Перевод с английского Нияза Абдуллина
Джон Твелв Хоукс
Золотой город
От автора
Семь лет назад меня посетило озарение, которое вылилось в роман «Последний Странник», первую книгу трилогии «Четвертое измерение».
Оглядываясь назад, я понимаю: мыслей и переживаний в предыдущих книгах описано столько, что хватило бы на целую жизнь. Ни сюжет, ни героев я бы просто не сумел удержать в пределах одной страны или даже мира.
Роман «Золотой город» завершает трилогию, а у меня, как у автора, чувство такое, будто я покидаю место, к которому успел прижиться. Уходить грустно, однако здесь я уже исследовал все, что можно.
Кто-то прочел мои книги развлечения ради, но кого-то они вдохновили на открытие веб-сайтов и создание групп, дабы сопротивляться влиянию Большого механизма. Таких людей я и впредь буду поддерживать всеми доступными способами.
Третий роман трилогии посвящен моим читателям. Общение с вами – честь для меня, и я надеюсь, что вас и ваших близких окружает Свет.
– Джон Твелв Хоукс
Вступление
На Сикамор-лейн машин не было, но Сьюзен Говард все же включила поворотник, глянула в зеркало заднего вида и только затем свернула на подъездную дорожку. Сьюзен жила в загородном доме, к которому вела обрамленная розовыми кустами тропинка; на заднем дворе росла береза, и стоял отдельный гараж, больше похожий на увитый плющом сарай.
Сьюзен переживала мимолетные угрызения совести каждый раз, входя в гараж, битком набитый коробками и старой мебелью из материнского дома. Давно пора навести порядок: продать мамин диван да стулья из столовой или просто подарить, а то машина остается на подъездной дорожке. Пойдет ночью снег – разогревай мотор утром, двадцать минут пропадает. Еще и лед скалывать с лобового стекла.
Но сейчас-то весна. Поют цикады, в воздухе пахнет мокрой травой. В ночном небе ясно видны все созвездия: вон, кстати, Большая Медведица. Хорошо все-таки жить далеко от Нью-Йорка, за городом, где небо чище… Обычно Сьюзен так и говорила себе, однако сегодня смотрела совсем не на звезды. Она вглядывалась в черноту пустоты между ними, и та взирала на Сьюзен в ответ. Да, кто-то следит за ней.
– Будет уже, – велела себе Сьюзен, и успокоилась, заслышав ровный тон своего голоса.
Она вынула из почтового ящика стопку счетов и рекламных буклетов, открыла входную дверь. Тут же из кухни раздалось знакомое тявканье: стуча коготками по линолеуму, к хозяйке спешил кокер-спаниель. Приятно, когда тебя с работы встречает друг. Чарли и впрямь маленький друг, хоть и проказит, особенно, если домой не спешишь.
Сьюзен проверила, не напакостил ли Чарли, покормила его и выпустила на задний двор погулять.
Еще пару месяцев назад, выпустив из дому Чарли, Сьюзен налила бы себе бокал шабли и уселась бы за компьютер проверять почту. Теперь же компьютер она включала редко, и вино разонравилось: от алкоголя становишься вялым, невнимательным. А ведь за Сьюзен следят. Постоянно следят. И вот где-то она прокололась, нарушила правила.
***
Сьюзен работала в округе Вестчестер на исследовательский центр фонда «Вечнозеленые». Участвовала в создании программного интерфейса для квантового компьютера. Сьюзен как раз была в смотровой комнате, когда, на глазах у небольшой группы посвященных, Майкл Корриган оставил тело и перенесся в параллельный мир. Команде работников рассказали, что проект «Переход» строго засекречен, а их труд направлен на укрепление национальной безопасности и борьбу с терроризмом.
Может, правду сказали, может, и нет. Но разве не странно, когда в твои обязанности входит пялиться на бездыханное тело юноши? В мозг ему ввели провода; пульс – редкий-редкий. Пару часов мистер Корриган лежит на столе ни жив ни мертв, потом вдруг открывает глаза и, шатаясь, уходит.
Через несколько недель всех сотрудников центра вызвали в административное здание, где жизнерадостная девушка из отдела кадров поведала о новой программе «Норма “Здоров-Я”», девиз которой гласил: «Ты под опекой друга». «Норма» обеспечивала постоянное наблюдение за физическим и умственным здоровьем работников. Они – все до единого – подписали разрешение следить за собой и вернулись к работе. Проспект с информацией о программе прихватить догадалась одна только Сьюзен.
За обедом она изучила брошюру. Оказалось, «Норма» – программа, которая определяет «параметры персонального поведения». За пять лет по ней прошло несколько тысяч сотрудников национальной безопасности Соединенных Штатов, задав рамки допустимого поведения. Человеку присваивают номер (нечто вроде уравнения), и, по мере того, как компьютер считывает данные об образе жизни, номер постепенно меняется. Стоит ему превысить планку «нормальности», и программа говорит: объект физически или умственно нездоров.
Прошло еще несколько дней, и все здания центра оборудовали инфракрасными камерами наблюдения. Давление, пульс, температура тела – прибор сканировал всех по этим параметрам. Поползли слухи, якобы и телефоны работников тоже прослушивают: программа замеряет уровень напряженности голоса, ищет «слова запуска».
Наблюдение по большей части велось ненавязчиво: едешь на машине – программа ведет тебя; расплачиваешься кредиткой – программа смотрит, что ты купил. Интересно, как она определяет тяжесть проступка? – задумывалась Сьюзен. Арест за пьяное вождение, само собой, не на пользу, сразу понятно. А если, скажем, взять в библиотеке «неугодную» книгу? Тогда – что?
Поговаривали, будто двоих работников уволили за превышение уровня нормальности. Еще нескольких – на испытательном сроке – не приняли на постоянную должность. Не прошло и месяца, как темы разговоров решительно сократились: покупки, спорт, телевизор. Как-то в пятницу всем составом группа Сьюзен отправилась в бар отмечать день рождения коллеги, и когда заказали напитки по третьему кругу, кто-то пошутил: «Ох и подпортим мы себе нормальность!»
Все посмеялись, но обсуждать программу не решились. Продолжили болтать о новых моделях машин с гибридным двигателем. Вот так.
Всю жизнь Сьюзен проработала с компьютерами и знала: когда выходишь в глобальную сеть, твой IP-адрес вычислить проще простого. Поэтому в марте она перестала использовать домашний компьютер и купила на толкучке ноутбук. Каждый раз, покидая работу и заезжая в кафе, где имелась точка Wi-Fi, Сьюзен ощущала себя алкоголиком или наркоманом, будто у нее появилась привычка, которой надо стыдиться и прятать. Девушка словно переносилась в глухую часть города с разбитыми фонарями и заброшенными постройками… В малоизвестных чатах какие-то Свободные бегуны утверждали, якобы фонд «Вечнозеленые» – это на самом деле фасад, а за ним прячется Табула, некая тайная организация, стремящаяся всех поработить. Вот с ней-то и борется Сопротивление.
Сьюзен сперва только читала сообщения в чатах, но три дня назад сделала первый шаг – завязала беседу со Свободными бегунами из Польши.
«Я работаю на фонд “Вечнозеленые”, – написала она в чате. – Скоро начнем тестировать новый квантовый компьютер».
«Где ты?» – спросили ее.
«Тебе грозит беда? – спросил еще один человек. – Помощь нужна?»
Сьюзен немедленно выключила ноутбук и вышла из кафе. По пути домой ехала, намеренно не превышая скорость, а на светофоре, дождавшись зеленого, выдержала несколько лишних секунд.
***
Поставив замороженный ужин в микроволновку, Сьюзен вышла на задний двор поискать Чарли. Куда-то он запропастился… Странно, и дверь в гараж приоткрыта. Пару раз садовник забывал ее запереть, но ведь он со среды не приходил.
