Перевод Надежды Сечкиной
НАТАША МОСТЕРТ
ВРЕМЯ ВЕДЬМ
Посвящается Карлу, маленькому воину
Когда холодный ветер пред зарёй
Росистый жемчуг в иней обратит,
И глупых грёз девичьих тяжкий рой
В окошко спальни жаркой улетит,
Раздевшись донага, несутся прочь
Две всадницы лихие, две сестры.
Храпят их кони, разрывая ночь,
Огромны и, как призраки, быстры.
Ласкает гриву твёрдая рука,
Надёжнее узды спрямляя бег,
И вихрь молочно-белого песка
Над сонной бухтою кружит, как снег.
Галопом - в воду. Жгучий поцелуй
Морозных уст пронзает, точно смерть,
И пар дыханья дрожью сладких струй
Вплетается в рассвета круговерть.
Тиха бескрайность серой пелены,
Застывшей в ожидании луча.
Пылает день в крови, сжигая сны,
Как под рукой сокрытая свеча1.
1 Перевод А. Круглова
ПРОЛОГ
Мозг больше не пылал пульсирующим огненным цветком. Стало легче. Он с трудом открыл глаза. В темном небе сверкали звезды. Тяжелая полная луна запуталась в ветвях раскидистого дерева.
Он смутно осознал, что лежит на воде. В бассейне. Время от времени он шевелил руками и ногами, чтобы удержаться на плаву, но делал это инстинктивно, почти не отдавая себе отчета.
Пела скрипка, ее мелодия легко струилась в ночном воздухе. Звук доносился из дома, который черной тенью высился с правой стороны. Окна смотрели мрачными глазницами, сквозь мелкие грани витражных стекол не пробивалось ни лучика света. Крутые стены угрожающе накренились, островерхая крыша издевательски съехала вбок.
Мысли путались, череп плавился от боли, взорвавшейся в голове злобной сверхновой звездой, но, глядя на здание, он по-прежнему помнил, что скрыто за толстыми кирпичными стенами.
Еще бы не помнить! Долгие месяцы он исследовал этот дом со страстью неутомимого любовника, изучающего каждую клеточку тела своей пассии после долгой разлуки. Бродил по извилистым коридорам, взбирался по винтовым лестницам, заходил в волшебные комнаты и залы. Все это сохранилось в поврежденном мозгу, все до мельчайших подробностей.
Зеленая комната с фосфоресцирующими лилиями; бальный зал с мириадами бабочек; комната масок, где свет невидимого солнца обращал паутину в золотые нити. Прекрасные комнаты, наполненные очарованием.
Однако были в доме и другие комнаты, тесные клетушки с мокрыми, больными стенами, где царил запах гнили и разложения. Подняв руку, он мог дотронуться до немигающих глаз, которые росли прямо из потолка, сотен глаз, чей мутный взгляд преследовал его во время муравьиного передвижения по зыбкому лабиринту мыслей и образов.
Он знал порядок комнат. Порядок мест, порядок вещей. Он ни на йоту не отступал от правил. Почему же его разум перегорел, как электрическая лампочка? Откуда такая тяжесть во всем теле, отчего все труднее держаться на воде?
Поднялся ветер. Влажную кожу обдало пыльным дыханием, и ему подумалось, что при следующем порыве грузная луна может свалиться с дерева.
Шея затекла. Надо как-нибудь подплыть к бортику, решил он, но оказалось, что половина тела парализована. Слабо шевелить руками и ногами, удерживаясь на воде, - вот и все, что он мог. Под ним была черная глубина. Чувство покоя сменилось леденящим страхом.
Внезапно темноту прорезал теплый луч: в доме зажгли лампу. Он хотел крикнуть, однако язык не слушался. Свет лился из-за створчатых застекленных дверей с витражными вставками. Тщательно подобранные кусочки мозаики образовывали эмблему: Monas Hieroglyphica. Иероглифическая Монада. Он все еще помнил…
За освещенными ромбиками красного, зеленого и фиолетового стекла появилась тень. На мгновение замерла, потом колыхнулась. Двери открылись.
Она вышла в сад и беззвучно двинулась вперед. Повеяло ароматом духов. Его сердце радостно забилось: она знала, что он здесь. Ну конечно, знала. И сейчас пришла, чтобы его спасти. Можно больше не бояться. Только поспеши, мысленно взмолился он, пожалуйста, поторопись.
Ее глаза по-прежнему закрывала маска, а волосы были спрятаны под капюшоном плаща. На плече сидел черный как смоль ворон. Даже в этом полумраке крылья птицы отливали глянцевым блеском.
У самой воды женщина встала на колени, наклонилась и заглянула ему в лицо. Из-за плеча мелькнула желтая полоска света. С шеи свисала тонкая цепочка, на фоне бледной кожи мерцал кулон в виде буквы "М".
Музыка, доносившаяся из дома, теперь звучала громче, и он узнал мелодию: Andante cantabile, первый струнный квартет Чайковского, опус одиннадцать. Торжественная мелодия пробудила мимолетное воспоминание. В последний раз, когда он ее слышал, в камине жарко горел огонь, на столе темного дерева стояла ваза с поникшими абрикосовыми розами, а рядом, на серебряном подносе, - три бокала, наполненные красным вином.
Он постепенно тонул. Ступни, словно неповоротливые рыбины, лишенные плавников, вяло шевелились в воде. Долго ему не продержаться… Ничего, она придет на помощь, спасет его. Он с трудом поднял руку и умоляюще протянул ладонь.
Женщина озабоченно нахмурила лоб, но выражение глаз, скрытых маской, оставалось непроницаемо. Затем положила руку ему на лицо и слегка толкнула. Ворон с резким карканьем сорвался с ее плеча.
Он открыл рот, чтобы закричать, и едва не захлебнулся. Резко дернул головой, вынырнул, кашляя и отплевываясь. В панике попытался отплыть подальше, но налитые свинцовой тяжестью конечности не повиновались.
Она снова склонилась над ним и толкнула вниз. И снова. Всякий раз, хватая ртом воздух, он видел только белые руки и цепочку с болтающейся буквой "М". Хотя движения женщины были плавными, в них чувствовалась сталь. Его голова то уходила под воду, то оказывалась на поверхности. Он понял: это конец.
Силы были на исходе. Легкие обжигало огнем. Последний отчаянный рывок, чтобы освободиться… Бесполезно.
Погружаясь в глубину с открытыми глазами, сквозь толщу воды он видел, как она встала с колен, обратила на него взор и подняла ладонь: прощальный жест сожаления.
Пузырьки воздуха, выходившего из его рта, рябили воду, растворяя фигуру женщины, лицо, скрытое маской. Медленной спиралью он уходил на дно, с какой-то странной отрешенностью надеясь, что путешествие не закончено и поиск единственно верного пути продолжается…
ДОМ МИЛЛИОНА ДВЕРЕЙ
Я всегда хотел познать все, что познаваемо в этом мире.
Иоганн Триттенхеймский, "Стеганография" ("Тайнопись"), 1499
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Жаркий день, час пик в центре города - что может быть круче? Загорелся красный. Габриель Блэкстоун остановил свой велосипед на оживленном перекрестке. Одной ногой опираясь на асфальт, а другую держа на педали, он сел вполоборота и огляделся. Со всех сторон его окружали машины; он физически чувствовал повисшее в воздухе ожидание - едва прикрытую агрессию, затаенную в сердцах водителей, которые тихо потели за рулем своих авто. Внешне они казались расслабленными - локти выставлены в открытые окна, головы небрежно откинуты на подголовники… Но Габриеля не проведешь. Когда вспыхнет зеленый, ему придется поторопиться. В этой части лондонского Сити велосипедистов особо не жалуют. Разумеется, это часть игры: лавировать на тесных участках, испытывать судьбу. Тем не менее, риск разбиться в лепешку довольно велик. Водитель впереди стоявшего такси наблюдал за велосипедистом в зеркало - Габриель видел его нахмуренные брови и окруженные морщинками глаза. Сзади потихоньку, но настойчиво напирал телевизионный фургончик.
Стояла дьявольская жара. Габриель вытер лоб тыльной стороной ладони. В этом году лето наступило рано. Асфальт под ногами плавился от зноя, воздух провонял парафином, но Габриелю город нравился именно таким: липким, неряшливым, с лениво бредущими пешеходами. Человеческие чувства подступали ближе к поверхности: они не кутались в шарфы и теплые пальто, не прятались под шляпами, надвинутыми на лоб для защиты от обжигающе холодного дождя.
Внимание Габриеля привлекло ярко-красное пятно: мимо него, помахивая бахромчатой сумочкой, по тротуару дефилировала девушка в алой блузке и юбке. Пупок она выставила напоказ, на плоском животе виднелась татуировка в виде бабочки. Девица напустила на себя такой демонстративно-безразличный вид, что Габриель не сдержал улыбки. Четыре часа пополудни, он находится на территории "Квадратной мили"… и весь Сити принадлежит ему. Красота!
Светофор мигнул зеленым, машины рванулись вперед. Радостный рев двигателей рикошетил от высоких зданий и уходил в землю, заставляя асфальт вибрировать. Габриель яростно крутил педали. На перекрестке он подрезал зеленый "Мерседес", водитель которого что-то орал в трубку мобильника, больше внимания уделяя разговору, нежели ситуации на дороге.
Именно в такие дни Габриель остро ощущал другое - тайное - измерение Сити. В коктейле из автомобильных выхлопов, какофонии шумов и знойной дымки присутствовало нечто более эфемерное. Оставляя позади фасады лондонских банков, страховых и прочих компаний, дрожащие в жарком мареве, Габриель представлял, что движется сквозь незримое, едва осязаемое облако.
За стенами столичных небоскребов тихонько жужжали машины, набитые мечтами. Мечты о деньгах и власти были облечены в комбинации двоичного кода. Информация. Самая ценная валюта в городе, где ежедневный оборот иностранных фондовых бирж составляет 4637 миллиардов долларов. Тексты, документы, научные проекты, хранящиеся в сердце компьютеров, - бесценное собрание данных, которое защищают запертые двери, виртуальные стены-"файерволы" и убийственные пароли.
Однако, в мире нет ничего невозможного, верно? Габриель с улыбкой подставил лицо ветру, выгнул спину и круто свернул в узкий переулок, где машин было гораздо меньше. Двери можно выбить, виртуальные стены - одолеть с помощью виртуальных лестниц, магию зашифрованных формул - рассеять. Требуется лишь решительность и умение сосредоточиться, а Габриель, к счастью, наделен и тем и другим.
Сегодня он ехал на разведку. Заказчиком выступила компания "Баббл-бой", производитель игрушек для детей от шести до десяти лет. Цель экспедиции - "Питтипэтс", самый крупный их конкурент. В этом мире, где даже кролики пожирают друг друга, единственный способ добиться перевеса - вызнать все тайны соперника. Некоторое количество сведений о конкурентах можно нацедить, изучая отчеты финансовых аналитиков Сити, а также статьи в газетах и журналах, посвященных коммерции. Этот способ скучен, утомителен, но - следует признать - не лишен пользы.
Тем не менее, полагаться только на официальные документы - все равно что гадать на кофейной гуще. По большому счету, необходим другой, технически прогрессивный метод. И тут на сцене появляется Габриель. Сегодняшняя вылазка - лишь первый шаг в сложной операции, в результате которой "Баббл-бой" получит полный доступ к секретам своего главного соперника.
К удивлению Габриеля, центральный офис "Питтипэтс" располагался в двух скромных, но очаровательных постройках конца восемнадцатого века с венецианскими окнами и зубчатыми арками. Весьма непритязательно для компании с внушительным мировым охватом. Неброские домики стояли в самом конце узкого переулка, к тому же их загораживала бесстыдно-уродливая бетонная башня, выстроенная в шестидесятые годы. По всей длине зданий тянулось стальное ограждение.
