Владимир Игоревич Баканов в Википедии

О школе Конкурсы Форум Контакты Новости школы в ЖЖ мы вКонтакте Статьи В. Баканова
НОВОСТИ ШКОЛЫ
КАК К НАМ ПОСТУПИТЬ
НАЧИНАЮЩИМ
СТАТЬИ
ИНТЕРВЬЮ
ДОКЛАДЫ
АНОНСЫ
ИЗБРАННОЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ПЕРЕВОДЧИКИ
ФОТОГАЛЕРЕЯ
МЕДИАГАЛЕРЕЯ
 
Olmer.ru
 


Кобен, Харлан "Загнанный"



Перевод Владислава Егорова

 

 

 

 

Харлан Кобен

 

Загнанный

 

 

 

 

Энн

от самого везучего парня на свете.

 

Пролог

 

Я знал: открою эту красную дверь – и мне конец.

Понимаю: сказано драматично, зловеще. Сам не люблю театральщины. Да и не было в красной двери ничего особо жуткого – дверь как дверь, совершенно обычная, деревянная, четыре филенки, выцветшая краска, на уровне груди молоточек, которым никто никогда не стучит, и круглая фальш-ручка. В любом пригороде у трех домов из четырех такие двери.

Но в слабых отсветах далекого фонаря я никак не мог отогнать роковое предчувствие. Каждый шаг давался с трудом, будто я шел по застывающему цементу. Тело всеми путями демонстрировало, что чует угрозу. Холодок по спине? Есть такое. Волоски на руках дыбом? Угу. Покалывание пониже затылка? Разумеется. Зуд на коже головы? Тут как тут.

Внутри царила кромешная тьма. Дом был чересчур безликим, чересчур неприметным, к тому же стоял на отшибе в самом тупике, словно окопался в темноте, прячась от незваных гостей.

Не нравился он мне.

Вся эта история мне не нравилась. Однако я приехал. Чинна позвонила, едва я закончил тренировку по баскетболу у команды четвероклашек из бедного района Ньюарка. Ребятки – все, как и я, плоды воспитания в чужой семье, мы называем себя «беспредами», «без предков», такой вот висельный у нас юмор – ребятки умудрились за две последних минуты растерять шесть очков преимущества. Стресс – что на площадке, что в жизни – беспреды выдерживают плохо.

Чинна набрала мой номер, как раз когда я собирал своих мастеров мяча на духоподъемную беседу, во время которой обычно озарял воспитанников премудростями вроде «Хорошо постарались», «В другой раз мы их точно сделаем» или «Следующая игра в четверг», а затем по команде «руки в круг» мы вопили «Защита!» – потому, видимо, что только кричать о ней и умели.

– Дэн?

– Да. Кто это?

– Чинна. Приезжай скорее.

Ее голос так дрожал, что я отпустил ребят, прыгнул в машину и примчал к этому самому дому. Даже в душ не успел забежать. Теперь от меня пахло еще и другим потом – тем, который проступает от страха.

Я сбавил шаг.

Да что со мной, в самом деле?

Все-таки стоило сперва вымыться. Я не человек, пока не схожу в душ. Но Чинна и без того обычно непреклонна, а тут еще и умоляла. Умоляла приехать, прежде чем вернутся остальные. И вот в потемневшей от пота липнущей к груди серой футболке я шел к красной двери.

Как и большинство из тех, с кем я работаю, Чинна – очень неблагополучный подросток. Может, оттого и стало так тревожно. Мне не понравился ее голос по телефону. Я поглубже вдохнул и огляделся. Вдалеке вечерний пригород еще проявлял признаки жизни – горели фонари у домов, в окнах мерцали отсветы то ли телевизионных, то ли компьютерных экранов, стояла открытой дверь гаража, – но тут все было неподвижно. Темно и тихо.

Завибрировал телефон, и я чуть из обуви не выскочил; решил, что звонит Чинна, но оказалось Дженна, моя бывшая жена.

– Привет.

– Можно тебя кое о чем попросить?

– Я сейчас немного занят.

– Я быстро. Не посидишь с детьми завтра вечером? Можешь взять с собой Шелли.

– С Шелли у нас сейчас, м-м... не все просто.

– Опять? Она так здорово тебе подходит.

– У меня всегда непросто с теми, кто мне здорово подходит.

– Уж я-то знаю.