Сьюзен осторожно нащупала выключатель, щелкнула им… Свет не зажегся. Из темноты заскулила собака.
– Чарли? – позвала Сьюзен.
Кто-то схватил ее сзади за руки. Сьюзен забилась, стала кричать. Зажегся свет – посреди гаража на кухонном стуле стоял мужчина и вкручивал лампу в патрон. Перестав сопротивляться, Сьюзен оглянулась. Ее держал Роберт. Нет, Роб, так все зовут этого тридцатилетнего крепко сбитого мужчину, который работает охранником в административном здании.
– Ты что здесь делаешь? – спросила Сьюзен.
– Не пинайтесь, – попросил Роб с видом обиженного ребенка.
Мужчина, ввернувший лампу – коротко стриженый по военной моде, стройный – слез со стула и подошел к Сьюзен. Так ведь это же Натан Бун, отвечающий за безопасность фонда «Вечнозеленые».
– Не волнуйтесь, Сьюзен, – спокойным, размеренным тоном заговорил он. – Собака ваша не пострадала. А вот с вами нам надо поговорить.
Роб провел девушку в середину гаража и усадил на стул. Чарли, привязанный к опоре, наблюдал, как охранник связывает его хозяйку по рукам и ногам пластиковыми ремешками.
Бун достал из кармана нейлоновой куртки печенье и скормил его собаке. Завиляв хвостом, Чарли показал, что хочет еще.
– Собаки, – проговорил Бун, – совсем как люди. Ценят, когда их поощряют, и когда ясно, кто главный.
Отвязав Чарли от опоры, он отдал поводок Робу и велел:
– Прогуляйся с ним, пока мы со Сьюзен беседуем.
– Будет сделано.
Бун принялся ходить кругами по гаражу, и его тень то касалась Сьюзен, то скользила в сторону.
– Знаете, кто я? – спросил начальник службы безопасности.
– Разумеется, мистер Бун.
– И вы знаете, зачем мы пришли.
– Нет, я…
– Сьюзен, это не вопрос. Мы здесь, потому что вы нарушили правила и связались с нашими врагами.
– Да, – прошептала Сьюзен, как будто впервые в жизни сказала правду.
– Благодарю. Вы сэкономили нам массу времени.
Тем временем возвратился Роб.
– Большая часть наших сотрудников приняла систему, и лишь несколько предпочло остаться среди непокорных. Они пренебрегли своим долгом. Любопытный феномен. Правда, Сьюзен, мне интересно, отчего эти люди так поступают? Ведь я тщательно изучил ваш профиль: ваше поведение всегда оставалось в рамках дозволенного. Ничего странного, ничего дурного вы никогда не совершали. Так почему вдруг решили отступиться от правил? Откуда такая порочность? Такой брак? Чего ради вы отказались от системы, защищающей все хорошее и правильное?
Сьюзен молчала. Роб затянул ремни слишком туго, и лодыжки с запястьями начинали болеть.
– Просто… такая я упрямая.
– Упрямая? – переспросил Бун, отрицательно покачав головой.
– Да, упрямая. Есть во мне стержень, не дающий прогнуться. Я сама хочу решать за себя, и чтобы за мной не следили.
– Мы следим за вами ради вашего же блага и блага общества.
– Так всегда говорят, если ищут выгоды для себя.
– Вы нарушили правила, Сьюзен. Мы вынуждены вас наказать.
Бун спустил привязанную к балке веревку с петлей, которую надел на шею Сьюзен.
– Одинокая женщина впадала в депрессию, – пробормотал Бун, подавая знак Робу. Здоровяк обнял девушку, словно любовник, и, приподняв, поставил на стул.
Я ведь не умру прямо сейчас, подумала Сьюзен. Это же несправедливо. В голове вихрем закружились мысли, которых она так и не высказала. Мечты, которых она так и не воплотила в жизнь.
– Люди объединяются в Сопротивление, – сказала Сьюзен. – Они просыпаются и видят, чем вы занимаетесь.
Роб глянул на Буна через плечо. Тот лишь коротко кивнул. Конечно, он прекрасно знает о Сопротивлении.
– Мы будем сражаться! Мы не сдадимся! Люди хотят свободы, хотят сами выбирать себе…
Роб выбил стул из-под ног Сьюзен, и ее тело закачалось в петле. Бун, словно заботливый друг, подошел проверить – не упадет ли. Убедившись, что все в порядке, он срезал ножом ремни, подобрал их ярко-желтые кусочки и вслед за Робом покинул гараж.
Сьюзен еще была жива, цеплялась за петлю, которая впивалась в гортань. В сознании последней вспышкой промелькнули образы: мать на больничной койке, коробка конфет в виде сердца – подарок в начальной школе, закат на ямайском пляже… И последняя мысль: где Чарли? Кто присмотрит за Чарли? Я умерла? Или обрела наконец свободу?
Больше за Сьюзен никто не следил.
1
Ураган пришел со стороны Северного моря. Ранним вечером пронесся через пригород Берлина и обрушился на сам город. Капли дождя колотили в стеклянные панели теплицы и оранжереи парка Бабельсберг; ивы на берегу озера раскачивались, как водоросли под водой, а на островке топталась стая уток. Движение на дорогах вокруг Потсдамской площади встало: гудели на перекрестках кремовые такси, рычали вхолостую моторами грузовики, ставшие похожими на больших неуклюжих созданий.
Стекла автомобилей заливало водой, и лиц водителей было не видно. Тротуары в районе Митте совсем опустели, как если бы берлинцы куда-то разом исчезли. И только камеры наблюдения оставались на страже. Безмолвно следили они за порядком: вот девушка, прикрываясь газетой, побежала от подъезда офиса к раскрытой дверце автомобиля; вот разносчик из ресторана, оседлав велосипед, погнал вверх по улице. Камеры видели жизнь в виде зернистых черно-белых картинок: мокрые волосы липнут ко лбу, на лице – выражение отчаяния; ноги спешат куда-то, и хлопает на ветру дешевый дождевик-пончо.
На светофоре встал черный «мерседес». Сканер, укрепленный на стене близлежащего здания, считал его номерной знак, и отправил данные на сверку в центральную базу данных.
В машине, на заднем сиденье ждали зеленого света Майкл Корриган и миссис Брюстер.
Накрасив губы, миссис Брюстер пригляделась к себе в небольшое зеркальце. Самолюбование – не в духе нынешней главы исполнительного комитета Братства. Значит, намечается нечто важное: миссис Брюстер позволяет себе приукраситься только к банкету или важной встрече. В остальное же время носит твидовые костюмы и практичные туфли, допуская единственную роскошь – подкрашивает волосы в каштановый цвет.
– Боже, – заметила она. – Ну и видок. Усталый. Надо собраться, иначе ужина с Гацельтоном и его друзьями не пережить.
– Если хотите, говорить буду я.
– Было бы чудесно, Майкл, но нет, спасибо. В планах кое-что изменилось.
Излишне решительно миссис Брюстер захлопнула зеркальце и уронила его в косметичку. Затем надела солнечные очки, как полумаска, спрятавшие глаза и верхнюю часть скул.
– Из Нью-Йорка пришло письмо от Терри Дресслера. Он пишет, что новый квантовый компьютер собран – систему как раз проверяют. Завтра к полудню, когда компьютер заработает, тебе надо быть в лаборатории.
– Может, перенесете запуск машины, чтобы я успел на заседание исполкома?
– Проект «Переход» гораздо важнее всяких заседаний. Через первый квантовый компьютер мы связались с высокоразвитой цивилизацией, и ты нужен доктору Дресслеру на случай, если она выйдет на контакт снова.