Габриель цепью пристегнул велосипед к ограде, выпрямился и мельком поймал свое отражение в толстом зеркальном стекле: армейские ботинки, джинсы, заношенная футболка с надписью "Курьерская служба", кожаный рюкзак, перекинутый через плечо, планшет-блокнот под мышкой. Порядок. Он выглядит так, как нужно.
Система безопасности на парадном входе в офис "Питтипэтс" была обычной: заурядная видеокамера, кнопка звонка и голосовое переговорное устройство. Габриель нажал на кнопку, и дверь почти тотчас открылась.
Внутри все оказалось иначе. На потолке - детекторы движения, дверь, отделяющая крошечную приемную от остальной части строения, оборудована устройством для считывания магнитных карт. В этой комнате камер нет, хотя не исключено, что они установлены где-нибудь в глубине здания.
За столом, отделанным вставками из зеленой и золотистой кожи, сидела секретарша. При появлении Габриеля она подняла глаза. Волосы девушки были чопорно зачесаны за уши, зато губы сразу заставляли вспомнить репликантов из фильма "Бегущий по лезвию". Блеск был умопомрачительный, рот прямо-таки сверкал. Зрелище впечатляло и одновременно отталкивало. Поцелуешь этот ротик, подумал Габриель, и с твоих губ слезет кожа.
- Чем могу помочь? - сухо осведомилась секретарша, изогнув бровь.
Габриель улыбнулся и снял с плеча рюкзак.
- Доставка бандероли.
Дожидаясь, пока визитер откроет свой рюкзак, девица зажала в пальчиках карандаш и принялась легонько постукивать им по старомодной книге учета посетителей.
- Вот, пожалуйста. - Габриель извлек из сумки небольшой сверток в коричневой бумаге и вместе с планшет-блокнотом положил его на стол перед секретаршей. - Бандероль на имя мистера Пика. Нужно расписаться в получении.
- Пик? - нахмурилась девушка. - У нас такой не работает.
Разумеется, Габриель об этом знал. Он заранее обо всем позаботился и сейчас заговорил с преувеличенной терпеливостью:
- Все правильно, мистер Пик. Видите, тут написано? - Он ткнул пальцем в блокнот. - Мистер Дональд Пик.
- Нет, - секретарша раздраженно отодвинула планшет, - здесь какая-то ошибка.
- Это офис компании "Питтипэтс"?
- Да, но…
Габриель всмотрелся в адрес:
- Мистер Дональд Пик, отдел по работе с персоналом.
- А-а… - Лоб девушки разгладился, - наш отдел по работе с персоналом находится в Кройдоне. Вы зашли не в то отделение.
В то, в то, душечка, мысленно усмехнулся Габриель, а вслух произнес:
- Я могу оставить бандероль у вас, чтобы ее передали мистеру Пику?
Секретарша задумалась и озабоченно закусила губку. Как ни странно, помада ничуть не смазалась. Губы остались неестественно блестящими и гладкими. Потрясающе.
- Может, вы хотя бы спросите? - проканючил Габриель. - Ну пожалуйста, голубушка, выручите меня.
Девушка еще мгновение поколебалась, затем открыла ящик стола и извлекла оттуда маленький пластиковый прямоугольник.
- Подождите.
Она повернулась и вставила карточку в считывающее устройство. Красный глазок сканера загорелся зеленым, секретарша открыла дверь. Габриелю удалось разглядеть хорошо освещенный, но совершенно пустой коридор. Ни намека на то, что происходит внутри.
Как только дверь закрылась, Габриель присел на корточки и полностью раскрыл рюкзак. Там находился карманный компьютер - компактный и удобный, его любимый инструмент для подобной работы. Батареи КПК были заряжены, и поскольку видеокамеры в приемной отсутствовали, Габриель мог быстренько сориентироваться на местности.
Экран компьютера мигнул; информация на дисплее вызвала у Габриеля довольную улыбку. Отлично. Пробиться будет не сложно. Слава Богу, спортивных упражнений не понадобится. При выполнении предыдущего задания у него не осталось иного выбора, кроме как совершить банальный "взлом и проникновение". Чтобы обойти навороченные охранные устройства и попасть в закрытую зону доступа, ему пришлось ползать по натяжным потолкам, пробираться через паутину телефонных проводов, кондиционеры и пожарные спринклеры. На этот раз, образно выражаясь, он снимет всю информацию "с воздуха".
Дверь открылась - возвратилась секретарша. Габриель поднялся и спокойно закрыл рюкзак.
- Да, - кивнула девушка. - Можете оставить бандероль здесь, мы сами ее перешлем.
- Видите ли… - Габриель с сожалением покачал головой и закинул сумку за спину, - похоже, мне все-таки придется тащиться в Кройдон. Я только что разговаривал с шефом… - Он указал на мобильный телефон, закрепленный на поясе, - и тот сказал, что мистер Пик должен лично расписаться в получении. Извините за беспокойство.
Девушка с досадой вздохнула. Габриель видел, что она уже потеряла к нему интерес.
- Будьте любезны, закройте за собой дверь.
На выходе он обернулся. Визит получился коротким. От силы десять минут, и какая удача. Кроме всего прочего, сюда стоило заглянуть уже ради того, чтобы увидеть эти губки. Габриель позабавится, описывая их Исидору.
Оказавшись на улице, он достал мобильный телефон и кнопкой быстрого набора вызвал номер Исидора. Приятель не снимал трубку, но это отнюдь не значило, что его нет дома. Сработал автоответчик, и в следующие несколько минут Габриелю пришлось выслушать новейший вариант уведомительной информации. Будет очень смешно, решил Исидор, если он запишет на автоответчик библейские стихи из тех, что пострашнее - о муках покаяния и вечном проклятье, - а только после этого предложит звонящему оставить сообщение. С трудом сдерживая нетерпение, Габриель дождался гудка.
- Исидор, возьми трубку. Сейчас же.
Щелчок.
- А, Габриель. Здорово, брат. Где зависаешь?
Габриель вздохнул. Исидор обучался в Итоне и Кембридже, но испытывал необъяснимое пристрастие к уличному рэпу и время от времени уснащал свою речь словечками из лексикона обитателей американских "черных кварталов", правда, переиначенными на свой лад. Поскольку акцент неизбежно выдавал принадлежность Исидора к верхним слоям общества, эффект, мягко говоря, получался неожиданный.
- Я еще в Сити. Представляешь, у них "блютус".
Исидор хихикнул.
- Че, правда? Ну, мы ведь крутые парни? Как следует работнули, заслужили передых. Бьем стрелу у меня?
- Уже еду.
Габриель закрыл телефон и невольно улыбнулся. С этим заданием они справятся играючи.
По данным, которые выдал его КПК, компания "Питтипэтс" использовала технологию беспроводной связи. Что ж, вполне на уровне. Беспроводная связь предназначена для обеспечения комфортной рабочей среды, когда компьютеры взаимодействуют между собой без жуткого количества перепутанных кабелей. Есть лишь одна маленькая проблема: при использовании этой технологии излучение работающей радиоэлектронной аппаратуры можно легко перехватить, было бы нужное оборудование. И уж конечно, у них с Исидором такое оборудование имеется.
Габриель отстегнул велосипед от ограждения и снял очки в черной оправе, заменив их на пару светоотражающих "рэй-бэнов". Жгучая жара понемногу начала спадать, но припекало еще изрядно. Габриель бросил взгляд на часы: половина пятого. До Исидора он доберется минут через двадцать, не раньше.
Исидор жил возле Смитфилдского мясного рынка, и это соседство ему очень нравилось, чего Габриель совершенно не понимал. Окровавленные туши слишком напоминали жутковатые изображения "ада на земле" в духе Фрэнсиса Бэкона. Мясом на Смитфилдском рынке торговали вот уже восемь веков, и почти четыре столетия рыночная площадь служила местом, где ведьм, еретиков и изменников сжигали на кострах или заживо варили в кипятке подобно кускам мяса, - вероятно, еще одна причина, по которой Габриель оставался равнодушен к великолепной архитектуре рынка с его изящными резными сводами, величественными арками и колоннами.
Исидор жил в тесном одноквартирном домике, зажатом между двумя заброшенными строениями; окна в обоих были заколочены. Жилье, однако, имело явное преимущество: полное отсутствие соседей. Музыку Исидор предпочитал включать на всю громкость.
Взбираясь по невысоким ступеням к парадной двери, Габриель слышал, как за окнами с двойным остеклением ухают басы. Хорошо, что у него есть свой ключ - внутри стоит такой грохот, что звонить в дверь бессмысленно. Габриель вставил ключ в замок и приготовился к мощному напору звука.
Дело обстояло еще хуже, чем он предполагал. Пагубным пристрастием Исидора был рэп, но сегодня, кажется, приятель впал в ностальгию. "Блюдом дня" на сей раз он избрал стареньких "Ганз’н’роузез". "Добро пожаловать в джунгли!" - самозабвенно вопил Эксл Роуз. Зажав уши ладонями, Габриель в несколько прыжков одолел лестницу и вбежал в распахнутую дверь; не останавливаясь, подлетел к мебельной стенке и с силой нажал на кнопку питания лазерного проигрывателя. Комнату накрыла внезапная тишина.
Габриель обернулся. Перед ним на вращающемся стуле сидел молодой человек. Его светлые волосы неряшливо спадали на лоб, на лице застыло выражение трагического изумления. Фрэнсис Джеймс Кавендиш, также известный как Исидор, взял свой псевдоним в честь Джека Исидора, странноватого персонажа Филипа Дика из романа "Исповедь недоумка". Вымышленный Исидор считал, что земля плоская, а солнечный свет имеет вес; реальный Исидор запросто мог выдать теорию и почуднее.
Сейчас он сложил руки, изображая притворную покорность. На длинных пальцах были заметны мозоли от постоянного стука по клавиатуре.
- Хай, брат. В чем твоя проблема?
- Не хочу оглохнуть, вот в чем. Черт… - Габриель обвел взглядом комнату. Все свободное пространство, не занятое системными блоками, мониторами, клавиатурами, техническими справочниками, проводами и прочим компьютерным хламом, было завалено коробками из-под пиццы, шоколадными обертками, пустыми алюминиевыми банками и жирными пакетами от жареной картошки. - Слушай, тут воняет. Ты вполне укладываешься в рамки шаблона. Твоя квартира - типичная берлога хакера. Будь хоть чуть-чуть пооригинальней, а?
Исидор изобразил страшную обиду.
- Вроде тебя? Разъезжать на "Ягуаре" и слушать Шопена? Да-а, оригинальней некуда. Того и гляди, начнешь курить сигары. Только через пять лет ты все еще будешь платить по закладным за свою модную квартирку, а я - наслаждаться солнцем и потягивать май-тай.
Габриель знал, что Исидор намеревался через пять лет улететь на Гавайи и провести остаток дней, катаясь на доске по волнам Банзай-бич. План был отменный, за исключением одной детали: Исидор ни разу в жизни не вставал на сёрферскую доску, да и мысль о том, что он навсегда оторвется от клавиатуры и дисплея ради солнца и моря представлялась нелепой. Тем не менее, Исидор обожал фильм "На гребне волны", а герой в исполнении Патрика Суэйзи был его кумиром.
Габриель вздохнул. Исидор, конечно, засранец, но в то же время - гений. Никто не может взломать компьютерную программу быстрей и элегантней, чем он.
- Ладно. - Габриель отодвинул в сторону пару пустых пивных бутылок и присел на краешек кресла с обивкой из тыквенно-рыжего велюра. - Поехали. Разнюхать, что и как в самом офисе, мне не удалось, но ясно одно: в "Питтипэтс" применяют беспроводную связь. Вероятно, из-за того, что их здание включено в перечень архитектурного наследия, им запрещается тянуть провода или что-либо менять в конструкции.
- Ну разве не прелесть все эти разрешения на планировочные работы! - одобрительно кивнул Исидор. - А как насчет шифрования? Протокол защиты WEP?
- Да. Похоже, их технический директор предпринял кое-какие шаги.
Исидор что-то буркнул, но, как Габриель и ожидал, полученные сведения друга ничуть не смутили.
