз готов был поклясться, что заметил в зарослях черепашку. Вдоль стены, против его импровизированной постели, стояли три ящика, устланные какими-то обрывками. Там расположилось гнездовье цыплячьей популяции. Твиг, коричневая курица, всё ещё дрыхла в своём ящике. Майлз уставился на бельевую верёвку, привязанную вокруг лодыжки. Меня подобрали. Что ж, могло быть и хуже.
А вот и хозяин зоопарка. Джин, сидевший за круглым столиком, улыбнулся Майлзу.
– Проснулись? Вот и хорошо!
Теперь, когда мозги прочистились и залившая их до краёв наркотическая дрянь не «обрабатывала» изображение перед глазами, Джин предстал перед Майлзом тощим мальчонкой, только-только превращающимся в подростка, с чёрной, жёсткой и давно не стриженной копной на голове и яркими карими глазами. В чертах лица угадывались гены всех наций, основавших население этой планеты. Рубаха великовата: рукава закатаны, а вот низ свисал и волочился над мешковатыми шортами. Поношенные кеды без носков болтались на щиколотках.
– Будете завтракать? – предложил паренёк. – Сегодня с утра – свежие яйца. Целых три!
Вот ведь гордый юный птицевод… Майлз понял, что яиц на завтрак ему не избежать.
– Чуть позже. Сначала хотелось бы умыться.
– Умыться? – нахмурился Джин, словно никогда о таком новшестве не слыхивал.
– Мыло у тебя есть? – продолжил Майлз. – Бороду, полагаю, ты не бреешь…
Джин отрицательно покачал головой, однако тут же кинулся шарить по своим захламленным полкам, и вскоре вернулся с засохшим куском мыла, пластиковой кюветой и сероватым полотенцем. Майлзу пришлось попросить Джина развязать бельевую верёвку, после чего он с благодарностью принял мыло с другими принадлежностями и поплёлся за теплообменник, где ждали кран и вода. Там разделся, вернее, сорвал лохмотья, оставшиеся от одежды, и не только умылся – вымылся весь, не забыв хорошенько намылить стёртые ступни и колени. Особенно колени – те сверкали ушибами и ссадинами, хотя воспаления вроде не было. Джин хвостиком пришлёпал за ним – понаблюдать. Любопытно наморщил лоб, разглядывая бледные шрамы, исполосовавшие торс. Майлз оделся в своё попахивающее тряпьё и поплёлся обратно. Юный хозяин дома предложил ему единственный стул, на который Майлз радостно опустился.
Джин поставил кастрюльку с водой на обычный, хотя и изрядно затасканный аккумуляторный калорифер. Мальчишечье царство на крыше в основном было одето в убранство, приобретённое на свалках. Хотя, надо заметить, небесполезное. Вода закипела быстро, и Джин положил в неё три куриных яйца – бесценное богатство.
– Коричневое отложила Твиг, – сообщил мальчик, – а Галли – два других. Свеженькие, ночные. А ещё у меня есть соль!
Джин где-то пошуршал, достал пластиковые тарелки, бутыль с водой на двоих, и полбуханки суховатого, но чрезвычайно вкусного хлеба. Затем парнишка сказал, доверительно и зачем-то полушёпотом:
– А знаете, яйца выходят у кур из задов.
– Знаю, – ответил Майлз совершенно серьёзно. – Там, откуда я родом, тоже есть куры с Земли. И другие птицы.
Джин обрадовался.
– Хорошо, а то некоторые почему-то сердятся, когда об этом узнают.
– Некоторые полагают, что Барраяр – примитивный мир.
Мордашка Джина так и засияла.
– А там много животных?
– Да всё, что обычно завозится с Земли, помимо собственной экосистемы. Хотя местные животные в основном небольшие, вроде жуков. Зато в морях водятся создания покрупнее.
– А рыбу там ловят?
– Только не в море. В искусственно заселённых озёрах – да. Растения и животные Барраяра в основном ядовиты для человека.
Джин понимающе кивнул.
– А на этой планете нашлись только микроорганизмы на экваторе. От них, считается, и получился кислород. Это ещё до последнего обледенения. Там, где сходят ледники, сразу сажают множество растений с Земли. Но вот животных маловато.
– Кибо-Даини мне очень напоминает Комарру, это вторая планета моей Империи, – поведал Майлз. – Холодный мир, очень медленно заселяемый. А вот Сергияр, третий мир, тебе бы понравился. На нём богатая, сложившаяся экосистема, множество изумительных животных. Во всяком случае, моя мама так рассказывает. Его колонизировали недавно, всего лишь в предыдущем поколении, поэтому учёные пока только исследуют флору и фауну.
Теперь Джин смотрел на Майлза уже с теплотой. Похоже, коротышке удалось вырасти в глазах мальчугана. Неужели в мире Джина столь редки взрослые, с которыми можно поговорить о чём-то интересном? Если, конечно, принять во внимание, что «интересно» – значит о животных.