«Мерседес» свернул за угол. Майкл всмотрелся в лицо миссис Брюстер, но из-за темных очков и приглушенного света не сумел определить, о чем она думает. Говорит правду? Или решила отделить его от остальных членов Братства? Губы и шея миссис Брюстер выдавали слабое напряжение, однако в этом не было ничего необычного.
– По-моему, доктору Дресслеру хватит и видео-телеконференции, – предложил Майкл.
– Ему нужна полная поддержка с твоей стороны, а для этого тебе необходимо быть в самой лаборатории. Твои вещи упакованы, чемоданы – в отеле. Полетишь заказным рейсом, самолет уже заправляется в аэропорту Шёнефельд.
– Вы уже три дня подряд встречаетесь с людьми…
– Знаю-знаю. Кручусь, как белка в колесе. Однако главный наш приоритет – квантовый компьютер. Лишившись первой машины, мы заморозили все генетические эксперименты, чтобы не сокращать финансирование работ доктора Дресслера. Кеннард Нэш был убежден, что продвинутая цивилизация желает одарить нас чудесами высоких технологий… Надо убедиться, что новый компьютер работает, прежде чем выделять еще средства.
Имя Нэша окончило разговор. Оба – и Майкл, и миссис Брюстер – присутствовали в обеденной комнате замка на Дарк-айленде, когда Натан Бун убил главу Братства прямо за столом. Нэш и сейчас словно бы сидел на переднем сиденье и хмурился, как отец, недовольный поведением отпрысков.
Машина притормозила у отеля «Альдон», и миссис Брюстер сказала что-то на немецком водителю. Почти сразу же из отеля вынесли и погрузили в багажник чемоданы Майкла.
– Майкл, ты меня очень обязываешь. Больше никому это дело доверить нельзя.
– Я все улажу, не беспокойтесь. Лучше отдохните немного.
Одарив Майкла одной из своих самых благодарных улыбок, миссис Брюстер выскользнула из автомобиля и поспешила в отель.
«Мерседес» отъехал от тротуара, и Майкл, включив КПК, вошел в систему видеонаблюдения поместья Уэллспринг-мэнор в Южной Англии. Передвигая курсор, он переключался между камерами: парадный вход, комната техобслуживания… Ага, вот оно, черно-белое изображение отца. Мэтью Корриган лежит на операционном столе, похожий на мертвеца, и только изредка датчики на его теле фиксируют биение сердца.
Оторвавшись от миниатюрного экрана, Странник посмотрел в окно. «Отец и здесь, и в то же время нет, – подумал он. – У нас пустая оболочка».
***
Самолет приземлился в Мэне – дозаправиться и пройти таможенный контроль. И уже оттуда полетел до Вестчестера, что в пригороде Нью-Йорка. На бетонной площадке Майкла дожидался лимузин, возле которого, будто член почетного караула, стоял охранник. Прозвучало ритуальное: «С прибытием, мистер Корриган. Как долетели, мистер Корриган?»
Машина понесла Странника по пригородной двухполосной дороге, мимо каменных стен, некогда ограждавших яблоневые сады и пастбища для молочных коров. Сегодня земля стоила чересчур дорого, и ее застраивали офисными зданиями; или же инвестиционные банкиры скупали фермерские угодья под свои загородные резиденции.
Исследовательский центр фонда «Вечнозеленые» стоял в конце длинной гравийной подъездной дорожки; цветочные клумбы и сосны приятно выделялись на фоне высокой каменной стены, отделяющей его от внешнего мира. В центре комплекса четыре здания из стекла и стали: библиотека, генетическая лаборатория, административный и компьютерный центры – образовали квадрат, в середине которого помещалась лаборатория нейрокибернетических исследований. Майкла там однажды использовали в опытах, подсоединяя его к датчикам.
Майкл включил КПК, чтобы свериться с расписанием. Эта ежедневная процедура доставляла ему подлинное удовольствие. Каждое утро тебе присылают четкий график, разбитый на пятнадцатиминутные периоды, и от этого, от работы в жестко заданных рамках возникает ощущение, будто ты – важный член могущественной организации. В Лос-Анджелесе, бывало, целые дни проходили в бездействии, и впустую прошедшее время заставляло Майкла ощущать себя жалким и слабым.
Теперь Майкл – Странник, и график помогает сосредоточиться на окружающей действительности. Если же углубиться в ее созерцание – по-настоящему углубиться, – то вспомнишь об остальных сферах, и мир людей покажется ненастоящим, поддельным. Так и свихнуться не долго. А посмотришь в органайзер, и события обретают порядок и значимость. В нем прописаны даже «обед» и «сон»; есть и пункт «развлечения», то есть свидания с проститутками.
– Что дальше? – спросил Майкл у водителя. – В расписании не говорится, когда у меня встреча с мистером Дресслером.
– Простите, мистер Корриган, – смущенно проговорил водитель. – Об этом мне никто ничего не сказал.
Майкл выбрался из машины и пошел вверх по крытой плитняком дорожке к административному зданию. Система безопасности у главных дверей считала чип на тыльной стороне правого запястья, открыла стеклянные двери, и Майкл вошел в вестибюль.
Ни охранников, ни дежурного при входе: за каждым вошедшим следят сканеры. Однако двери лифта перед Майклом не открылись. Чувствуя себя незваным гостем, Странник еще раз провел рукой перед дверями – ничего. Он ощутил себя очень одиноко в пустом вестибюле. Что же делать?
Раздался резкий щелчок, и отворилась боковая дверь. К Майклу вышел Натан Бун, глава службы безопасности фонда «Вечнозеленые». Черный деловой костюм без галстука, белая сорочка, застегнутая на все пуговицы. Эта последняя, казалось бы, небольшая деталь придавала Буну особенно суровый вид.
– Мистер Корриган, доброе утро. С возвращением в исследовательский центр.
– Почему лифт меня не впускает?
– Имела место небольшая проблема с кадрами, пришлось усилить охрану. После обеда я снова авторизирую ваш чип. А пока вам надо к доктору Дресслеру.
Из вестибюля они отправились вглубь комплекса.
– И что за проблема? – спросил Майкл.
– Что-что? – вскинул брови Бун.
– Вы упомянули небольшую проблему с кадрами, и я, как член исполнительного комитета, обязан знать, что творится в этом учреждении.
– Работница по имени Сьюзен Говард покончила с собой. У нее была депрессия, к тому же она вступила в контакт с так называемым Сопротивлением – нашла их в интернете, через чат. Вот мы и подумали: будет лучше сменить коды безопасности.
А может, Бун и убил эту Сьюзен? Даже не спросив дозволения у исполкома? Однако Майкл не успел задать больше ни одного вопроса: Бун уже привел его в компьютерный центр, и навстречу им поспешил Терри Дресслер – пожилой седовласый мужчина с широким мясистым лицом. Он заметно нервничал, готовясь представить Майклу новый квантовый компьютер.
– Доброе утро, мистер Корриган. Помните меня? Генерал Нэш познакомил нас несколько месяцев назад, когда показывал вам исследовательский центр.
– Да, помню.
– Какая трагедия, что Нэш умер! Так неожиданно! Он ведь тянул на себе весь проект.
– Исполнительный комитет постановил переименовать здание в компьютерный центр имени Кеннарда Нэша, – сообщил Майкл. – Будь генерал с нами, он бы не потерпел дальнейших задержек в проекте. Нужны результаты.
– Конечно, мистер Корриган. Полностью разделяю вашу озабоченность. – Дверь автоматически открылась, и доктор повел Буна и Майкла вниз по коридору. – Прежде, чем я допущу вас в лабораторию, надо кое-что прояснить. Теперь наша команда поделилась на две группы: техники и вспомогательный персонал имеют синий уровень допуска; группа поменьше, ядро, получила красный уровень. В ней знают о посланиях от наших друзей.