Протокол WEP - ерунда, любой дурак может взломать его с помощью общедоступного софта. Что касается Исидора, то, во-первых, он не обижен мозгами, а во-вторых, как правило, использует программное обеспечение собственной разработки.
Поразительно, думал Габриель, как небрежно некоторые фирмы относятся к защите своих данных. Компании, работающие в сфере высоких или биологических технологий проявляли хоть какую-то бдительность, но в целом редко кто запускал сетевой сканер или хотя бы периодически проверял целостность системных файлов. Более того, в случае применения беспроводной связи, фирмы даже не удосуживались активизировать WEP - протокол шифрования данных.
Итак, единственный способ защиты данных для "Питтипэтс" - обшивка офиса сталью, и кое-что Габриель уже знал наверняка: стальных стен в помещении нет. Значит, нужно лишь порыбачить в озерце радиоэлектронного излучения, выудить пароль - имя файла или название проекта, - и все, они с Исидором могут отряхнуть руки.
Габриель неожиданно зевнул. Впервые за весь день он ощутил усталость.
- Мне пора, - сказал он, взглянув на часы. - Я хотел сегодня разработать план обследования, но, пожалуй, оставим это до следующего раза.
- Предстоит важное свидание? - сардонически усмехнулся Исидор. - Все еще встречаешься с этой, как ее… Бетани?
- Брайени. Нет, между нами все кончено.
- Отшила тебя, да?
- Можно и так сказать. Меня это здорово расстроило.
- Не вешай мне на уши лапшу. Ты встречался с этой цыпочкой только ради того, чтобы поближе подобраться к ее подружке-блондинке, той, что мило шепелявила.
- Да нет, - нахмурился Габриель. - Ну хорошо, - поправился он, - может, поначалу так оно и было, а потом все изменилось. Брайени разбила мне сердце.
- У тебя нет сердца, старик.
- А надо ли оно вообще?
- Большинству из нас без сердца не обойтись, братишка.
- Ко мне это не относится. Для меня вполне достаточно сексапильности.
- Катись отсюда, самодовольный ублюдок, - ухмыльнулся Исидор. - Мне тоже нужно подготовиться к свиданию.
- Кто бы говорил, - расхохотался Габриель. - С оцифрованной красоткой из "Смертельного сияния"? - Он имел в виду интернет-сайт, на котором регулярно "зависал" Исидор, - многопользовательское сообщество в стиле "сюр". Там, в кибер-пространстве, выстроенном из одних лишь слов, Исидор превращался в средневекового рыцаря, который с жестоким удовольствием сносил головы злобным карликам и демонам. Исидор и куча других резидентов "Смертельного сияния", одинаково помешанных на плодах собственной фантазии, получали истинное наслаждение, поражая друг друга фантастической сообразительностью и демонстрируя виртуальную доблесть. Общение в "реале" исключалось. Любовь, подвиги и приключения - только через посредство клавиатуры. Мда, печально…
Габриель коротко махнул приятелю на прощание.
- Желаю приятно провести время.
- Как всегда, - хищно осклабился Исидор.
На лестнице Габриеля накрыло волной мощного звука: Исидор опять врубил музыку. О, Господи. Белинда Карлайл…
Вопреки предположениям Исидора, сегодня романтическое свидание в планы Габриеля не входило. Воображение рисовало ему порцию старого доброго шотландского виски, ароматный бифштекс с кровью и приятное расслабление в ванне. Кстати, ванная комната, отделанная кедром, обошлась ему в кругленькую сумму.
Поднявшись к себе, Габриель заметил мигающий огонек автоответчика, но к аппарату не подошел. Он повесил велосипед на стену, пересек огромную комнату, пол в которой был выложен прекрасным паркетом из древесины австралийского эвкалипта, и открыл раздвижную дверь, ведущую на узкий балкон. В здании бывшего склада, переделанного под жилой дом, квартира Габриеля была самой просторной, и балкон тянулся вдоль всего верхнего этажа. Дом стоял рядом с Тауэрским мостом, и вид на Темзу неизменно восхищал Габриеля.
Он любил реку. Любил ее зимой, когда туман недвижно повисал над водной гладью и белой пеленой окутывал высокую пешеходную галерею и золоченые верхушки моста, превращая его в призрачный мираж. Любил Темзу летом, когда она текла лениво, словно толстая коричневая змея, и в воздухе стоял запах влажной земли.
Квартира на верхнем этаже с ее живописными видами была не просто комфортабельным жильем, а воплощала собой все, чего Габриелю недоставало в детстве. Мрачные окрестности Бристоля, где он вырос, наводили на него тоску. Отец работал водителем-дальнобойщиком, мать - горничной в отеле; за небольшие деньги она перестилала постели и мыла туалеты. Блэкстоуны не голодали, но их жизнь была крайне безотрадной. В память Габриеля навсегда врезались воспоминания о доме, где он провел первые семнадцать лет: стены чуть толще бумаги, тесные комнатки, низкие потолки. Бесконечные австралийские сериалы на экране телевизора, запах макарон с сыром и потных шерстяных носков брата; мокрые материны колготки и лифчики, свисающие с кронштейна для душа. Отвратительное чувство клаустрофобии, постоянная нехватка воздуха.
Отец и мать едва выносили друг друга, их отношения исчерпали себя в рутине серых будней. Одно из самых ранних воспоминаний Габриеля - вечная монотонная перебранка родителей, которую те вели с бессмысленным, упрямым остервенением; раздражающий белый шум. Они не были жестоки по отношению к детям, никогда их не били, проявляли должную заботу, однако особой любви к отпрыскам не испытывали и не желали тратить на сыновей лишнее время и силы.
К двенадцати годам Габриель связался с компанией подростков, чье дерзкое поведение порой опасно граничило с открытым хулиганством. Эта дорожка неминуемо привела бы его к серьезным неприятностям, если бы не один из преподавателей, который сумел выбить для Габриеля социальную стипендию и устроил его в школу с упором на труд и высокий уровень обучения. Школа изгладила акцент Габриеля Блэкстоуна и дала ему отличную подготовку, благодаря чему он поступил в Оксфорд. За шесть месяцев до получения диплома он бросил университет. Этот поступок ошеломил его друзей, но Габриель не стал вдаваться в объяснения, а просто собрал вещи и уехал в Лондон, где стал вором.
Каких-либо иллюзий относительно выбранного поля деятельности он никогда не питал. Способности к программированию Габриель обернул в выгодный преступный бизнес. Исидор, в свою очередь, придерживался романтизированного представления о хакерском ремесле, видя себя в роли благородного крестоносца на просторах киберпространства, где корпорации выступают алчными толстосумами, которые обирают простых людей и, следовательно, заслуживают возмездия.
Несмотря на искреннюю привязанность к Исидору, Габриеля раздражал этот игрушечный либерализм. Кража есть кража, хоть в виртуальном пространстве, хоть "в реале". Разница в способах действия не меняет самого принципа. Скачал из Интернета песню, защищенную авторским правом, и не заплатил? Считай, что ты зашел в музыкальный магазин "Тауэр рекордс", сгреб с полки компакт-диск и тайком сунул его в карман. Воруя у фирмы результаты исследований и продавая их конкурентам, ты крадешь средства, ассигнованные на развитие и научную работу; сводишь на нет многолетние усилия компании и подставляешь ее перед кредиторами. И если крупные корпорации еще способны пережить утечку информации, то для мелких фирм это зачастую грозит крахом.
Итак, Габриель смотрел правде в глаза. Вот уже десять лет он зарабатывал - и весьма неплохо, - нелегально выкачивая результаты чужого труда.
Он широко развел руки - от долгой езды на велосипеде затекла спина - и оперся ладонями о балконные перила. Здесь, между небом и землей, он испытывал чувство полного благополучия. Сумерки были его любимым временем. Город как бы сбрасывал пиджак и ослаблял тугой галстук напряженного дня. Габриель наслаждался этим ощущением. На другой стороне блестели огни, мягкое свечение уличных фонарей отражалось в темной воде, которая с тихим шелестом ударялась о топкий берег.
Он покинул балкон и вернулся в комнату. Его внимание опять привлек мигающий сигнал автоответчика. Несколько мгновений Габриель боролся с искушением не прокручивать пленку до утра - в конце концов, был вечер пятницы, - затем все же подошел к телефону и нажал кнопку воспроизведения.
Голос оказался незнакомым. Мужской, довольно высокий, с четкой, выверенной интонацией. Сообщение вполне безобидное: приглашение позавтракать в понедельник утром и обсудить "взаимовыгодное деловое предложение". Звонивший не назвал свою фамилию, представился просто Уильямом и уточнил, что будет ждать Габриеля в самой дальней от входа кабинке.
В том, что мужчина не пожелал назваться, не было ничего странного. Потенциальные клиенты, как правило, стеснялись, по крайней мере, поначалу - и это понятно, учитывая вид услуг, которые они надеялись получить. Совершенно обычное сообщение; Габриель не услышал ничего такого, что заставило бы его внутренне насторожиться.
Месяцы спустя он снова и снова мысленно возвращался к моменту, когда, стоя посреди своей великолепной квартиры, держал палец над кнопкой автоответчика, а за окном сгущались сумерки, и ветерок доносил голоса и смех, смешанные с запахом шашлыков из закусочной на углу. Этот миг останется в его памяти, застынет вне времени, и Габриель будет вспоминать его, отчаянно пытаясь нащупать в прошлом предвестие того, что отныне жизнь изменится навсегда. Может быть, в тот теплый летний вечер, когда Габриель чувствовал себя абсолютным хозяином судьбы, он упустил некий знак? Нет, он ведь должен был почувствовать. Должен был уловить посланное ему свыше предзнаменование.
… Габриель рассеянно отпустил кнопку, поставив себе на заметку в понедельник встать пораньше, чтобы вовремя попасть на Пикадилли и не опоздать на встречу с новым, пока неизвестным заказчиком.
Когда он двинулся на кухню, фальшиво насвистывая себе под нос, резкий порыв холодного ветра вздыбил одну из шелковых стенных драпировок. В багряном небе медленно всходила полная луна.
- M -
20 мая
Следуй единственно верным путем.
М. возводит новую дверь. Ключ выйдет длинным - с женскую руку - и будет сделан из серебра. Она так лихорадочно спешит, что я начинаю беспокоиться. Впрочем, надо признать, дверь выглядит изумительно.
На другой стороне будет окно. Небо за окном всегда будет оставаться темным, а стекла - схвачены морозцем.
Кого она поселит там, между окном и дверью? Печального лицедея с камнем на сердце и невидящими зрачками, которые постоянно вращаются, вращаются в глазницах…
Я должна размышлять о своем истинном имени.
ГЛАВА ВТОРАЯ
От этого человека веяло богатством. Благодаря чему создавалось такое впечатление, Габриель определить не мог, но ауру финансового благосостояния почуял безошибочно. Строгий, консервативный вид: темно-синий костюм, белоснежная рубашка и бледно-голубой галстук в мелкий желтый цветочек; на ногах - черные спортивные туфли. Ощущение, что перед тобой успешный бизнесмен, возникало даже не из-за одежды - хотя покрой костюма, само собой, был безупречен, - здесь играло роль нечто иное. Голубая кровь и деньги. Мощное сочетание, признак столь же различительный, как запах.
Богатые аристократы привыкли к тому, что все делается в соответствии с их желаниями. С ними не спорят, их слову внимают, им, как правило, прощают даже дурные манеры или ошибки в суждениях. Их шуткам всегда смеются. Это счастливое состояние - разумеется, счастливое для самих любимцев фортуны, а не для тех, кто перед ними заискивает, - наделяет их необъяснимым качеством, которое точнее всего можно описать как неомраченную уверенность в себе. Мужчина в дальней от входа кабинке явно обладал этим качеством.
Еще у него были выцветшие голубые глаза и пронзительный взгляд.
- Уильям? - Габриель протянул руку.
Голубые глаза внимательно изучили его. Мужчина словно бы оценивал ситуацию и пытался принять внутреннее решение. Затем с достоинством подал руку и пожал ладонь Габриеля - крепко, но без излишней демонстрации силы.