Дженна, моя бывшая жена-красавица, уже восемь лет как вышла за другого. Ее муж Ноэль Уилер, респектабельный хирург, добровольно помогает мне в подростковом центре. Он симпатичен мне, я – ему. У него дочь от прежнего брака и – от Дженны – шестилетняя Кери, моя крестница. Обе девочки зовут меня дядя Дэн. Я – их штатная нянька.

Культурно и приторно. Для меня, наверное, это просто необходимость – ни родителей, ни братьев с сестрами, а потому если я кого и могу хоть в какой-то мере считать своей семьей, то лишь бывшую жену. Моя жизнь – дети, с которыми я работаю, единственные люди, которых я поддерживаю и защищаю. Правда, по большому счету не уверен, есть ли им вообще от меня польза.

– Дэн? Прием!

– Хорошо, ждите.

– В шесть-тридцать. Ты – лучший!

Она изобразила звонкий поцелуй и повесила трубку. Я несколько мгновений смотрел на телефон, вспоминая нашу свадьбу. Женитьба была ошибкой. Для меня любое сближение – ошибка, но ничего не могу с собой поделать. Дайте-ка музыку посентиментальней, и уж я порассуждаю на тему «лучше однажды любить и потерять, чем не любить никогда». Правда, это не мой случай. У нас в генах прописано совершать одни и те же промахи, даже набравшись опыта. И вот он я – несчастный сирота, который пролез наверх, стал лучшим студентом группы в элитном колледже Лиги плюща*, а из собственной шкуры, из того, кто он на самом деле, так и не выбрался. Банально, но я хочу, чтобы в моей жизни кто-то был. Увы, не судьба. Я – одиночка, которому одному нельзя.

--------------сноска-------------

* Ассоциация самых престижных университетов США.

-----------------------------------

«Мы отбросы эволюции, Дэн, – поучал меня мой самый любимый приемный отец, университетский профессор, обожавший пускаться в философские дискуссии. – Подумай: чем всю историю рода человеческого занимались сильнейшие и умнейшие? Воевали. И прекратилось это лишь в прошлом веке. А до того мы выставляли лучших в первые ряды. Выходит, кто сидел дома и размножался, пока самые-самые умирали на полях далеких битв? Больные, калеки, да трусы. Проще говоря, худшие из нас. Вот потому-то мы и есть некачественный генетический продукт, Дэн. Тысячелетиями выпалывались отборные образцы, а всякий хлам оставался. Следовательно, все мы – навоз и результат столетий дурной селекции».

Проигнорировав молоточек, я негромко постучал костяшками пальцев. Дверь скрипнула и чуть отворилась. Надо же – не заметил, что она не заперта.

Это мне тоже не понравилось.

В детстве я пересмотрел гору ужастиков, что странно, поскольку терпеть их не мог – очень не любил, когда на меня что-то резко набрасывалось. И совсем уж не выносил кровавых эпизодов. Однако глядел, получал удовольствие от предсказуемо идиотского поведения героинь. Теперь перед глазами так и стояли сцены, где типичная идиотка стучит в дверь, та чуть приоткрывается, ты вопишь: «Беги, корова накрашенная!», она непонятно почему не убегает, а через две минуты убийца, вскрыв ей череп, уже чавкает мозгами.

Мне бы тоже сбежать. На самом деле, я уже и хотел, но вспомнил разговор – слова Чинны, ее дрожащий голос, – вздохнул и осторожно заглянул в прихожую.

Темно.

Хватит игр в героев плаща и кинжала.

– Чинна?..

Только эхо моего голоса и тишина – как и следовало ожидать. Все прямо по сценарию, правда? Я приоткрыл дверь пошире, опасливо шагнул вперед.

– Дэн? Я тут. Проходи.

Голос звучал приглушенно, будто из дальней комнаты. Это мне тоже не понравилось, но отступать было поздно. Всю жизнь отступления дорого мне стоили. Неуверенность исчезла, стало ясно, что делать.

Я зашел внутрь и закрыл за собой дверь.

Любой другой прихватил бы пистолет или еще какое оружие; такая мысль возникала, но это не мой вариант, да и думать следовало раньше. Чинна сказала, в доме больше никого. А если не так, разберусь по ходу дела.

– Чинна!

– Проходи в гостиную, я сейчас.

Она говорила как-то... спокойно.