– Друзей ли?
– Так считал генерал Нэш. Он верил, что сообщения приходят из параллельного мира, от высокоразвитой цивилизации. Любой, кто одаривает нас столь ценными техническими данными, настроен дружелюбно априори.
Трое мужчин вошли в аппаратную, заставленную мониторами и контрольным оборудованием, на панелях которого мигали красные и зеленые светодиоды. За окном была комната больших размеров, где круглолицая женщина в головном платке и двое мужчин помоложе – все в лабораторных халатах – тестировали квантовый компьютер. Сама машина выглядела далеко не впечатляюще: ящик из нержавеющей стали, похожий на пианино, которое поставили на попа. К его основанию подходили толстые кабели, а к корпусу тянулись провода потоньше.
– Это и есть новый квантовый компьютер? – спросил Майкл. – От прежнего отличается.
– Мы применили совершенно новый подход, – пояснил Дресслер. – В старом компьютере электроны плавали в переохлажденном гелии. Теперь для контроля за разгоном и замедлением электронов, которые служат кубитами* в нашем компьютере, мы используем колеблющееся электрическое поле.
----------------------- сноска -----------------------------
* Наименьший элемент для хранения информации в квантовом компьютере.
-------------------------------------------------------------
– То есть технология новая, но принцип работы прежний?
– Верно, принцип все тот же. Обычный компьютер, неважно, насколько он мощен, хранит и обрабатывает информацию в битах, допускающих два собственных состояния: единица и ноль. Кубит может быть и нулем, и единицей, и находиться в суперпозиции обеих величин сразу, а это – бесконечное число собственных состояний. Значит, наш компьютер решает сложные задачи неимоверно быстрее любой другой современной машины.
Майкл приблизился к компьютеру, однако прикасаться к кабелям не стал.
– Где же связь с посланиями из параллельного мира?
– Согласно квантовой теории, электроны одновременно пребывают во множестве мест. Именно поэтому атомы в молекулах, соударяясь, не дробятся. Электроны выступают и как частицы, и как волны. Образуют электронные облака, которые удерживают атомы в структуре. В данный момент наши кубиты находятся внутри машины, и в то же время – на мгновение – «пропадают».
– Пропасть они не могут, – сказал Майкл. – Просто они куда-то переносятся.
– Есть основания полагать, что переносятся электроны в параллельный мир и затем, будучи обнаруженными, возвращаются в наш. Наши далекие друзья, совершенно определенно, создали гораздо более продвинутый квантовый компьютер: они захватывают наши электроны, составляют из них сообщения и отправляют к нам. Электроны курсируют между мирами столь быстро, что нам остается лишь фиксировать результат, а не само движение.
В этот момент в окно постучал один из молодых исследователей, и Дресслер, кивнув, включил интерком.
– Мы трижды протестировали систему, – сообщил лаборант. – Все готово.
– Отлично. Начинаем прогон. Доктор Ассад, пройдите, пожалуйста, в аппаратную.
Молодая темнобровая женщина в головном платке вошла в помещение, и Дресслер выключил внутреннюю связь.
– Позвольте представить доктора Ассад, – сказал он. – Она родилась в Сирии, но большую часть жизни провела здесь, в Штатах. С дозволения мистера Буна, ей предоставили красный уровень допуска.
Избегая взгляда Майкла, доктор Ассад смущенно улыбнулась.
– Большая честь встретиться с вами, мистер Корриган.
Все расселись по местам, и доктор Дресслер принялся вводить с клавиатуры команды. Бун присел последним, но расслабляться и не подумал: следил за людьми и вглядывался в экран компьютера.
Весь первый час следовали установленному протоколу. Компьютер гудел: звук то нарастал, то становился тише, пропадая, а временами усиливался настолько, что стеклянная перегородка начинала вибрировать. Доктор Ассад говорила спокойно, комментируя процесс, пока компьютер уровень за уровнем проверяли.
– Первые десять кубитов работают. Активируем вторую группу.
Время шло, и компьютер постепенно пробуждался, осознавая свою силу. Эта машина способна учиться на собственных ошибках, пояснил Дресслер. Подходить к сложным проблемам с разных углов.
Во второй час доктор Ассад попросила компьютер использовать алгоритм Шора – последовательность команд, разбивающих большие числа на малые множители. В третий час машина изучала симметрии объекта, названного Е-8 – геометрической фигуры, имеющей пятьдесят семь измерений.
Прошло пять часов, и монитор перед доктором Ассад внезапно погас. А через несколько секунд вновь ожил, и по нему поползли строки вычислений.
– Что это? – спросил Майкл.
Дресслер и Ассад переглянулись.
– То же самое случилось и в прошлый раз, – сообщил Дресслер. – В определенный момент компьютер начинает передавать в иное измерение солидные объемы частиц.
– Как радио – сигналы в космос?
– Не совсем. Пройдут световые годы, прежде чем радио- или телесигнал достигнет ближайшей соседней галактики. Электроны же из нашего компьютера отправляются не так далеко – всего лишь на параллельный уровень реальности.
Во время шестого часа прогона одного из лаборантов отправили за едой. Все уплетали чипсы и сэндвичи, когда монитор несколько раз мигнул. Доктор Ассад отставила стаканчик с кофе, а Дресслер подкатил к ее рабочей станции на офисном кресле.
– Пошло, – сказал он.
– Вы о чем? – спросил Майкл.
– Идут сообщения от наших друзей. То же самое было в прошлый раз.
На экране возникла темная стена из плюсиков, в которой скоро появились бреши. Через несколько минут компьютер стал рисовать геометрические фигуры – сначала плоские, будто бумажные снежинки, потом объемные, симметричные: шары, цилиндры, конусы поплыли по монитору, словно бы несомые подводным течением.
– Вот! – крикнул Дресслер. – Вот оно, видели!
И все уставились в монитор, на первое число – тройку.
Появились еще числа – целыми группами. Майкл не видел в них никакого порядка или системы, однако доктор Ассад прошептала:
– Повторяется. Тогда тоже были особые числа. Все – простые.
На мониторе различные символы складывались в уравнения, которые затем исчезли, вновь уступив место фигурам. Шарики, подумал Майкл. Ах нет, они живые, делятся. Массивные шарообразные клетки двоились – и «дети» повторяли действие.
Пошли буквы. Впрочем, буквами эти каракули назвал Дресслер – какие-то ломаные линии вроде граффити, накорябанного на окне. Правда, символы уплотнялись, приобретая знакомую форму.
– Иврит, – прошептала доктор Ассад. – Арабский… точно, арабский. Китайский… мне кажется. Не уверена.
Даже Натан Бун увлекся созерцанием символов.
– Это «А», вон там – «Т», – говорил он. – А это вроде бы «С».
Буквы принялись выстраиваться в линии. Строки кода? Или случайные наборы символов? Тем временем появились пробелы, разбивая буквы на группы из трех, пяти, двенадцати единиц. Это что, слова? – думал Майкл. И действительно – на мониторе стали появляться слова из разных языков.
– Вот это значит «читай» по-французски, – ровным голосом сообщила доктор Ассад. – Это – «смотри» по-польски. Я месяц провела в Варшаве, когда…
– Переводите, не отвлекайтесь, – перебил ее Майкл.
– «Синий», «мягкий» по-немецки. Вот эти – вроде из коптского. Есть английский: «бесконечность». «Смешение»…
Слова выстраивались одно за другим, образуя фразы, похожие на сюрреалистическую поэзию: «Пес встал на звездную тропу. Случайный ножик с бакенбардами».