- Спасибо, что пришли. Присаживайтесь.
Габриель скользнул на сиденье. В кабинку зашла официантка.
- Кофе? - скорбно улыбнувшись, осведомилась она.
- Да, и яйца-пашот с тостами. Три яйца и, пожалуйста, проследите, чтобы белок хорошо схватился.
Визави Габриеля сделал отрицательный жест.
- Ничего не нужно, благодарю.
Вблизи этот человек выглядел заметно старше, чем казалось издали. Двигался он легко, без усилий, но кожа вокруг рта была испещрена тонкими складочками. Мужчина отличался сильной худобой.
Габриель посмотрел ему прямо в лицо и улыбнулся.
- Позвольте сперва изложить мои основные правила. Насколько я понял, у вас есть проблема, связанная со сбором информации, и вы считаете, что я могу ее решить. Вероятно, да, - могу. Но прежде вы должны назвать свою фамилию. Я предпочитаю знать, с кем работаю. Затем, собственно, мы и перейдем к делу. - Габриель завершил свою маленькую тираду еще одной улыбкой, призванной смягчить жесткость фраз. Всегда лучше сразу внести ясность. Иногда потенциальные заказчики начинали ходить вокруг да около, не решаясь прямо изложить суть просьбы, что очень утомляло Габриеля.
- Как вам будет угодно, - любезно сказал мужчина. - Меня зовут Уильям Уиттингтон.
Габриель не ошибся насчет ауры. Значит, Уильям Уиттингтон. Вот так-так! Инвестиционный банкир и благотворитель, сумевший значительно увеличить и без того огромное состояние, унаследованное от деда. Блестящий стратег, и, кажется, немного отшельник. Очень интересно. С другой стороны, непонятно, с какой стати Уильяму Уиттингтону лично встречаться с ним? Игроки такого уровня - исполнительные директора, вице-президенты и другие лица, входящие в состав высшего руководства, как правило, не снисходили до общения с Габриелем. Обычно его клиенты принадлежали к низшим звеньям пищевой цепочки. Мистер Уиттингтон серьезно рисковал репутацией.
Уильям слабо улыбнулся.
- Конечно же, вы правы. Да, у меня есть проблема, и я действительно хотел бы воспользоваться вашими особыми талантами. Правда, несколько в другом плане.
На мгновение у Габриеля промелькнуло неприятное чувство, что Уиттингтон над ним издевается. Прежде чем он успел ответить, официантка снова зашла в кабинку и плюхнула на стол белую тарелку с обитыми краями.
- Яйца-пашот.
- Спасибо, - кивнул Габриель и посмотрел на Уиттингтона. - Вы точно не хотите перекусить?
Тот покачал головой, глядя на тарелку со смесью удивления и благоговейного ужаса.
- Мне нельзя. Пожалуйста, продолжим.
Яйца приготовили именно так, как нравилось Габриелю. Прожевав кусочек, он поднял глаза.
- О чем мы говорили?
- Габриель, у вас есть дети?
Это что-то новенькое.
- Нет.
- У меня есть сын. - Уиттингтон внезапно напрягся, в глазах не осталось и тени оживления. - Его зовут Роберт, Роберт Уиттингтон. Ему двадцать один год, - пауза. - Он пропал.
- Пропал?
- Исчез девять месяцев назад. Я хочу, чтобы вы его нашли.
Габриель опустил вилку.
- Боюсь, вам неправильно охарактеризовали сферу моей деятельности. Я работаю с информацией. Я не частный сыщик и не занимаюсь поиском пропавших людей.
- Раньше занимались, - долгая пауза. - В "Глазе бури".
На миг Габриелю показалось, что из кабинки выкачали весь воздух. Он попытался придать лицу спокойное выражение, стереть отразившийся на нем шок. Габриель сосредоточил внимание на мухе, которая неторопливо ползла по краю пластиковой крышки стола. Стояла теплая погода, мух в городе развелось видимо-невидимо.
- Габриель? - Уиттингтон испытующе глядел на него.
- Ничем не могу помочь. - Он сделал глубокий вдох и аккуратно вытер рот бумажной салфеткой. - Сделки не получится. Сочувствую по поводу сына, но вам следует обратиться в полицию, а не ко мне. - Он старался говорить ровно.
- Вам не интересно, откуда я узнал про "Глаз бури"?
- В общем, нет.
Муха перелетела в соседнюю кабинку и уселась на сахарницу.
- Мне рассказала Сесилия.
Габриель, уже потихоньку начавший сползать со стула, замер.
- Сесилия? Сесилия Фрэнк?
- Да.
- Но Фрэнки сейчас в Штатах.
- Уже нет, - покачал головой Уиттингтон. - Последние два года она живет в Лондоне.
- Вы ошибаетесь. Она ни за что бы сюда не вернулась.
- Вернулась, - грустно улыбнулся Уиттингтон. - Я точно знаю. Видите ли, два года назад она вышла замуж. Сесилия - моя жена.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Зовите меня Фрэнки, - попросила она, едва они представились друг другу. - Меня все так зовут. Сесилия - это в честь бабушки. Честно говоря, я никогда ее не любила. Противная была старуха.
Она обворожительно улыбнулась во весь рот, и Габриель невольно расплылся в ответной улыбке.
Отнюдь не красавица, Сесилия Фрэнк тем не менее была невероятно привлекательна. Узкое лицо, светло-каштановые волосы, образующие на лбу острый мысок, безупречная кожа, прелестные губы и на удивление проницательный взор. Голос у нее был низкий, но мелодичный; гул британской речи в комнате подчеркивал американский акцент Фрэнки.
Габриель огляделся по сторонам. В большой старомодной гостиной оксфордского дома Александра Маллинза собралось, должно быть, человек сорок. Гостиная своим видом напоминала уставшую пожилую даму: пыльные ковры цвета мха, абажуры, украшенные бахромой, фарфоровые безделушки. Гости потягивали тепловатое вино, закусывая его жестким, как резина, сыром, и представляли собой весьма разношерстную компанию. Надписи на именных табличках свидетельствовали о том, что они принадлежат к разным слоям общества и съехались сюда со всех концов страны. Фрэнки, очевидно, была американкой, хотя на табличке значилось только, что она студентка. Как и Габриель. Возможно, именно поэтому они инстинктивно потянулись друг к другу. Присутствующих в гостиной связывало одно: все они отозвались на определенное рекламное объявление, напечатанное в одной из общенациональных газет.
- Что скажете? - Фрэнки смотрела туда же, куда и Габриель: в углу комнаты высокий худощавый мужчина, обладатель выразительного орлиного носа, беседовал с женщиной, на лице которой был написан восторженный энтузиазм.
- О Маллинзе? Пока рано судить, - пожал плечами Габриель.
- Я почему-то представляла его совсем другим, - с сомнением в голосе призналась Фрэнки.
- В остроконечной шляпе и с хрустальным шаром?
Фрэнки удрученно улыбнулась.
- По крайней мере, я рассчитывала увидеть более яркого человека. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
- Маллинз - ученый, а ученые, как правило, не обязаны отличаться экзотическим видом.
И все же Габриель понимал, что она имеет в виду. Учитывая причину сегодняшнего сбора, ожидание некоей театральности в облике устроителя было вполне простительно. Правда, следовало признать, что Маллинз - не тот человек, которого можно пропустить в толпе. Взгляд холодных глаз за стеклами нелепых продолговатых очков был острее лазерного луча. Его репутация также внушала уважение.
Александр Маллинз был выдающимся нейропсихологом с тридцатилетним стажем научной работы в области статистических методов и когнитивных процессов, однако его истинная страсть заключалась в изучении необычных психических явлений. "Глаз бури" - вот зачем он собрал здесь эту пеструю публику.
- Можно задать вам вопрос?
- Пожалуйста, - Габриель выжидающе посмотрел на собеседницу.
- Вам не кажется… - Фрэнки смутилась и покраснела, - вы не чувствуете себя немного глупо? По-моему, все это выглядит слегка… того…
Габриель улыбнулся, но не успел ответить, так как в этот момент Александр Маллинз постучал вилкой о ножку винного бокала, требуя тишины. Гул стих, взоры обратились на хозяина.
- Добрый вечер. Я очень рад видеть вас у себя. - Несмотря на теплые слова, голос Маллинза звучал сухо. - Тот факт, что вы отозвались на мое объявление, означает, что все вы подозреваете наличие у себя скрытых способностей - редкого дара. Сегодня мы сделаем первый шаг, чтобы проверить, так ли это, - холодная улыбка. - Успеха добьется не каждый, но тот, кто пройдет весь путь, получит возможность испытать удивительные приключения…
В итоге из сорока семи человек, собравшихся в тот вечер у Маллинза, испытание выдержали только трое - Габриель, Фрэнки и Норман, водопроводчик средних лет. Через шесть месяцев они получили приглашение вступить в "Глаз бури" - организацию, связанную с исследованиями в области психики.
"Глаз бури" являл собой британский аналог американского проекта под названием "Звездные врата". Развернутая Министерством обороны Соединенных Штатов программа ставила целью изучение и применение на практике телепатических способностей и ясновидения, позже названного "дистанционным видением".
Термин "дистанционное видение" был выбран именно в силу своей нейтральности. Его ввели в употребление физики Стэнфордского института, Гарольд Путхофф и Рассел Тарг, которые стояли у истоков проекта. Маллинз объяснил слушателям, что такие полезные определения, как "телепатия" и "ясновидение", к сожалению, уже давно опорочены шарлатанами, поэтому потребовался новый термин, еще не затасканный жуликами, которые рекламируют свои достижения в парапсихологии.
Габриель поднял руку.
- Вам могут возразить, что парапсихология - область, в которой подвизаются исключительно мошенники.
Холодные глаза Маллинза блеснули из-за очков.
- Мистер… Блэкстоун, кажется, так? Если вы не верите в парапсихологию, зачем пришли сюда? - Не дав Габриелю возможности ответить, он продолжил: - Уверяю вас, что исследования глубин человеческого сознания по программе "Звездные врата" проводились на базе строгих научных методов. "Глаз бури" полностью следует этим методикам. - Маллинз закончил обращение к Габриелю и обвел взглядом слушателей. - Буду предельно откровенен, - твердо произнес он, - работа в нашей организации ведется в крайне жестких рамках. Это не клуб дилетантов, которые пытаются доказать существование лох-несского чудовища или зеленых человечков с инопланетных тарелок.
Хотя "Глаз бури" во многом действует по образу и подобию американской программы, уточнил Маллинз, между ними есть серьезная разница.
"Звездные врата" финансировались из федерального бюджета вплоть до самого закрытия проекта в девяностые годы. В отличие от своего американского предшественника, "Глаз бури" не имеет государственной поддержки. Британской организации приходится рассчитывать лишь на гонорары, полученные от частных клиентов и, - Маллинз улыбнулся с оттенком самоуничижения, - немалое состояние, унаследованное ее основателем. Однако методология в обеих научных группах практически одинакова. Как и в "Звездных вратах", вся исследовательская работа в "Глазе бури" четко ориентируется на применение в реальной жизни, деятельность обеих организаций отнюдь не сводится к сухой теории, все изыскания связаны с решением серьезных, вполне земных проблем.
Крупным успехом американского проекта был признан розыск судов, нелегально перевозивших наркотики. Работая совместно со службой Береговой охраны, участники "Звездных врат" использовали ясновидение для "вычисления" подозрительных судов, и в некоторых случаях им даже удавалось описать точное местонахождение тайников с наркотиками. Другим достижением считалось содействие военным летчикам в поисках утонувшего советского самолета в Африке. Один из дальновидящих сумел указать место падения самолета с погрешностью менее чем в три мили.
Клиентами британской группы, напротив, были не государственные органы, а частные лица, которые приходили за помощью в "Глаз бури", когда более традиционные способы - обращение в полицию или к частным сыщикам - не давали результатов. Члены "Глаза бури" неоднократно возвращали владельцам украденные предметы искусства и утерянные фамильные ценности, а также участвовали в миссиях по розыску и спасению людей - пропавших или похищенных.