Я пошел на свет в конце коридора. Тишину нарушил звук. Я замер и прислушался. Похоже на душ.

– Чинна?

– Переодеваюсь. Еще минутку.

В полутемной гостиной я нашел регулятор света и уже хотел включить лампы поярче, но передумал. К сумраку глаза привыкли быстро. Убогие стенные панели «под дерево» настоящую древесину напоминали мало – скорее, обычный пластик. Два портрета грустных клоунов с огромными цветками в лацканах – такие картинки еще поискать на гаражных распродажах особо безвкусных мотелей. В баре – большущая открытая бутылка немарочной водки.

Мне послышался шепот.

– Чинна?..

Никто не ответил. Я немного постоял – тишина, – потом пошел на звук душа.

– Выхожу! – сказал голос.

Я замер и похолодел – здесь, вблизи, слова звучали отчетливей. И вот что было особенно странным: говорила совсем не Чинна.

Меня разрывали сразу три чувства. Первое – паника; бежать отсюда. Второе – любопытство. Если голос принадлежал не Чинне, то, черт возьми, кому, и в чем вообще дело? Третье – тоже паника. По телефону я точно слышал Чинну, но что тогда с ней стряслось?

Просто уйти я уже не мог, поэтому сделал шаг назад к залу. Тут-то все и началось. В лицо мне ударил ослепительный луч, и я отшатнулся, прикрывая глаза ладонью.

– Дэн Мерсер?

Я заморгал. Женский голос. Поставленный, низкий. До странности знакомый.

– Кто тут?

Внезапно я разглядел в комнате остальных: человека с камерой, еще одного с чем-то вроде микрофона на штанге и роскошную женщину с каштановым волосами и в деловом костюме.

– Венди Тайнс, «Новости Эн-Ти-Си». Дэн, что вы здесь делаете?

Я уже раскрыл рот, но не выдавил из себя ни звука – та самая ведущая той самой телепрограммы…

– Для чего вы вели в Интернете общение сексуального характера с тринадцатилетней девочкой? У нас есть ваша переписка.

…в которой устраивают ловушку педофилам, потом снимают их и показывают в эфире.

– Вы пришли, чтобы заняться сексом с тринадцатилетней девочкой?

Я осознал суть происходящего и окаменел. В комнату набежали еще люди – видимо, продюсеры, за ними второй оператор и двое копов. Объективы лезли прямо в лицо. Свет стал ярче, на лбу у меня проступил пот. Я начал сбивчиво оправдываться, но бесполезно.

Через два дня программу показали. Ее посмотрели все.

И Дэну Мерсеру – в точности, как я непонятно с чего предположил, подходя к красной двери – настал конец.

 

 

Заметив, что постель дочери пуста, Марша Макуэйд не стала бить тревогу. Паника пришла позже.

Она проснулась в шесть утра – рановато для субботы – в превосходном настроении. Тэд, ее муж последние двадцать лет, посапывал рядом, лежа на животе и обхватив жену за талию. Он любил спать в майке, но без штанов. То есть совсем – голым от пояса до пят. «Чтобы моему мужичку было, где разгуляться», – говаривал он с ухмылкой, на что Марша, изображая распевную тинейджерскую интонацию дочери, отвечала: «эм-эл-и-и» («много лишней информации»).

Она выскользнула из объятий, на цыпочках спустилась в кухню и приготовила себе чашечку кофе из новой кофемашины марки «Кериг». Тэд обожал всякие гаджеты (мальчишки и их игрушки!), но новинка оказалась дельной: берешь пакетик, вставляешь в аппарат, и – оп! – напиток готов. Никаких экранчиков, сенсорных панелек и беспроводной связи с компьютером.

Недавно они пристроили к дому еще одну спальню, ванную и кухню с выступающим застекленным углом. Марша сразу полюбила уютную нишу, которую по утрам заливало солнце. Прихватив чашку и газету, она с ногами забралась на широкий удобный подоконник.

Мгновения райского блаженства.

Марша не спеша попила кофе, полистала газету. Еще пару минут – и пора сверяться с расписанием. У третьеклассника Райана в восемь игра. Его баскетбольную команду, второй сезон подряд проигрывавшую все встречи, тренировал Тэд.

– Почему вы никогда не побеждаете? – как-то спросила она мужа.