К восьмому часу поступали сообщения на нескольких языках, но Майкл сосредоточился на девяти английских словах:
«иди к нам
иди к нам
ИДИ – К – НАМ»
2
Покончив с задачками по геометрии, Элис Чен соскользнула с лавки и, прихватив из хлебницы булочку, вышла из кухни. За тяжелой дверью было ветрено и холодно, но девочка не стала застегивать куртку. Она поспешила к тропинке, идущей вверх по северному склону Скеллиг-Колумба и соединяющей три яруса уступов. Черные косички Элис покачивались на ходу. Вот наконец последний уступ: два бассейна для сбора дождевой воды и теплица с морковью и капустой. Потом – каменистая верхушка острова, где растет редкий щавель да чертополох.
Элис выбрала валун и вскарабкалась на него, сбивая куски черного мха, словно пепел древнего пожарища. С верхушки девочка огляделась, будто часовой со своей башни. Элис было двенадцать лет – маленькая, не по годам серьезная, она когда-то училась игре на виолончели, строила в пустыне крепости с друзьями, а теперь живет на одиноком острове в компании с четырьмя монахинями. Они-то думают, что оберегают девочку, и даже не догадываются: все совсем наоборот. Это Элис, Принцесса-воин со Скеллиг-Колумба, стала Стражем обители бедных кларисс.
Из трубы кухни тянуло дымом торфяных брикетов; пахло гниющими водорослями, которые приносили с берега – удобрять огород. От холодного ветра, идущего снизу, трепетал воротник куртки, и слезились глаза. Элис стояла прямо над часовней и четырьмя монастырскими хижинами: каждая – ни дать ни взять каменный улей с окнами-щелями и утопленными в стены дверьми. Со своего поста Элис видела белые шапки пены на волнах и темную изогнутую линию горизонта.
Бедные клариссы готовили для Элис особые блюда, штопали прорехи в одежде и раз в неделю устраивали банный день: кипятили воду для оцинкованной ванны. Сестра Мора заставляла читать пьесы Шекспира и ирландскую поэзию, а сестра Рут, самая старшая, учила геометрии по викторианскому учебнику. Спала Элис вместе с монахинями в спальной хижине, где всегда горела масляная лампа. Проснешься ночью и видишь, как покоятся на пуховых подушках головы бедных кларисс.
Да, эти милые, благочестивые женщины заботятся об Элис, может, даже любят ее, но от опасностей мира не защитят. Несколько месяцев назад на остров прилетели наемники Табулы и, пока монахини с Элис укрывались в пещере, взломали дверь в кладовую и там убили Вики Фрейзер. Добрый был человек, эта Вики Фрейзер, и больно вспоминать о ее смерти.
Останься Майя на острове, получилось бы по-другому: Арлекин убила бы всех, кто прилетел на том вертолете, ведь у нее меч, ножи, дробовик… Будь она в Новой Гармонии, то и маму бы защитила, и остальных. Все они умерли, но никуда не ушли. Бывает, занимается Элис чем-то обыденным: шнурки завязывает, мнет картошку вилкой в тарелке – и вдруг видит маму, как она одевается. Или слышит, как Брайан Бейтс играет на трубе.
Спрыгнув с валуна, Элис пошла на запад. Давным-давно из-под воды поднялись два горных пика из синевато-серого известняка, в котором со временем появились пещеры и колодцы – так и родился остров. За несколько месяцев Элис успела излазить его вдоль и поперек, оставить кое-где хитрые отметки: горки из камушков – по ним Элис находила свои тропки, а вот незадачливого захватчика они выводили на край пропасти.
В небольшой лунке среди травы Элис устроила тайник: спрятала там ржавый мясницкий нож, который нашла в кладовой, и завернутый в полиэтилен ножик для чистки овощей (его Элис украла с кухни). Большой нож девочка заткнула за пояс, как короткий меч, а маленький прикрепила к запястью двумя толстыми резинками. Деревья на острове не росли, но Элис на пристани отыскала себе жердь и, гуляя, проверяла ею ненадежные места. Ну вот, вооружилась. Теперь надо и ходить, как Арлекин: спокойно, уверенно, бесстрашно.
Через двадцать минут Элис дошла до западного края острова. Изъеденный волнами склон напоминал гигантскую пятерню, вытянутую в холодные воды океана. Элис приблизилась к краю самого большого из пальцев. До следующего – шесть футов; упадешь – придется долго падать на острые камни.
Шесть футов – расстояние большое, но перепрыгнуть можно. Каково это – упасть, не допрыгнув, Элис себе уже представляла: она полетит вниз, широко раскинув руки, словно подстреленная птица. Успеет еще услышать грохот волн, увидеть камни, прежде чем тьма сомкнется вокруг.
Над головой кружила стая буревестников. Птицы перекликались, и от звука их дрожащих голосов Элис становилось одиноко. Впереди, на середине острова над могилой Вики Фрейзер стояла пирамидка из камней. Холлис Уилсон тогда остервенело копал могилу и ни с кем не разговаривал; слышно было только, как врезается в каменистую землю штык лопаты.
Элис обернулась на пустой горизонт. Можно вернуться в тепло кухни, но тогда не узнаешь, так ли ты смела, как и Майя. Отложив жердь в заросли травы, Элис закрепила ножи, чтобы те не болтались. Затем отошла на дальний край выступа и только там поняла: для разбега есть всего десять футов.
«Ну давай, – сказала себе Элис. – Вперед!»
Сжав кулаки, она побежала, но почти у самого края остановилась. Белый камешек из-под ноги полетел в пропасть, ударяясь о стенки скалы, пока не пропал в темноте. Морские птицы, поймав воздушные потоки, поднимались к небесам
– Трусиха, – шепотом обругала себя Элис и отвернулась от края обрыва, чувствуя себя маленькой и слабой двенадцатилетней девочкой. – Трусиха.
Отойдя на несколько шагов и встав на ровную поверхность, Элис заметила над гребнем черную фигурку: сестра Мора. Разрумянившись и запыхавшись от бега, монахиня спешила к девочке. Ветер трепал края ее покрова и рукава рясы.
– Элис! – прокричала монахиня. – Я тобой недовольна! Совсем недовольна. Ты грамматический разбор не закончила, а еще сестра Рут говорит, что морковь так и не почищена. Ступай назад в хижину. Не сачкуй! Правила знаешь: делу время, потехе – час.
Элис чуть отступила назад и сосредоточилась на пятачке красного мха с другой стороны пропасти. Должно быть, девочку выдала поза, потому что сестра Мора вдруг завопила:
– Стой! Убьешься! Ты…
Последние слова утонули в шуме ветра. Принцесса-воин понеслась к краю пропасти.
И прыгнула.
3
Холлис Уилсон нес свое новое оружие в футляре из-под гитары, набитом газетной бумагой. Несколько недель назад он попросил Уинстона Абосу достать винтовку с продольно-скользящим поворотным затвором, из которой цель можно поразить с расстояния минимум в сотню ярдов. Абоса держал барабанную лавочку на рынке в Камден-тауне и, пользуясь своими обширными связями, приобрел краденую «Ли-Энфилд Марк IV» с охотничьим снайперским прицелом. Изначально винтовки этой марки применялись в Первую мировую; модель, доставшуюся Холлису, разработали во Вторую мировую – для снайперов. Сделав дело, Холлис оставит оружие на крыше.
Лондонские полицейские обычно всегда задерживали взгляд на Холлисе, если он просто шел по улице или сидел в вагоне метро. Даже одетый в деловой костюм и галстук, он выглядел вызывающе, немного уверенней обычного гражданина. Футляр из-под гитары стал для него отличной маскировкой: у входа на станцию метро Камден-тауна девушка-констебль глянула на Холлиса лишь раз и отвернулась. Темнокожий музыкант и только – в задрипанном пальтишке, идет себе играть на углу.