– Кофеёк у тебя, конечно же, не водится. Или, может, чай? – без особой надежды спросил Майлз.
Джин покачал головой.
– Зато у меня есть пара бутылочек «колы».
Он опять метнулся к полкам, вернувшись с парой ярких пластиковых бутылочек.
– Только они тёплые…
Майлз взял одну, прищурившись, прочитал состав компонентов на этикетке – жуткая смесь дешёвых ингредиентов и источников сахара, – и не решился пить это до завтрака, пусть даже в составе имелся кофеин. И когда же это вы стали столь разборчивым, уважаемый Лорд-Аудитор? Вернее, спросить себя надо было, и когда же это вы успели состариться? Яйца, хлеб и вода и без того станут непростым испытанием для его расстроенного желудка. Он покачал головой «спасибо, нет», и поставил бутылочку.
Яйца кипели. Майлз покрутил головой, разглядывая обстановку.
– Интересно тут у тебя. Ничего подобного я на Кибо до сих пор не видел.
Да уж конечно, такого не увидишь во время инсценированных поездок под присмотром сотрудников криокорпораций.
– Много ли здесь живёт народу?
Джин пожал плечами:
– Сотня. А может, две. Я не знаю. А вот Сьюз-сан точно знает.
Брови Майлза поползли на лоб.
– Немало!
Им, похоже, удаётся держаться подальше от любопытных глаз. Что ж, целой армии бездомных приходится проявлять чудеса осмотрительности, чтобы не выдать себя.
– И как ты здесь очутился?
Вновь движение плечами.
– Просто нашёл. Или нашёлся. Местные собирали всякую всячину в парке, да и натолкнулись на меня. Я там спал. Ну, вот и подобрали.
Похоже на местную традицию.
– А родственники у тебя здесь есть?
– Нет.
Уж слишком короткий ответ для говорливого и одинокого ребёнка.
– А вообще родственники есть?
– Папа умер. – Молчание. – Маму заморозили.
Большая разница, учитывая обычаи на этой планете.
– Братья, сёстры?
– Маленькая сестрёнка. Живёт где-то у родственников.
Последнее слово он почти выплюнул. Майлз воздержался от мимики, сохраняя молчание, давая мальчику возможность договорить.
– Я бы взял её с собой, да она слишком мала, – продолжил мальчик, оправдываясь. – Да и вообще, она тогда и не понимала, что происходит.
– А что, собственно, э-э… происходило?
И опять движение плечами. Джин неожиданно подпрыгнул.
– Яйца сварились!
Так Джин – сирота? Или беспризорник? Или и то, и другое? Майлз-то думал, на Кибо-Даини есть социальная служба охраны ребёнка, как на всех технологически развитых планетах. Пусть даже не обязательно такая безжалостно-заботливая, как на Колонии Бета. Да-а… Джин – целый кладезь загадок, но, к сожалению, не самых важных на настоящий момент.
Горячие яйца выкатились на тарелку. Майлзу, конечно, досталось особое, коричневое. А ещё у Майлза хватило ума не спорить по поводу двойной порции для гостя. Джин передал ему пакетик с солью, прихваченный из некоего заведения под названием «Кафе Аяко», они поровну разделили хлеб и воду.
– Восхитительно, – промычал Майлз с набитым ртом. – Свежее не бывает.
Джин гордо улыбался.
Майлз проглотил кусочек хлеба и забросил удочку:
– Так ты говоришь, здесь у кого-то есть комм? Как думаешь, мне дадут попользоваться?
– Есть у Сьюз-сан. Надо у неё попросить. Если, конечно, застать её пораньше днём, пока она в настроении. – Затем без энтузиазма добавил: – Могу вас к ней отвести.
Может, мальчуган уже пожалел, что отвязал верёвку?
– Я был бы тебе очень благодарен. Это так важно для меня.
В ответ – пожатие плечами, типа: «Ну и пожалуйста; сделаю вид, что меня это не касается». Джин словно уверовал в принцип: живое существо можно удержать рядом, только если привязать и кормить его, а не то убежит, и поминай, как звали.
После завтрака Джин развёл кипучую деятельность: мясные обрезки пошли на корм соколу, хлебные крошки – цыплятам; остальная еда была так же тщательно отсортирована и отправилась на корм крысам и обитателям террариумов. Мальчик вычистил клетки, промыл и наполнил свежей водой кюветы всем животным. Майлз безмолвно и восхищённо наблюдал за методичной и тщательной работой, хотя было видно, что Джин всеми силами старается затянуть их совместное пребывание на крыше. В конце концов, чувствуя себя окрепшим и забыв о головокружении, гость осторожно последовал за своим поводырём вниз по лестнице.