Именно это и привлекало Фрэнки: человеческий фактор. "Только представь, Габриель, как это, должно быть, ужасно - не знать, жив ли близкий тебе человек. Разве не здорово, что мы можем вернуть людям душевный покой?" - говорила она.
Габриель соглашался, но в глубине души сознавал, что для него интерес заключается совсем в другом. Он считал дистанционное видение мощной силой и упивался возможностью тренировать и развивать способность, вживленную в его мозг, точно электрод. Он видел в этом азартную игру, Фрэнки - свое призвание.
Ах, Фрэнки, Фрэнки. Обладательница восхитительных губ и блестящего ума. Из-за страха темноты Фрэнки не выключала на ночь лампу, но при этом не задумываясь могла встать на защиту незнакомого старика от уличных хулиганов. Фрэнки - воплощение чистоты, радости и безмятежного покоя. В тот вечер у Маллинза они с первого взгляда понравились друг другу. Между ними сразу возникла привязанность - глубокая, сильная, ничем не омрачаемая. Очень скоро эта привязанность переросла в любовь.
Их отношения развивались ровно, без скачков напряжения и порывов страсти, характерных для первой влюбленности. Любовь не поразила их, как гром с ясного неба; скорее, крепкая искренняя дружба постепенно перешла на более интимный уровень. Университетские друзья и подруги бросались от одного пылкого увлечения к другому, испытывали границы своих возможностей, пробовали то так, то эдак. Габриель и Фрэнки строили отношения по-другому. Их связь была на удивление зрелой, учитывая, что на момент знакомства обоим едва исполнилось по восемнадцать лет.
И все-таки, пожалуй, в конечном итоге их подвела именно молодость. Будь Габриель и Фрэнки постарше, они бы гораздо легче перенесли груз, которым стало участие в проекте. Их не разбросало бы этим вихрем, и они бы вышли из него без гнева или, того хуже, без опустошающего чувства разочарования друг в друге, которым все и закончилось.
"Глаз бури" развел их в стороны, но в то же время соединил нерушимыми узами, и, кроме того, создал благоприятные условия для проявления необычного и таинственного таланта, которым Бог наградил обоих.
Дистанционное видение. Внутреннее зрение. Дар. Сияние. Разница в названиях не меняла сути феномена. Габриель ощущал его с детских лет: едва уловимый, мимолетный выход в собственное подсознание. На первых порах он не мог объяснить - ни себе, ни остальным, - что же это такое. Только в "Глазе бури" его познакомили с концепцией "пси-пространства" - туманного информационного поля, в котором аккумулированы чувства и знания множества разумов. Габриелю объяснили, что в силу повышенной психической сенситивности он уже обладает собственной высокоразвитой нейрофизиологической структурой, что позволяет ему входить в пси-пространство и вливать свои мысли в общий поток информации, порождаемой разумом других людей. При должной тренировке он сможет настраиваться на резонансную частоту чужих мыслей, почти не напрягаясь.
Разумеется, в детстве Габриель не мог описать, что с ним происходит, и знал лишь о своей непонятной способности находить пропавшие предметы, как бы "видеть", где они лежат. Специально он никогда не упражнялся, да и семья не поощряла его развивать это дарование. Пару-тройку раз, когда Габриель приносил вещи, которые считались в доме утерянными, мать относилась к его находкам с подозрением и обвиняла сына в том, что он сам же их и прятал, дабы привлечь к себе внимание. После того как старший брат Джек поколотил Габриеля, когда тот нечаянно выдал его тайник, парнишка твердо решил, что исследовать глубину своего "таланта" больше не намерен. Окружающие, по всей видимости, подобным даром наделены не были, и это заставляло Габриеля чувствовать себя не таким, как все. А кому, скажите на милость, в подростковом возрасте понравится ощущать себя белой вороной?
Возможно, надеялся Габриель, если не обращать внимания на свою странную способность, она исчезнет сама по себе. Годам к семнадцати он пришел к выводу, что игнорирование "таланта" не срабатывает и ему придется мыкаться с ним до конца жизни. Осознание этого факта привело Габриеля в "Глаз бури", к Александру Маллинзу.
Александр Бенедикт Маллинз. Имя звучало грозно, его обладатель выглядел так же. В течение трех лет Маллинз был ментором и вторым отцом Габриеля, хотя отношение учителя к ученику даже отдаленно не напоминало отеческое. Маллинз не имел склонности чрезмерно хвалить своих подопечных и вообще проявлять какое бы то ни было дружелюбие, однако пользовался бесспорным авторитетом и уважением со стороны дальновидящих. Наряду с другими участниками проекта, Габриель отчаянно старался заслужить одобрение наставника, хотя никогда бы в этом и не сознался. Для него не было секретом, что преподаватель считает его надменным гордецом. "Помните, - предостерегал Маллинз, - никогда не влюбляйтесь в свой дар; не позволяйте ему ослепить вас. Это всего лишь способность, такая же, как абсолютный слух или широкоугольное зрение. Психическая сенситивность широко распространена среди населения. Нюх полицейского, женская интуиция - повседневные проявления скрытых парапсихических возможностей. Действительно, лишь малое количество людей одарено по-настоящему, и вы - среди них. Но дистанционное видение нельзя ставить себе в заслугу, вы не сделали ничего, чтобы получить эту способность, а просто родились с ней".
Несмотря на определенные трения между учителем и учеником, они не могли обойтись друг без друга. Габриелю требовалась помощь наставника, чтобы обуздать и дисциплинировать свое абсолютно непредсказуемое дарование. Маллинз же, хоть и питал сомнения насчет заносчивого студента, искренне радовался высокому уровню, который Габриель неизменно демонстрировал в продолжение первого года обучения. За все время исследовательской работы Маллинз не встречал среди своих подопечных второго такого, кто бы так стабильно продвигался вперед.
Особый интерес Маллинза вызывала многосторонность Габриеля. Большинство дальновидящих выбирали индивидуальный способ познавательного процесса и пользовались почти исключительно им. Одни добивались заметных результатов в бодрствующем состоянии, психические способности других обострялись только во сне - естественном или гипнотическом, третьим для выполнения задачи требовалась глубокая медитация. Некоторым лучше удавалось "видеть" и затем описывать объекты на местности, предметы и геометрические формы, кто-то свободнее справлялся с более личными формами - мыслями и чувствами. Габриель, однако, не проявлял особых предпочтений и одинаково легко работал как в визуальном, так и в эмоциональном аспекте.
После целого года специальных тренировок - "пристальный взгляд", "двойной слепой поиск", "работа сновидения", "фильтрование" и т.п. - Габриель на две головы превосходил своих товарищей. К этому времени он уже начал проявлять нетерпение, мечтая заняться настоящим делом, и не воспринимал всерьез предупреждения наставника.
- Какого черта он выжидает? - жаловался Габриель Фрэнки. - Тебя уже взяли в команду, а я - прости, милая, если покажусь тщеславным, - справляюсь лучше, чем ты.
- Ну, спасибо.
- Брось, Фрэнки. Сама знаешь, я слишком тебя люблю, чтобы выделываться перед тобой.
- Ладно, - вздохнула Фрэнки, - попробую уговорить Александра привлечь тебя к работе.
- Вот-вот, - горячо закивал Габриель. - Старик явно к тебе неравнодушен. Одари его обольстительной улыбкой и как следует похлопай ресницами.
- Знаешь, Габриель, - с нажимом произнесла Фрэнки, - иногда ты ведешь себя, как полный осел.
Фрэнки на самом деле сумела убедить Маллинза подключить Габриеля к участию в нескольких второстепенных делах, таких как поиск украденной скульптуры коня эпохи китайской династии Тан и возвращение потерянной рукописи. В другой раз Габриель вместе с Фрэнки и еще одним опытным членом организации установили, где скрывается преступная группа Интернет-мошенников.
Конечно, не всегда все удавалось. Дистанционное видение представляло собой стихийную энергию, управлять которой было все равно что перевязывать ниткой смерч. Точные данные - например, название улицы и номер дома - не открывались легко, как страницы телефонного справочника. Более того, сам процесс дистанционного видения подчас доставлял серьезный дискомфорт. У посвященных это называлось совершить или выйти в "скачок", и такой скачок нередко выносил видящего в чужое мыслительное пространство - далеко не всегда уютное и теплое место.
Однако Габриель отнюдь не примерял на себя шаблонный образ мученика-экстрасенса, добровольную жертву своего темного дара. Он был не жертвой, а воином. Помимо прочего, экстаз успеха быстро вызвал у Габриеля привыкание. Мощный прилив гордости и самодовольства, сопровождавший каждый удачный "скачок", стал его наркотиком.
В определенной степени он вел жизнь шизофреника. С одной стороны - Оксфорд, друзья, преподаватели, ночные бдения в библиотеке, контрольные работы, групповая зубрежка, "гонки на выживание" в пабе; с другой стороны - "Глаз бури". Единственным связующим звеном между мирами была Сесилия Фрэнк. То обстоятельство, что они оба вели, так сказать, двойное существование, естественным образом упрочило их связь. Это было потрясающее время. А затем свалилось дело Мелиссы Картрайт.
Через шесть недель Габриель покинул "Глаз бури", бросил университет и уехал в Лондон, чтобы начать с чистого листа.
- M -
28 мая
Прошлой ночью мне снился Р. Он улыбался и протягивал ко мне руки. Мысль о том, что я больше никогда не увижу его чарующую ангельскую улыбку, причиняет мне такую боль, что мне иногда кажется, будто мой разум вот-вот взорвется.
Я начинаю раздражать М. Она считает, что я цепляюсь за прошлое, "погрязла во вчерашнем дне", как она это называет. Она хочет, чтобы мы нашли нового участника игры. Может быть, она права: работа важнее всего. Нужно продолжать. Но мое сердце разбито. Где нам найти кого-то, похожего на моего милого мальчика? Того, кто стремился бы к новым приключениям, а не к собственному удобству. Искателя. Посвященного. Независимого духом.
Как бы то ни было, на прошлой неделе мы закончили еще одну комнату. В ней будет жить человек с головой павиана, Тот - бог письменности и магии, покровитель алхимии, арифметики и астрологии.
Я должна размышлять о своем истинном имени.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Габриель знал, кто стоит за дверью. Ее появления он ожидал уже три дня, с тех самых пор, как поговорил с Уиттингтоном. И все равно оказался совершенно не готов к встрече. Тринадцать лет - долгий срок по любым меркам.
Она опять нажала кнопку звонка.
Габриель открыл дверь и сразу уловил аромат духов - жасмин, корица и нотка незнакомого экзотического цветка. Ее вкусы изменились. Раньше она предпочитала более легкие, древесные запахи. Зато глаза остались прежними - ясные, серые, брови вразлет, словно крылья птицы. Сесилия Фрэнк… Нет, не Фрэнк. Уиттингтон. Миссис Уильям Уиттингтон Третий, если быть точным.
- Габриель… - она нерешительно улыбнулась. Он подумал, что сейчас последует рукопожатие, но Фрэнки наклонилась и едва уловимо скользнула губами по его щеке… - Ты не пригласишь меня внутрь? - Она снова улыбнулась, уже уверенней, хотя в глазах все еще сквозила настороженность.
Габриель отступил назад и распахнул дверь. Фрэнки вошла в квартиру вслед за ним.
- Ого… - В ее голосе звучало удивление. Гостья огляделась, оценивая размеры просторного помещения и вид из окон - цепочку огней, мерцающих на горизонте. - У тебя мило.
- Спасибо. Давай плащ.
Она обернулась и легким движением стряхнула плащ с плеч. Послышался шорох дорогой материи. Несмотря на внешнюю простоту платья, надетого на Фрэнки, было видно, что над фасоном и кроем потрудился искусный модельер.
- Располагайся. - Габриель жестом указал на диван.
Фрэнки присела на самый краешек, но затем, осознав, что выглядит слишком напряженно, устроилась поудобнее.
- Выпьешь чего-нибудь?