Когда Холлис проходил турникет, винтовка чуть сместилась в футляре. Лондонское метро бывшему тренеру по рукопашному бою казалось не таким суетным, как нью-йоркское: вагончики меньше, почти что уютные, поезда с мягким свистящим звуком прибывают на станцию.
Холлис поехал по Северной ветке до набережной Виктории, где пересел на кольцевую и слез на станции Блэкфрайерз. Выбравшись на улицу, резво пошел к Нью-бридж-стрит, прочь от реки. Было около восьми вечера; те, кто жил в пригороде, покидали рабочие места и спешили домой – к теплому и уютному свету телевизионных экранов. Работяги, как обычно, ишачили: мели тротуары, делали педикюр дамочкам, разносили еду. И у всех на лицах одно и тоже – голод, усталость. Желание поскорее добраться до кровати и, рухнув, заснуть. Рекламный плакат на стене здания изображал блондинку, которая с выражением экстаза на лице зачерпывала ложкой какой-то новый йогурт. «А ты себя осчастливил?» вопрошал слоган.
«Нет, – ответил про себя Холлис. – Но могу утолить жажду».
***
За последние несколько месяцев жизнь Холлиса круто переменилась. Он оставил Нью-Йорк и приехал в Западную Ирландию. На Скеллиг-Колумба похоронил Вики Фрейзер, а через неделю вытащил матушку Блэссинг из подземной базы Табулы в Берлине. Выла сигнализация, дым затоплял лестничные колодцы компьютерного центра; Холлису едва хватило времени до прихода полиции, чтобы унести бездыханное тело Арлекина за два квартала и укрыть его за мусорным баком. Сбросив окровавленную куртку, Холлис пошел искать машину, припаркованную возле клуба на Августштрассе.
Только спустя несколько часов сумел Холлис вернуться и погрузить тело матушки Блэссинг в багажник «мерседеса». Берлинская полиция тем временем оцепила район вокруг компьютерного центра; сверкали огни пожарных машин и «скорой помощи». В конце концов, появилась бы пресса и ей скормили бы официальную версию происшедшего: «БЕЗУМЕЦ УБИЛ ШЕСТЕРЫХ СОСЛУЖИВЦЕВ – ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ “МСТИТЕЛЯ”».
Пределы Берлина Холлис покинул еще до рассвета. Остановился у придорожного сервиса недалеко от Магдебурга, купил карту, шерстяной плед и походную лопатку. В кафе он заливался черным кофе, который заедал бутербродами с джемом, пока сонная официантка зевала у стойки. Лечь бы на заднее сиденье и забыться сном, – думал тогда Холлис. Но надо было как можно скорее убраться из Германии: поисковые машины Табулы уже вовсю рыскали по просторам сети, сличая фотографию Холлиса с картинками, полученными от камер слежения. И еще надо было избавиться от машины, найти укрытие. Однако прежде – похоронить матушку Блэссинг.
По карте Холлис отыскал местечко Штайнхудер-Меер, природный парк к западу от Ганновера. Табличка при въезде на четырех языках сообщала, как добраться до Тотес-Моор, низкой болотистой местности, поросшей вереском и полевицей. День был будний, ранний, и машин Холлис заметил немного. Он проехал несколько километров по грунтовой дороге, завернул тело матушки Блэссинг в плед и отнес ее к зарослям кустов и карликовых ив.
При жизни матушка Блэссинг излучала постоянную мощную ауру гнева, которую ощущал всякий. Теперь, лежа на боку в крохотной могилке, ирландка вроде уменьшилась, и сила ее куда-то ушла. Ее лицо Холлис, не желая смотреть в глаза, прикрыл пледом, но, закидывая яму влажной землей, еще долго видел маленькие белые руки, сжатые в кулаки.
Машину Холлис бросил у голландской границы, сел на паром до Хариджа и оттуда поездом вернулся в Лондон. В жилище за лавкой Уинстона Абосы его дожидался Линден: француз сидел за кухонным столиком, почитывая украденное в банке руководство по денежным переводам.
– Странник возвратился.
– Габриель? Вернулся? Что с ним было?
– Попал в плен в Первом измерении. – Откупорив ополовиненную бутылку вина, Линден налили себе немного. – Майя спасла его, но сама вернуться не сумела.
– О чем вы? С ней все хорошо?
– Майя – не Странник. Простой смертный может переходить из сферы в сферу только через особые точки доступа, разбросанные по миру. Наши предки знали о них, однако теперь почти все проходы утеряны.
– Что именно с ней случилось?
– Мы не знаем. Симон Ламброзо дожидается ее в Эфиопии, в церкви Девы Марии Сионской.
– У точки доступа, – кивнул Холлис.
– C’est correct*. Шесть дней прошло, а Майя так и не покинула святилища.
------------------------------ сноска --------------------
* Все правильно (фр.)
-----------------------------------------------------------
– Спасти ее можно?
– Сейчас можно только ждать. – Линден пригубил вина. – Я получил от вас письмо из Берлина. Что с телом матушки Блэссинг? Вы бросили его в компьютерном центре?
– Нет, увез за город и там зарыл. Надгробия, правда, не оставил.
– Матушка Блэссинг не обидится. Надеюсь, она погибла достойно?
На секунду Холлис опешил, но тут вспомнилось, как о достойной смерти рассказывала Майя.
– Убила шестерых, потом кто-то подстрелил ее. – Открыв металлический тубус, Холлис выложил на стол меч ирландки. – А перед смертью она отдала мне его.
– Мсье Вильсон, поточнее, пожалуйста. Матушка Блэссинг отдала вам меч, или вы его сами забрали?
– Отдала. Теперь вы забирайте.
– Вообще-то с ним она передала вам свой долг.
– Не бывать тому. Я же не из семьи Арлекинов.
– Как и я, – сказал Линден. – Какое-то время я служил в Первом парашютном полку морской пехоты, пока не повздорил со старшим по званию. Позже работал в Москве телохранителем, где меня и нанял Торн. Вот он, мой путь, сказал я тогда себе. Мы, Арлекины, не защищаем богатых и власть предержащих. Мы охраняем пророков, Странников, задающих истории новое направление.
– Вы, Линден, делайте, что хотите. У меня своя дорога.
Какое-то время Линден молчал, словно собираясь подтвердить только что услышанное. Потом как будто мысленно закрыл тему и щелкнул пальцами.
Холлис вышел из комнаты.
***
Постоянно думая о винтовке в футляре, Холлис свернул направо – на Лудгейт-Хилл, оттуда – первый поворот налево, на Лаймбернер-лейн. Фонд «Вечнозеленые» занимал огромное здание из стекла и стали, стоявшее в сотне ярдов вниз по улице. Из-за черных рам и черного гранита, окаймляющих тонированные окна, оно сильно смахивало на гигантскую клетку, сброшенную прямо в сердце Лондона.
В здании дежурила вооруженная охрана. Прикинувшись велокурьером, Холлис несколько дней назад прошел внутрь и спросил, куда ему. Его отправили через Г-образный коридор, выложенный зеленым стеклом, где прибор обратного рассеивания позволял охранникам просвечивать одежду посетителей.
На противоположной стороне улицы располагалось строение в викторианском стиле, которое арендовала международная архитектурная фирма. В витринах первого этажа стояли фотографии зданий в Дубае и Саудовской Аравии. Изучив их, Холлис решил, что архитекторы строят самые настоящие тюрьмы, лишь добавив к дизайну пальмы, фонтаны и бассейн.
Нажав на кнопку звонка, он подождал, откроет ли кто-нибудь. Никто не вышел. Холлис встал напротив двери и расстегнул пальто. На шее у него висел ломик, который Холлис и вставил в щель между замком и дверью. Надавил со всей силы, и шурупы поддались. Дверь открылась.