– Я набираю ребят по двум критериям.

– А именно?..

– Добрый отец и сексуальная мамочка.

В ответ Марша только игриво его шлепнула. Могла бы и взревновать, если бы сама не видела, что за мамаши обычно стоят вокруг площадки, и не знала наверняка: шутит. В действительности Тэд был отличным тренером, но не в смысле обучения баскетболу, а в том, как ладил с мальчишками. Те обожали и его самого, и отсутствие в нем духа соперничества, поэтому даже бездарные игроки – те, кто унывали и бросали занятия посреди сезона – приходили к нему каждую неделю. Тэд даже переделал песню Бон Джови: вместо «Ты любовь превращаешь в беду» стало «Ты провал превращаешь в победу». Дети прыгали от радости после каждого забитого мяча, а разве должно быть иначе, когда ты – третьеклассник?

У средней, четырнадцатилетней Патрисии, в графике значилась репетиция: девятиклассники ставили сокращенную версию мюзикла «Отверженные». Патрисия выходила лишь в паре небольших сцен, но готовилась усиленно. Старшая, Хейли, уже выпускница, проводила «капитанские занятия» для женской команды по лакроссу*. Школьные правила позволяли устраивать такие ранние неофициальные тренировки без наставника. Проще говоря, неформальные встречи, которые, скорее, предназначались для знакомства с мальчиками.

------------сноска------------

* Игра, в которой команды забивают мяч в ворота соперников с помощью «кросса» – особого сачка, напоминающего одновременно клюшку и ракетку.

---------------------------------

Большинство родителей из пригородов либо обожали, либо ненавидели спортивные секции. Марша понимала, что, по большому счету, это не так уж важно, но невольно втянулась в их игры.

Тридцать спокойных минут в начале дня – все, что ей требовалось.

Она допила кофе, сделала в машине еще одну чашку, раскрыла газету на разделе «Мода». В доме по-прежнему стояла тишина. Стараясь не шуметь, Марша поднялась наверх посмотреть на своих подопечных. Райан спал, лежа на боку лицом к двери; до чего похож на отца.

Соседняя дверь – Патрисии. Та тоже еще не вставала.

– Милая!

Дочь зашевелилась, издала невнятный звук. Ее комната, да и комната младшего выглядела словно кто-то продуманно рассовал по комодам динамитные шашки и подорвал все разом: погибшая одежда валялась на полу, раненая свисала с открытых дверец, изображая жертв на баррикадах Французской революции.

– Патрисия, у тебя через час репетиция.

– Я уже не сплю, – простонала она так, что сомнений не возникло: еще как спит.

Марша мимоходом заглянула в соседнюю комнату.

Постель Хейли была пуста. И застелена.

Впрочем, мать это не удивило. В отличие от берлог брата с сестрой, тут царили чистота и порядок, как у человека с анальным комплексом*. Не комната, а мебельный салон: ни носочка на полу, все ящики плотно закрыты. Многочисленные кубки выстроены безупречными рядами на четырех полках. Последнюю Тэд приладил недавно – после выигрыша команды Хейли в воскресном турнире во Франклин-Лейкс. Победительница кропотливо расставила трофеи так, чтобы новый не стоял в одиночестве. Почему – Марша точно не знала. Возможно, дочь не хотела показать своего ожидания следующих наград, но, в основном, от нелюбви к беспорядку. Между кубками сохранялось строго одинаковое расстояние, которое таяло с поступлением очередных, – сначала три дюйма, потом два, потом один. Хейли во всем проявляла уравновешенность. Хорошая девочка. И хотя это чудесно, что твоя дочь такая целеустремленная и даже излишне склонная всюду видеть повод для состязания, без напоминаний делает домашнюю работу и боится, как бы другие не подумали о ней плохо, имелось в ней нечто, напоминавшее туго скрученную пружину – тревожная черта характера, слишком уж близкая к неврозу навязчивых состояний.

------------сноска------------

* Согласно теории З. Фрейда, человек в детстве проходит несколько стадий психосексуального развития, одна из которых – анальная. Застревание на ней проявляется у взрослых в чрезмерном стремлении к чистоте и порядку.

---------------------------------

Интересно, во сколько дочь вернулась домой? Хейли, взрослой и ответственной, уже не назначали точного часа. Порядком устав к вечеру, Марша ушла спать в десять. Тэд («всегда хочу») вскоре поднялся следом.