- Херес. Если есть.
Габриель подошел к бару, достал бокал и бутылку выдержанного амонтильядо. Еще одна перемена. Раньше Фрэнки не употребляла спиртного. Разумеется, новый стиль жизни со всеми его атрибутами - гламурными вечеринками и вращением в светских кругах - потребовал перехода к напиткам более изысканным, нежели апельсиновый сок.
Фрэнки взяла бокал, и Габриель заметил, что она не носит колец. Мягкий свет торшера золотил ее каштановые волосы. Габриель уселся в глубокое кожаное кресло, стоявшее за пределами освещенного круга.
Слегка сдвинув брови, Фрэнки неподвижно глядела на янтарную жидкость в бокале. Наблюдая за ней, Габриель удивился собственной отстраненности. В конце концов, он любил эту женщину. Более того, она была его первой любовью, и поскольку это чувство считается самым сильным и незабываемым, сейчас Габриелю полагалось испытывать хоть какие-то эмоции, по меньшей мере, учащенное сердцебиение, а он ощущал буддистское спокойствие, пульс бился абсолютно ровно. С ума сойти.
- Хорошо выглядишь, Габриель. Почти не изменился.
- Спасибо.
- Эй, ты должен ответить в том же духе, - слабо улыбнулась Фрэнки. - Хотя бы из вежливости.
- Извини. Выглядишь потрясающе.
Габриель не лукавил. В лице Фрэнки появилась мягкая зрелость, исчезла детская пухлость щек, сохранявшаяся и после двадцати лет. Перед Габриелем сидела ухоженная, элегантная женщина, уверенная в себе и своих возможностях. Чужая.
- Я смотрю, дела у тебя идут неплохо. - Фрэнки обвела взглядом комнату.
- Как и у тебя.
Ирония в голосе Габриеля заставила ее вспыхнуть.
- Ты видел Уильяма. Он неординарный человек.
- Да уж. Сколько ему?
Фрэнки покраснела еще сильнее.
- Шестьдесят три.
- В самом деле? - поднял брови Габриель. - Для своих лет он хорошо сохранился.
- Да, - проговорила Фрэнки с какой-то странной интонацией. Впрочем, Габриель не стал над этим задумываться. Хватит миндальничать, надо расставить все точки над "i".
- Зачем ты пришла, Фрэнки?
Она поставила бокал на столик возле дивана и в упор посмотрела на Габриеля.
- Ты знаешь, зачем.
- Тебя прислал муж.
- Нет. - Она пожала плечами. - Я пришла к тебе сама. Хотя - ты прав, от его имени.
- Почему ты сразу не обратилась ко мне?
- Мы подумали, что тебя больше заинтересует чисто деловое предложение. Ты не дал Уильяму возможности объяснить, насколько выгодным для тебя может оказаться этот заказ. - Фрэнки запнулась. - Надеюсь, я тебя не обидела?
- Деньги, как правило, меня не обижают.
На щеке, чуть выше рта, у нее была маленькая родинка, которую Габриель прекрасно помнил. Поймав его взгляд, Сесилия Уиттингтон невольно провела пальцами по лицу, и в этом слегка неуклюжем жесте он увидел прежнюю Фрэнки - застенчивую, но решительную девушку, от чьей улыбки у него перехватывало дух. Она так верила в него! Ее вера поднимала Габриеля к небесам. До того самого дня, когда в глазах Фрэнки застыло разочарование. Она разочаровалась в нем. А он думал, что она будет любить его несмотря ни на что.
Набрав в грудь побольше воздуха, Габриель отвел взор и произнес:
- Тебе следует обратиться в полицию. Розыск пропавших людей - их работа.
- Полиция прекратила поиски. Нет, конечно, прямо они об этом не говорят, но все и так понятно. И… по-моему, они считают, что Робби не пропал, а намеренно скрывается.
- Почему?
- Отношения между Уильямом и Робби всегда были довольно… сложными. Робби уже один раз сбегал из дома. Уильям в конце концов выяснил, что он удрал в Калифорнию и живет у черта на рогах, в какой-то общине. Короче говоря, коммуна в стиле "нью-эйдж" - всей толпой обнимаются по утрам, выращивают марихуану и плетут корзины. Примерно представляешь, да? Это было три года назад.
- Может, он все еще там?
- Нет.
С улицы донесся настойчивый сигнал автомобильного клаксона, пронзительный и раздражающий.
- Значит, папочка и сынок не ладили? - усмехнулся Габриель, подавшись вперед.
- Можно и так сказать.
В глазах Фрэнки сверкнула враждебность. Разговор принимал опасный оборот.
- Дай-ка угадаю. Наследник не оправдал надежд? Слишком высокая планка? Чрезмерные родительские ожидания?
Она не ответила, но Габриель понял, что попал в точку.
- Я бы не пришла к тебе, будь у меня выбор. - Чувствовалось, что Фрэнки с трудом сдерживает себя. - Я прошу твоей помощи, Габриель… ради нашего прошлого.
Ради прошлого? Господи, что за избитая фраза. Чушь собачья. Внезапно Габриель пришел в ярость. Его дыхание участилось, а лицо побагровело.
- Однажды ты станешь богатой вдовушкой. Если наследник не будет путаться под ногами, вопрос с завещанием решится гораздо проще. Ты об этом не задумывалась?
- Боже мой. - Лицо Фрэнки исказилось от боли. - Да что с тобой?
Габриель рывком вскочил с кресла, Фрэнки вздрогнула от неожиданности.
- Так, хватит. Я не могу помочь твоему мужу. Не могу сделать то, чего он хочет. Ты как никто другой должна это понимать.
- Он умирает.
- Что?
- Уильям умирает.
Габриель изумленно уставился на Фрэнки. Его разум отказывался воспринимать смысл услышанного.
- Что значит, умирает?
- То и значит. Ему остался год, максимум полтора, - с какой-то жуткой безмятежностью на лице произнесла Фрэнки. Она так сильно сжала кулаки, что на запястьях проступили синеватые вены. - Уильям хочет помириться с сыном, и, сам понимаешь, как можно скорее. Однако, боюсь, это невозможно. Я предполагаю, что Робби мертв. Точнее, я в этом почти уверена.
Габриель тяжело опустился в кресло. Замечание насчет богатой вдовушки вдруг показалось ему жутко бестактным.
- Если он мертв, чего ты от меня хочешь?
- Нужно выяснить, что с ним случилось. Уильям должен знать, почему исчез его единственный сын. Я очень хотела бы сообщить ему достоверную информацию, но, к сожалению, не могу. Ты можешь. У тебя дар.
- У тебя тоже, Фрэнки.
- У меня лишь способности, не более того. Божья искра в тебе, Габриель.
Он не отрицал; это была чистая правда. Фрэнки достаточно хорошо владела искусством дальновидения, чтобы попасть в "Глаз бури", и шлифовала свое умение, не жалея сил. И все же тренировки, старание и самодисциплина помогают развить врожденную склонность лишь до определенной степени. Александр Маллинз настаивал, что дистанционное видение - просто скрытое "шестое чувство", остроту которого можно отточить упорным трудом и постоянной практикой, как рефлекторное движение или тонкий нюх, но любой дальновидящий знает, что в какой-то момент его способность выходит не только за пределы науки, но и за грань мастерства. Капризная, непостоянная энергия. Вспышки воображаемых молний, озаряющие темную сторону разума. Кому-то выход в "скачок" удавался гораздо лучше, нежели другим.
- Значит, ты пыталась найти его самостоятельно, - констатировал Габриель.
- Ну конечно, - горячо закивала Фрэнки, - поэтому и считаю, что Робби нет в живых.
- Ты ничего не почувствовала, так?
- Абсолютно ничего. Никакого "скачка". А ведь мы были близко знакомы. До переезда в собственную квартиру он почти год прожил в одном доме с нами.
Габриель знал, что когнитивный стиль Фрэнки в основном строился на личностных связях. Для получения пси-данных ей требовалось установить эмоциональный контакт с объектом дистанционного видения. Чем больше она знала о внутреннем мире объекта, тем точнее оказывалась информация, приобретенная в результате "скачка". Фрэнки довольно долго прожила с пасынком в одном доме, следовательно, межличностная база, необходимая для включения ее способности, была налицо. Если при таком раскладе она совсем ничего не почувствовала, стало быть, дело плохо. По всей вероятности, Фрэнки права: Роберт мертв.
Фрэнки потянулась за сумочкой, извлекла оттуда желтоватый конверт, а из него - фотографию.
- Это он. Робби.
С фотографии смотрело лицо красивого молодого человека. Блестящая черная шевелюра рассыпалась с высокого лба непослушными короткими кудрями. В форме глаз и носа Роберта проглядывали ястребиные черты Уильяма Уиттингтона, однако на этом сходство между отцом и сыном заканчивалось. У младшего Уиттингтона был чувственный рот и округлый подбородок, но особенно поражали глаза: в них светилась невероятная беззащитность и детская чистота. Габриель уже и не помнил, когда в последний раз видел такое безграничное доверие в глазах человека старше трех лет.
- Ты сделаешь это?.. - Фрэнки не сказала "для меня", но слова прозвенели в воздухе так же отчетливо, как если бы она произнесла их вслух.
Габриель молча положил фотографию на подлокотник кресла и отодвинул ее от себя.
Уголки рта Фрэнки скорбно опустились, и на секунду она зажмурила глаза, затем стремительным грациозным движением поднялась.
- Пожалуйста, подай мне плащ, - сухо промолвила она.
Не говоря ни слова, Габриель помог ей одеться и открыл дверь.
- Прощай.
Фрэнки застыла в проеме.
- Будь ты проклят. - Ее голос был лишен всякого выражения.
- Послушай, хватит!
- Я люблю мужа. Я готова на все, лишь бы дать его душе хоть немного покоя. Умоляю тебя, Габриель, помоги. Один раз, один-единственный раз подумай о ком-то кроме себя. Ты ведь всегда проявлял свой талант только из эгоистических побуждений.
Габриель начал злиться.
- Ты так говоришь, потому что…
- Я так говорю, потому что это правда. Александр не ошибался. Жизни, которые ты спасал, добро, которое ты творил, - все это было постольку-поскольку. Тебя интересовал только процесс, только сам "скачок". И всего лишь из-за одной неудачи ты решил отбросить свой дар, избавиться от него, как от негодного стоптанного башмака! - Фрэнки обернулась и теперь смотрела прямо в глаза Габриелю. - Ты хоть представляешь, как я завидовала тебе в "Глазе бури"? Что, удивлен? Как же, милая крошка Фрэнки завидует, и кому - любимому мужчине? А знаешь ли ты, что временами зависть просто пожирала меня? Посмотрите на Габриеля, с какой легкостью, с каким изяществом он выходит в "скачок", и, что самое интересное, ему самому на это абсолютно наплевать!
- Я никогда не относился к этому наплевательски, - вспыхнул он.
- Ты был надменным и высокомерным. А все остальные… В глубине души ты нас презирал, считал кучкой упертых посредственностей.
Он ошеломленно глядел на Фрэнки, чуть ли не физически ощущая ударную волну ярости, кипевшей в ее глазах.
- Почему ты решил уйти, Габриель? - Она вытянулась на цыпочках, так что их лица оказались почти на одном уровне. - Ты действительно сбежал из-за Мелиссы Картрайт или твое уязвленное самолюбие взыграло так сильно, что ты испугался нового провала?
- Убирайся. - Габриель посмотрел вниз, на свои руки. У него тряслись пальцы. Кровь отхлынула от лица. - Выметайся отсюда.
Во взгляде Фрэнки внезапно мелькнула боль.
- Габриель, прости…
- Уходи… Пожалуйста.
Она подняла руку, словно желая коснуться его ладони.
- Если передумаешь… - Ее голос сорвался. - Номер моего телефона записан на обороте фотокарточки.
Габриель не ответил. Мгновение спустя Фрэнки безвольно уронила руку и двинулась прочь. Ее шаги отзывались гулким эхом. В конце коридора она остановилась. Сейчас обернется, подумал Габриель, однако она пошла дальше и вскоре скрылась за поворотом.