Оказавшись внутри, Холлис вогнал под дверь стальной клин. Лифтом решил не пользоваться и взобрался на верхний этаж по пожарной лестнице. В мужской уборной через плексигласовый световой люк он по настенной лестнице вылез на крышу.
Ночной воздух холодил кожу. Где-то вдалеке ехал вверх по улице автобус. Слегка оскальзываясь на влажной черепице, Холлис подошел к металлической ограде и, присев, открыл футляр.
«Ли-Энфилд», длинная тяжелая винтовка, приспособленная для стрельбы патронами калибра 7.62 миллиметра. Холлис отвел затвор и вставил обойму в приемник, расположенный перед предохранительной скобой. Закрыв затвор, перевел обойму в зарядную камеру. Ощутил, будто слился с оружием, заряженным и готовым стрелять. Навел перекрестие прицела на середину двери.
Никогда Холлис не переживал ничего сильнее ненависти к Табуле. Похоронив Вики, он соорудил пирамиду из больших серых камней, и порой казалось, что тело поглотило один из тех булыжников.
Холлис ждал, когда появится цель, точно не зная даже, кто это будет. Через несколько минут к зданию фонда подъехал «лендровер». Из машины вышли двое: лысый мужчина лет шестидесяти и молодая женщина в светло-коричневом пальто. Пока они отдавали распоряжение водителю, подошел блондин с чемоданчиком и что-то сказал. Женщина рассмеялась. Машина отъехала.
Холлис прицелился блондину в голову, но вздрогнул под порывом холодного ветера. «Спокойно, – сказал он себе. – Дыши глубже». И нажал на курок.
Ни грохота, ни отдачи не последовало. Не отнимая глаза от прицела, Холлис передернул затвор, выбросив из ствола невыстреливший патрон и досылая новый. Нажал на курок – и снова ничего.
Время как будто перестало течь. Холлис замер в настоящем моменте: только винтовка и голова блондина в перекрестье прицела. Передернул затвор. Нажал на курок. Ничего.
Третий патрон ударился о крышу возле правой ноги Холлиса, отскочил и упал на тротуар внизу. Никто ничего не услышал. Три цели между тем поднимались по крыльцу, исчезая внутри здания.
Заслышав позади себя шаги, Холлис развернулся. В десяти шагах от него стоял Линден. Одетый в черное пальто, лысый, широкоплечий и с приплюснутым носом, французский Арлекин походил на робота.
– Винтовка не сломана, – сказал он. – Просто я велел Уинстону дать вам холостые патроны.
– Если не хотели, чтобы я стрелял из этой винтовки, зачем тогда позволили сюда прийти?
– Я знал, что у вас есть план. – Линден кивнул в сторону здания фонда. – Мне захотелось узнать, в чем он заключается. Теперь все ясно.
– Вы сами угробили кучу народа, Линден. Не учите меня жить.
Запустив руки в карманы пальто, Линден сделал шаг вперед. Француза не остановить – он легко достанет пистолет и выстрелит. Еще минуту назад Холлис был человеком с именем и прошлым, теперь же он – мишень.
– Арлекины, мсье Вильсон, не террористы и не убийцы. Наша цель и наш долг – защищать Странников.
– Моя жизнь – это моя жизнь, не лезьте.
– Ваш поступок может привлечь нежелательное внимание к Страннику. Поэтому выбирайте: либо вы покидаете Великобританию, либо…
Линден не стал договаривать, угроза и без того была ясной. Арлекин выстрелит – и пуля выбросит тело Холлиса за ограждение. Он представил, как падает, нелепо размахивая руками и ногами, как ударяется об асфальт… Эксперт из полиции сфотографирует его, патологоанатом повесит на труп бирку и забудет. Холлиса спишут, как мешок с мусором. Видение, впрочем, не напугало его, но и гнева не остудило. Умри он сейчас, память о Вики пропадет вместе с ним. Любимая погибнет во второй раз.
– И ваш выбор… – напомнил Линден.
– Я… я ухожу.
Линден спустился через люк, и Холлис остался один, сжимая в руках бесполезное оружие.
4
Следующим утром, пробудившись в съемной квартире на Камден-Хай-стрит, Холлис ощутил себя словно чудом уцелевшим в ужасной катастрофе. Он принялся выполнять упражнения на покрытом пятнами ковре: двести отжиманий от пола, столько же подъемов торса в сед; отработал приемы рукопашного… Когда майка промокла от пота, Холлис пошел умываться. После приготовил овсянку, позавтракал и тщательно все за собой убрал. Убедившись, что следов его присутствия не осталось, Холлис спустился к выходу.
Людей встретилось немного: в основном лавочники, вышедшие забрать товар или подмести улицу у своих дверей. Холлис прошел по Хай-стрит, пересек Риджентс-канал и ступил в лабиринт магазинчиков и продуктовых лавок на территории вокруг Камден-Лок. Сегодня суббота, а значит, часов в десять-одиннадцать повалит народ, охочий до племенных татуировок, байкерских кожаных штанов или тибетских поющих чаш.
Через рынок проходила эстакадная железная дорога, под которой лежала целая система тоннелей. Два столетия назад в этих катакомбах держали лошадей, таскавших по каналам баржи, но теперь подземелье облюбовали всевозможные магазинчики да художественные мастерские. Свою лавку Уинстон Абоса обустроил в середине одного из тоннелей. Западноафриканец стоял за прилавком в главном помещении, наливая себе в кофе сгущенку.
Завидев Холлиса, он ретировался за скульптуру беременной женщины с зубами из слоновой кости.
– Доброе утро, мистер Холлис. Надеюсь, все хорошо?
– Уинстон, я уезжаю. Совсем. Хочу попрощаться с Габриелем.
– А, да, конечно. Он в фалафельной, с людьми беседует.
Прячась от Табулы, Габриель большую часть времени проводил в тайных комнатах за лавкой Абосы, а на встречу с сопротивленцами ходил в иное место. Семья ливанцев, державшая фалафельную, за умеренную плату разрешила встречи у себя в кладовой наверху, в рыночном здании с видом на канал.
В фалафельной Холлис обошел угрюмую девушку, нарубавшую петрушку, раздвинул вышитый бисером занавес и поднялся вверх по лестнице. Сколько же людей пришло! Габриель сидел у окна и беседовал с монахиней в одежде бедных кларисс. Охранял вход Линден – француз стоял у двери в кладовую, скрестив ручищи на груди, но, заметив Холлиса, резко сунул ладони в карманы пальто.
– Мы же договорились, – напомнил Арлекин.
– Так и есть. Но я пришел попрощаться с другом.
Линден обдумал ситуацию.
– Тогда в очередь, – сказал он и кивнул на стул.
Усевшись в задней части комнаты, Холлис оглядел толпу. Люди говорили на польском, немецком, испанском… Из пришедших он узнал только двоих: невысокого пухлого юношу по имени Джаггер и его молчаливого друга Роланда, членов движения Свободных бегунов. Похоже, во всем мире люди прознали о новом Страннике.
Живя в Лос-Анджелесе, Габриель отращивал длинные волосы и носил старую кожаную куртку. Он никак не сдерживал своих эмоций: смеялся и гневался совершенно открыто. Невинность ребенка, получившего домашнее образование, сочеталась в нем с крутостью и заносчивостью ковбоя. В Нью-Йорке Холлис помогал Габриелю готовить спагетти, слушая по вечерам, как Странник фальшиво поет в караоке-баре. Теперь все иначе. Габриель будто пережил кораблекрушение: осунулся, и рубашка болталась на нем, как мешок. Странным сделался его взгляд – глаза смотрели ясно и пристально, проницательно.