На него вдруг навалилась страшная усталость. Он попытался отключиться, выкинуть из головы недавнюю сцену, эмоции, которые истощили его силы и вывели из равновесия. Мелисса Картрайт. Пепельные волосы, фиалковые глаза. Настоящая красавица… То есть, была красавицей при жизни.
Стоп. Хватит. Это ни к чему не приведет. Нужно отдохнуть, выспаться. Завтра утром он проснется, и жизнь войдет в прежнее русло. Габриелю нравилась его жизнь. Он много потрудился, чтобы сделать ее такой. В ней нет места призракам из прошлого.
Габриель уже потянулся к выключателю, но тут его взгляд упал на фото Роберта Уиттингтона. Карточка лежала там, где он ее оставил - на подлокотнике кресла. На секунду Габриель заколебался, потом резко погасил свет. Бесконечно доверчивые глаза юноши все так же грустно глядели в темноту.
- M -
3 июня
Хватить лить слезы. Р. больше нет.
Пора снова встряхнуть жизнь за шкирку, вернуться к работе.
Что придает смысл существованию? Что есть страсть? Р. пытался ответить на эти вопросы.
Р. был искателем. Мы помогали ему в пути. Позволили вступить в игру - великую игру, божественный эксперимент, призванный дать ответы, которых Р. так жаждал. Но свет для него оказался слишком ярок. Р. не сумел продержаться. Он ушел.
М. права: мы не должны терзаться чувством вины. Человек рожден для эксперимента, и если опыт закончился сокрушительной неудачей, - что ж, лучше потерпеть грандиозное фиаско, нежели влачить жалкое существование и в конце осознать, что твоя жизнь была мелким бесцветным осколком.
Ко мне вернулись силы. Я еще не счастлива, но уже менее несчастна, чем раньше. Да, я скучаю по Р. Мне не хватает мужчины, который держал меня за руку и вместе со мной смотрел, как тают океаны и плавятся скалы. Но в моем сердце снова взошли алые маки с пылающей сердцевиной. И пусть Р. не нашел того, что искал, я верю, что он продолжает свое странствие, из многих дорог пытается выбрать единственно верный путь.
Я должна размышлять над своим истинным именем.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Эй, осторожно!
Габриель резко нажал на педаль тормоза. Пешеход, грузный мужчина с большим пакетом, прижатым к груди, чуть не угодил под колеса. Габриель улегся грудью на клаксон, посигналил, затем опустил стекло и в сердцах выругался. Испуганный вид толстяка - бледное лицо и растерянно открытый рот - доставил ему злое удовлетворение.
- Идиот. - Габриель закрыл окошко и надавил на газ, машина дернулась и встала. Настроение окончательно испортилось.
Черт, поколотить бы кого-нибудь. Боковым зрением он заметил, что Исидор наблюдает за ним.
- В чем дело, братишка?
Габриель пожал плечами, хотя и сам знал, что в последние несколько дней бесился по любой мелочи. Естественно, от Исидора это не укрылось, тем более что свое раздражение Габриель не раз срывал именно на приятеле.
- Понимаю, - философски заметил Исидор. - Ты все думаешь про ту девушку.
Габриель поморщился. Неделю назад, повинуясь внезапному порыву поделиться проблемой, он рассказал Исидору о визите Фрэнки. Следует отметить, что возникновению порыва немало поспособствовали три бутылки "Баронессы Надин". Габриеля словно прорвало. Фрэнки, "Глаз бури", пропавший наследник. Кажется, дошло даже до пьяных слез, хотя подробности того вечера заволокло туманом похмелья.
Выговорившись, Габриель почувствовал себя легче, однако теперь жалел о своей откровенности. Он видел, что приятеля разбирает любопытство, но больше не хотел обсуждать эту часть своей жизни. Нечего бередить старые раны. Кроме того, он и словом не упомянул Исидору о деле Картрайт. Выпей Габриель хоть дюжину бутылок вина, на этот счет он рта не раскроет.
Мелисса Картрайт. Долгие годы Габриель пытался не думать о ней, но она его не отпускала. Образ Мелиссы всегда был рядом, незримо паря в его подсознании.
- По-моему, вся штука в том, что в душе тебе действительно хочется это сделать, - небрежно бросил Исидор.
- О Господи, сделать что? - Габриель повернул ключ в замке зажигания. Мотор лениво заурчал, машина в конце концов завелась.
- Помочь. Помочь ей и ее старику найти сына.
- Ошибаешься. Не имею ни малейшего желания связываться. И вообще, я тебе уже сказал, со "скачками" покончено. Дистанционное видение осталось в прошлом.
- Мужчина сказал - мужчина сделал.
Ирония в голосе товарища заставила Габриеля повернуть голову. Глядя на поджатые губы Исидора, он окончательно рассвирепел.
- Да о чем ты, черт побери?
Исидор перешел на нормальный язык.
- Брось, Габриель. Не темни. Думаешь, я поверю, что этот "внутренний глаз" ни капельки не усиливает твои хакерские способности? По правде сказать, теперь мне многое понятно.
- Не там ищешь. - Габриель круто вывернул руль, и лишь благодаря этому маневру "Ягуар" чудом не задел сумасшедшего мотоциклиста, явно страдающего манией великого гонщика. - Давай сменим тему, а?
- После нашего разговора я порылся в сети, - невозмутимо продолжал Исидор. - Ты в курсе, что группа дальновидящих предсказала трагедию 11 сентября за четыре года до реальных событий? Они даже выложили в Интернете свои каракули с изображением самолета, таранящего пару небоскребов, и написали открытое письмо в ФБР, предупреждая о возможной катастрофе. Естественно, никто не обратил внимания. Фантастика, парень!
Габриель промолчал. Он знал об этом случае, как и о том, что организации дальновидящих по всей стране наперебой стараются вычислить членов "Аль-Каеды" и сдать их правительству. Поговаривали даже, что ЦРУ регулярно консультируется с одной из таких организаций. Габриель, в свою очередь, сильно сомневался в эффективности подобных коммерциализированных компаний. Слишком уж часто они ограничивались весьма туманными заявлениями. В "Глазе бури" Габриеля приучили отметать такие "пророчества" начисто. Да, их группа тоже работала за деньги, но при этом строго придерживалась научных методик, разработанных американскими военными в семидесятые-восьмидесятые годы, и соблюдение регламента контролировалось очень жестко.
- Одного не возьму в толк, - не унимался Исидор. - Насчет Роберта Уиттингтона. Если чувак мертв, как ты можешь увидеть или почуять его, ну или как там это у вас называется? Я имею в виду… раз он уже умер?
- Его мысли в момент смерти могут до сих пор резонировать в пси-пространстве.
- Резонировать в пси-пространстве. Отпадно. Полная абракадабра, но звучит серьезно.
- Рад, что ты проникся.
- И как это устроено? Ты сможешь увидеть все его глазами? Точно определишь момент, когда ему перерезали глотку или тюкнули по голове?
- Тысяча чертей, Исидор, вот уж не подумал бы, что ты любитель чернухи.
- Ладно, извини. Но ты понял, что я хотел сказать? Ты сумеешь прочесть последние мысли Роберта перед самой смертью?
- Да, если получу к ним доступ.
- И узнаешь, кто его пришил.
- Исидор, ради Бога, прекрати. Еще не факт, что парень мертв. Может, он сейчас балдеет где-нибудь в Гоа, покуривает гашиш и собирается вступить в секту свами-нараяни.
- В тот вечер ты утверждал другое. Ты сказал, раз Фрэнки совсем не почувствовала Роберта, значит, по всей вероятности, бедняга уже на том свете, так?
Габриель резко остановил "Ягуар".
- Тут рядом метро. Выходи. Займись антенной для "Питтипэтс", а завтра поговорим, окей?
- Окей, - отозвался Исидор, нимало не смущенный суровым видом и сухим тоном приятеля. Он легко выскочил из машины и на прощание бодро помахал рукой. В зеркало заднего вида Габриель наблюдал, как долговязая фигура постепенно удалялась от машины и вскоре исчезла в подземном переходе. Тяжело вздохнув, он отпустил педаль сцепления. Исидор, пожалуй, единственный человек, которого он считал своим другом, хоть это и не мешало Габриелю порой испытывать дикое желание его придушить.
Дорога домой заняла еще пятнадцать минут. Оставив автомобиль в подземном гараже, Габриель на лифте поднялся в пентхаус. Обычно он пользовался лестницей, но сегодня просто физически не мог идти пешком. В эти несколько дней любое действие почему-то давалось ему невероятным усилием. Словно в подтверждение худших опасений, Габриель громко чихнул, а в горле у него подозрительно запершило. Черт, только простуды не хватало.
Он открыл парадную дверь и бросил ключи в вазу для фруктов, которую месяц назад приобрел на аукционе "Сотби". Красивая ваза - традиционное искусство Ганы, ручная резьба, но, что называется, покупка под настроение. Скорей всего, он за нее еще и переплатил.
Габриель угрюмо сгреб со стола пачку писем. Почту он не разбирал уже больше недели. Среди писем оказалась она - фотография Роберта Уиттингтона. Вроде бы он не клал ее сюда, но вот, пожалуйста, фото завалялось между счетом от пародонтолога и уведомлением об окончании подписки на журнал "Гурман".
Не сводя глаз с фотографии, Габриель медленно опустился в кресло у окна. У паренька действительно на редкость беззащитное лицо, будто открытое всему, что уготовит судьба; в глазах - ни тени самодовольства или претенциозности. Габриель вспомнил холодную самоуверенность Уиттингтона-старшего, легкую ироничную бесстрастность, с которой отец Роберта смотрел на мир. Да, у этих двоих вполне могли быть серьезные трения.
Габриель зевнул и уронил руку на колено, зажав карточку между пальцами. Его вдруг потянуло в сон. Солнечный свет, льющийся из окна, приятно согревал. Интересно, какого цвета глаза у Роберта Уиттингтона? По фотографии не определишь - то ли темно-серые, то ли синие…
Из окна подуло. Льняные занавески взметнулись и захлопали на ветру, но Габриель едва ли это заметил. Он пребывал в смутном состоянии между сном и явью. Его разум открылся, включилось внутреннее зрение.
Какой-то частью мозга он сознавал, что выходит в "скачок", что в путешествие отправляется только дух, а не тело, но, как всегда, полностью отдаваясь "скачку", Габриель быстро терял связь с человеком, который в этот момент сидел в кресле, подставив ноги теплым лучам солнца. Только что он был в кресле - голова слегка запрокинута, конечности расслаблены, немигающие глаза устремлены в потолок, - а в следующую секунду уже стоял в небольшой комнате перед закрытой дверью.
Коснувшись массивной дверной рамы, он обратил внимание на ладонь: узкую, с длинными пальцами и заостренными ногтями. Рука принадлежала мужчине, однако не Габриелю. Он смотрел чужими глазами. Он вошел в чужой разум.
В это мгновение последняя тонкая ниточка между его собственным сознанием и сознанием реципиента лопнула, и Габриель вступил в мир чужака, растворяясь в его мыслях.
Дверь была обшита толстыми досками, древесина потемнела от времени. На двери висел герб: круг на вершине креста. Рисунок смотрелся на удивление современно и даже чем-то напоминал символ женской сексуальности. Круг и крест располагались внутри распустившейся розы. Символ был хорошо ему знаком, он давно изучил его в мельчайших подробностях. Монада. Он ощутил, как внутри поднимается волна радостного возбуждения.
Дверная ручка отсутствовала, но стоило надавить на дверь, та беззвучно распахнулась. Он перешагнул через порог и очутился в узкой комнате. Потолок уходил в такую высь, что кружилась голова. Вдоль стен тянулись полки, доверху набитые книгами. В тесном помещении пахло старой заплесневелой бумагой и подгнившими кожаными переплетами.
Каким-то образом ему были известны точные размеры комнаты: тридцать восемь шагов в длину, шестнадцать в ширину. Странно, откуда он их знал.
Негромкий звук заставил его прислушаться. Там, над головой, на полке одного из непомерно высоких стеллажей сидел ворон. Птица была крупной, ее перья отливали иссиня-черным блеском. Несколько секунд они разглядывали друг друга. Ворон поерзал на своей импровизированной жердочке. Тень на стене тоже пошевелилась, будто неприкаянный призрак.
Он отвернулся и двинулся вперед. У него нет лишнего времени. Остановился перед двумя дверями. Ни на секунду не задумываясь, почувствовал, что должен выйти через ту, что справа. В проеме он оглянулся и увидел, что ворон летит чуть позади.
Коридор. И снова двери, целая галерея. Опять нужно выбирать, но какую? Седьмую или восьмую?
Думай. Это важно. Вспоминай. Ах, да. Восьмая дверь справа. Ступня как влитая скользнула во впадину единственной каменной ступени, ведущей к двери. Щелчок, и дверь открылась.
Он стоял посреди бальной залы, переполненной бабочками. Взору предстали мириады и мириады бабочек-данаид. Трепет их крылышек слепил, заставлял жмуриться. К сожалению, ему нельзя надолго задерживаться в этом прекрасном месте. Он должен идти дальше, открыть еще сотни и сотни дверей. Тысячи. Миллионы.
Помни порядок мест, порядок вещей. Вот и следующая дверь. Чувствуя спиной бесшумно летящего следом ворона, он осторожно двинулся вперед, аккуратно пробираясь сквозь облако янтарных крылышек. Не колеблясь, выбрал среднюю из трех дверей.
Комната, еще комната. В груди его нарастало волнение. Он двигается в верном направлении. Сегодня его память работает, как совершенный механизм, безошибочно подсказывая нужную дверь. Порядок мест, порядок вещей. Он знает формулу назубок, его путь идеально выверен. Он обернулся, выискивая взглядом своего спутника. Ворон смотрел на человека агатово-черными глазами.
Дрожащими пальцами он открывал все новые двери, перемещаясь из одного фантастического места в другое, и с каждой правильно выбранной дверью все больше верил в свои силы. Сегодня у него все получится, сомнений быть не может. Сегодня его путь безупречен, а он сам неуязвим. Радость захлестнула опьяняющей волной, кровь, пенясь, играла в жилах.
Конечно, не все двери вели в комнаты, заполненные чудесными бабочками. За некоторыми скрывались существа и предметы, от встречи с коими он долго не мог прийти в себя. Тесные каморки, где из потолка росли сотни глаз, лишенных ресниц; огромные холлы, где гуляло эхо и гигантские шары из мраморного стекла с оглушительным грохотом перекатывались от стены к стене. Он миновал комнату с часами - все они громко и тревожно тикали, создавая безумную разноголосицу. За одной дверью он столкнулся с незрячим монахом, остервенело натиравшим свои пустые глазницы окровавленной наждачной бумагой. Тошнотворное зрелище заставило его отвернуться и поспешить прочь. Другая комната приютила стаю воркующих веерохвостых голубей. В тусклом свете птицы напоминали живые комочки сахарной ваты, но он знал, что должно произойти, и напрягся в ожидании выстрела. Короткий хлопок - и грудки белоснежных голубей окрасились алым.
Несмотря ни на что, он двигался вперед. Шел запутанными коридорами и взбирался по ажурным, как паутинка, лестницам. Коридоры уходили в мглистую даль, лестницы казались бесконечными. Его путешествие тоже не имело конца, миллионы и миллионы дверей ждали, когда он откроет их в строго определенном порядке…
На секунду он зажмурился, пытаясь объять разумом грандиозное великолепие, среди которого очутился. Как вообще он сумел сюда попасть? Он недостоин этого места. Этот огромный дворец, его покои и галереи, загадочные извилистые коридоры и нескончаемые лестницы - все здесь священно. В этих божественных глубинах таятся решения всех проблем во Вселенной, ответы на все вопросы прошлого и будущего, пророчества и магические формулы, содержание всех книг, уже написанных и пока только ждущих своего часа; значения самых невообразимых чисел, ноты еще не сотворенной музыки, даже история его собственного рождения и мельчайшие подробности жизни, которую он мог бы прожить, но не прожил…
Что-то коснулось его руки, он вздрогнул и открыл глаза. Это был ворон, который стремительно пролетел мимо него в другой конец помещения. Взгляд проследил за полетом черной стрелы. Здесь царил полумрак, лежали густые тени, и ворон порой исчезал из виду. Но вот птица сложила крылья и мягко опустилась на плечо женщины, которая наблюдала за ним, стоя в проеме одной из многочисленных дверей, скрытых в глубине комнаты.
У него перехватило дыхание. Что она тут делает? Это ведь его путешествие, сегодня он впервые самостоятельно отправился в путь.
Как всегда, на ней был надет плащ, а глаза скрыты под маской. Богато украшенный темно-зеленый бархат тяжелыми складками ниспадал до пола, капюшон полностью скрывал волосы. Она поманила его узким белым пальцем.
Идем.
Он заколебался. Ему ведь нужно выйти в другую дверь, третью с левой стороны. Так предписывал порядок мест, порядок вещей. Она снова подняла руку и поманила его: иди за мной…
Он нерешительно приблизился, женщина удовлетворенно кивнула. Он собрался что-то сказать, но она поднесла палец к губам - жест приказывал хранить молчание. Оставив дверь приоткрытой, она растворилась в темноте. Он последовал за ней, хотя сердце нервно заколотилось. Он действует неправильно, нарушает все правила. Он должен продолжать путешествие, открывать знакомые двери, проходить знакомые места. Он понятия не имел, где сейчас находится, этот путь был ему неведом. Затем он рассердился на себя. Чего ему бояться? Рядом с ней он в безопасности. Кто лучше нее проведет его по пути? Однако несмотря на внешнее спокойствие, дурные предчувствия колыхались душе, словно морские водоросли под гладью воды.
Она двигалась быстро, держась немного впереди. Он чувствовал запах ее духов, тонкий шлейф аромата. Она торопилась, минуя один извилистый коридор за другим, и складки ее плаща развевались от стремительного движения. Она вела его через лабиринт, уверенно и безошибочно, мимо темных комнат и окон без штор, мимо запертых дверей и полуразваленных дорожных столбов, стрелки которых указывали бог знает куда. Чужие, незнакомые места. Он потерял все ориентиры, забыл порядок мест, порядок вещей. В груди начал царапаться ужас. Заблудиться, остаться здесь навсегда - нет, только не это…
Пытаясь унять смятение, он неотрывно следил за хрупкой фигурой впереди, похожей на признак, едва ли более материальной, чем тень, скользившая за ней. Внезапно она остановилась и коснулась ладонью неровного каменного выступа в гладкой стене. Когда она отняла руку, он увидел, что камень вырезан в форме Монады.
Поначалу ничего не произошло, затем стена тяжело поползла в сторону, открывая тускло освещенное пространство. Земля под ногами задрожала, в воздухе послышался негромкий гул. Он попал в круглую комнату с высоким куполообразным потолком, огромную и абсолютно пустую. Купол был наполнен слепящим светом, но в самой комнате царил сумрак. Тем не менее даже в этой полутьме он разглядел, что стены в комнате не сплошные, а состоят из кругов - концентрических каменных кругов, густо исписанных значками. Луны, кресты, свечи, пентаграммы - эти символы он знал так же хорошо, как предметы повседневного обихода. Однако были там и другие знаки, таинственные и загадочные.
Сердце забилось еще сильнее. Возможно ли такое? Не снится ли ему все это? Он вдруг понял, куда она его привела. Портал. Она рассказывала ему об этом месте, и по ее описаниям он даже пробовал его зарисовать, но и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит вживую. Радость захлестнула его, сердце переполнилось любовью и благодарностью, и он обернулся к ней.
Она исчезла. Его взгляд заметался между тенями, но она испарилась, словно привидение. Остался только ворон. Птица сидела на полу в нескольких шагах от него, нахохленная и неподвижная, в глазах-бусинках мерцал багровый отблеск.
На мгновение он ощутил страшное, ни с чем не сравнимое одиночество, затем сделал глубокий вдох. Она еще будет им гордиться.
Он медленно развернулся и посмотрел перед собой. Двери. Точным числом тридцать. За одной из них - великая награда. За какой именно? Он мешкал. Что с его памятью? Он должен знать ответ, хоть и попал сюда впервые. Тридцать совершенно одинаковых дверей безжалостно глядели на него. Какую выбрать? Он силился вспомнить, но знание, которое до сих пор было в нем, оставило его. Назад ему уже не вернуться. Он заблудился. Охваченный ужасом, он рывком обернулся. Какая, какая же из дверей? Постарайся взять себя в руки, справиться с нарастающей паникой. Главное - сохранять спокойствие. И все-таки, которая из тридцати? Он вздохнул всей грудью, освобождая разум от эмоций. Он должен решить. Как будто в ответ на его мольбу, одна из дверей чуть-чуть приоткрылась. Слава Богу, какое облегчение! Он сделал шаг вперед, взялся за ручку, настежь распахнул дверь и…
… Издал нечеловеческий крик: мощная какофония звуков и движений обрушилась на него, как товарный поезд на полном ходу. Натиск был таким мощным, что он не мог справиться с атакой, не мог ничего разобрать в пестром калейдоскопе образов, бьющем в лицо, точно гигантский кулак. Он ощущал себя так, будто в него со скоростью света вливают необъятный поток данных, лавину картин и эмоций, однако разум был не способен - физически не способен - вместить эту огромную массу. Он стоял, не мигая - глаза пересохли, сведенный спазмом рот растянулся в нелепой улыбке - и чувствовал, как тяжелый молот информации, одномоментно вываленной на него, расплющивает мозг. Если бы сейчас он мог обратить взор внутрь, то увидел бы, как все его органы вместе и каждый по отдельности агонически пульсируют, сопротивляясь напору извне. Он сходил с ума, и, самое ужасное, понимал это.
Его мозг лопнул, точно переспелый плод. Струйки крови окрасили белки глаз алым.
Тишина.
Безмятежность, подобная лунной дорожке на водной глади.
Вода. Бассейн. Он лежал на поверхности воды. Разум пребывал в блаженном покое.
До него донеслись звуки музыки. Скрипка. Наверху, в небе, висела луна. Тяжелая и разбухшая, она запуталась в ветвях дерева.
Он начал уставать. Одну сторону тела, по-видимому, парализовало. Вода понемногу тянула вниз. Он повернул голову туда, где на фоне антрацитового неба чернели контуры здания. Освещена была только комната с застекленными створчатыми окнами. В маслянистом свете он различил женский силуэт.
Она вышла в сад. Слава Богу. Он знал, что она его не оставит. Из глаз потекли слезы благодарности.
Ее лицо по-прежнему скрывала маска. Зеленый бархат платья подчеркивал белизну груди, на шее висел кулон - буква "М" на тонкой серебряной цепочке. На плече сидел ворон.
Помоги… Спаси меня.
Она протянула к нему бледные тонкие пальцы. И с силой опустила его голову под воду.
Ворон пронзительно крикнул. Громко захлопав крыльями, птица сорвалась с ее плеча и уселась на ветку дерева, склоненную над бассейном. Его рот и нос наполнились водой. Еще немного, и он утонет. Легкие обжигало огнем. Одной рукой женщина держала его за голову, другой давила на плечо. Он попытался вывернуться, освободиться от ее обманчиво-мягкой, мертвой хватки. Она снова толкнула его под воду. Нет, Господи, нет. За что? Он строго следовал правилам… правилам…
Он устал бороться. Она была сильнее, а его неповоротливое тело сковывала свинцовая тяжесть. Он начал тонуть. Она подняла ладонь: прощальный жест сожаления. Вода искажала очертания ее фигуры, он медленной спиралью уходил на дно, однако в какой-то миг их глаза встретились.
За что? Подобно рыбе, он беззвучно шевелил губами, и его слова тонули в толще воды вместе с ним. За что? За что?