Того, с кем Странник побеседовал, Линден провожал из комнаты и затем указывал на следующего посетителя. Габриель приподнимался, пожимал гостю руку и снова садился, вглядываясь человеку в лицо. Когда посетитель выговаривался, Габриель, подавшись вперед, отвечал очень тихо, почти шепотом. Закончив, Странник прощался с пришедшим и, глядя прямо в глаза, благодарил на его родном языке.
Двое британских Свободных бегунов оказались последними перед Холлисом, и тот услышал каждое слово в беседе. Некто – похоже, их друг – по имени Себастьян отправился во Францию, чтобы организовать там сопротивление Табуле. Джаггеру, однако, казалось, Себастьян не следует указаниям.
– Когда мы только начинали, то правил у нас было немного. Совсем мало…
– Шесть, если точно, – подсказал Роланд.
– Вот именно, шесть. И одно гласит: каждая команда разрабатывает собственную стратегию. И вот из Парижа друзья сообщают, типа Себастьян, хочет организовать руководящий комитет…
Когда Джаггер закончил свою тираду, Габриель заговорил с ним столь тихо, что обоим Свободным бегунам пришлось наклониться. Постепенно напряжение спало, и они уже слушали Странника, кивая головами.
– Ну так что, мы согласны? – спросил Габриель.
– По ходу, да. – Джаггер глянул на друга. – Ты, Роланд, ничего не скажешь?
Здоровяк пожал плечами.
– Да нет, все в порядке.
Встав, будто пристыженные школьники, бегуны пожали Страннику руку. Когда они вышли из комнаты, Линден кивнул Холлису – иди, мол – а сам, громко топая, спустился в фалафельную.
Пройдя между столов, Холлис сел напротив Габриеля.
– Ну, давай прощаться, – сказал он.
– Да, Линден рассказал, что случилось.
– Гейб, ты мой друг, и я не стал бы рисковать твоей жизнью.
– Знаю.
– Но кто-то должен ответить за смерть Вики. За то, что с ней сотворили. Я видел ее тело, сам рыл могилу.
Странник встал из-за стола и посмотрел в окно на канал.
– Если будем действовать, как наши враги, то рискуем уподобиться им же.
– Я сюда не за уроком пришел. Понятно?
– Я говорю о Сопротивлении, Холлис. Ты видел тех двух женщин из Сиэтла? Они сумели взломать систему наружного наблюдения всех зданий фонда «Вечнозеленые». Впервые мы используем Большой механизм, чтобы следить за Большим механизмом. Да, это четкий план, мы никем не рискуем, и все же мне неспокойно. Я словно бы строю дом, но что получится в итоге – не знаю.
– А та монахиня – тоже сопротивленец?
– Не совсем. У бедных кларисс своя беда. Они же приютили на Скеллиг-Колумба Элис Чен, и теперь боятся, что она дичает. Совершенно не слушается. Через несколько недель монахини привезут девочку в Лондон и постараются найти убежище для нее. Жаль, Майи здесь нет, она бы нашла выход.
– Майя вообще сумеет вернуться?
Габриель вернулся к столу и налил себе чаю.
– Я бы мог снова перейти в Первую сферу, но Майю так запросто вернуть не получится. Симон Ламброзо копается в старинных рукописях и книгах. Ищет иную точку доступа – проход, которым сумеет воспользоваться простой смертный. Тысячи лет назад люди знали такие места наперечет и строили вокруг них храмы. Сегодня это знание утеряно.
– Ну найдет Симон точку доступа, а дальше?
– Пойду выручать Майю.
– Линден не одобрит. Да и твои последователи не обрадуются.
- С чего бы это?
– Люди, с которыми ты беседовал, рискуют, меняя свои жизни. Но меняют, благодаря тебе. И вот ты вдруг уходишь в Первое измерение. Тем самым ты показываешь им: тебе важен один-единственный человек, чью жизнь ты ставишь превыше бед других людей. А что, если ты не вернешься?
– Холлис, этот человек – особенный.
– Майя не пошла бы на такое. Ты Странник, Гейб, и ответственности на тебе куда больше.
– Майя нужна мне, – с чувством возразил Габриель. – Когда мы с тобой встретились в Лос-Анджелесе, я не знал, кто я, не знал, что делать по жизни. Теперь я пересек барьеры и побывал в двух измерениях. Те миры столь же реальны, как и этот вот стол. Переход меняет тебя. Сегодня я словно бы ни к чему не привязан, меня сносит куда-то… А Майя – это нить, идущая к моему сердцу. Она не дает мне уйти.
– Думаешь, у твоего брата та же беда?
– Вряд ли Майкл о ком-то беспокоится. Ему только силу подавай и власть.
– Сила – это вовсе не плохо, – заметил Холлис. – Вот бы нам ее, и тогда уничтожим Табулу.
– Нельзя просто взять и уничтожить врага. Надо искать замену существующему режиму. Линден говорил, будто ты ползаешь по крышам со снайперкой.
– Я сам так решил.
– А я пытаюсь понять тебя.
– У тебя нет права меня судить. Весь год тебя охраняют Арлекины, а эти всех мочат.
– Но ведь ты прочел «Путь меча». Арлекины выдержаны и дисциплинированы. Они лишь защищают себя и Странников. Мести не ищут.
– Я не Арлекин, и их правила не для меня писаны. Табула убила Вики, и я их всех перебью.
– Ты все никак ее не забудешь?
– Спрашиваешь!
– Значит, помнишь, что за человек была Вики?
– Ну да…
– По-твоему, она одобрила бы твой замысел?
Габриель наконец посмотрел в глаза Холлису, и тот ощутил всю силу Странника. Словно ребенок, захотел, чтобы его обняли, утешили… Но, вспомнив о камне, впитанном телом, Холлис скрестил на груди руки.
– Тебе меня не разубедить, – сказал боец.
– Ладно. Меня можешь не слушать, однако спроси Вики. Что, если бы ты смог поговорить с ней? В последний раз?
Холлиса будто хлестнули по щеке.
Разве такое возможно? Неужели Странник может устроить подобное? Бред! Чушь собачья! Холлис хватил по столу кулаком.
– Не крути мне мозги! Вики мертва, ее больше нет. Я сам вырыл ей могилу.
– Вики ушла, это правда. После смерти Свет навсегда покидает тело. Однако если человек покончил с собой, или жестоко погиб от чужих рук, Свет на какое-то время остается в нашем мире. Есть люди, способные проводить через себя эту энергию. Раньше их называли шаманами или медиумами.
– Да понял я, о чем ты. Привидения, барабашки, цыганки с хрустальными шарами… Все это бред.
– В общем-то ты прав. Тем не менее, некоторые и правда общаются с умершими.
– Ты, что ли?
– Нет, – покачал головой Габриель, – я таким даром не наделен. А вот Симон Ламброзо говорил, что, когда Спарроу остался последним из японских Арлекинов, отец Майи, Торн, поехал к нему в Токио. Спарроу отвез его к женщине-шаману, жившей на северной оконечности главного острова. И Торн потом рассказывал Ламброзо, что та женщина очень сильна. Настоящий профи.
– Провернула, небось, ловкий фокус.
– Дома у тебя больше нет, Холлис. В Лос-Анджелес тебе нельзя. Если покидаешь Лондон – слетай в Токио, ничего не теряешь.
– Не надо командовать…
– Я лишь показываю другое направление. Любой имеет право посвятить жизнь ненависти, и такое случается сплошь и рядом. Настал твой черед выбирать. Поезжай в Японию, поищи эту женщину-шамана. Вдруг найдешь? И вдруг ты возвратишься ко мне и скажешь: «Чтобы одолеть врагов, нам точно надо стать, как они». Если ты действительно сам в это поверишь, я тебя выслушаю.
На лестнице раздались шаги. Вернулся Линден, неся в огромной ручище чашку кофе.
– Ну хватит, наверное, – сказал Холлис. – Поговорили. Только с мертвыми все равно не общаются.