Махнув рукой, она собралась идти дальше, но отчего-то решила затеять стирку и направилась в ванную Хейли. Младшие – Райан с Патрисией – свято верили: корзиной для белья взрослые называют пол, а точнее – что угодно, только не корзину для белья. Но старшая, само собой, каждый вечер проводила священный обряд положения ношеной одежды куда надо. В тот момент Марша и ощутила в груди холодок.

Корзина пустовала.

Льдинка в душе увеличилась, когда мать потрогала зубную щетку и умывальник.

Те были совершенно сухими.

Лед подрос, когда Марша, держа себя в руках, позвала Тэда; подрос еще, когда они съездили на спортплощадку и выяснили, что Хейли там не появлялась; еще – когда Марша обзвонила друзей, а Тэд разослал кучу электронных писем, но никто ничего не смог сказать; еще – когда вызвали полицейских, а те, не обращая внимания на их протесты, заявили, что девочка сбежала выпустить пар. Льдина стала больше через двое суток – явились агенты ФБР, и еще – спустя неделю полной безвестности.

Девочку будто поглотила земля.

Месяц – тишина. Два – ни слуху, ни духу. Наконец, на третий пришли новости, и холодная глыба, которая все увеличивалась у Марши в груди, не давала ей спать по ночам и дышать, расти перестала.

 

 

Часть первая

 

Глава 1

 

Три месяца спустя

 

– Клянетесь ли вы – и в том да поможет вам Бог – говорить правду, всю правду и ничего кроме правды?

Венди Тайнс сказала, что обещает, посмотрела по сторонам и заняла место свидетеля. Она чувствовала себя, как на сцене, то есть в обстановке для тележурналиста, в целом, привычной, но тут отчего-то неуютной; огляделась еще раз и увидела родителей жертв Дэна Мерсера. Четыре пары. Они приходили каждый день, поначалу приносили фотографии своих детей – детей, разумеется, невинных, – но позже судья запретила, поэтому теперь слушали заседания молча, и от этого делалось только страшнее.

Сиденье было неудобным. Венди немного поерзала, положила одну ногу на другую, вновь поставила обе на пол и стала ждать.

Встал Флэр Хикори, знаменитый адвокат, и она в очередной раз удивилась, откуда у Дэна Мерсера на него деньги. Флэр выступал в своем обычном сером костюме в мелкую розовую полоску, в розовой сорочке и розовом галстуке. По залу защитник прошелся театрально – другого слова не подберешь; выход, достойный самого Либерачи*, если бы тот решился на по-настоящему экстравагантный поступок.

-----------сноска------------

* Американский пианист и шоумен, знаменитый, помимо прочего, своими эпатажными костюмами.

-------------------------------

– Мисс Тайнс, – начал Хикори с фирменной радушной улыбкой. Он был гей и в суде изображал этакого Харви Фирстайна* в ковбойских штанах, но с повадками героинь Лайзы Минелли. – Меня зовут Флэр Хикори. Доброго вам утра.

-----------сноска-----------

* Американский сценарист и актер, активист гей-движения.

------------------------------

– Доброе утро.

– Вы работаете в «желтой» скандальной телепрограмме «Схвачен на месте», верно?

Вскочил обвинитель, человек по имени Ли Портной.

– Возражение! Показаний, свидетельствующих о «желтизне» этой программы или ее скандальности, не предъявлено.

– Мне привести доказательства, господин Портной? – с улыбкой спросил Флэр.

– Не нужно, – заранее утомленным голосом сказала судья Лори Говард и обратилась к Венди: – Пожалуйста, ответьте на заданный вопрос.

– Я больше там не работаю.

Флэр изобразил удивление.

– Нет? Но раньше работали?

– Да.

– Что же случилось?

– Программу сняли с эфира.

– Из-за низких рейтингов?

– Нет.

– Вот как? Тогда почему?

– Ваша честь, причина всем известна, – вставил Портной.

Лори Говард кивнула.

– Продолжайте, господин Хикори.

– Вы знакомы с моим клиентом Дэном Мерсером?

– Да.

– Вы вломились в его дом, не так ли?

Венди попробовала выдержать его взгляд, не делая виноватого вида, что бы ни значило чертово словом «вина».

– Не вполне так.

– Не вполне? Дорогая моя, я прилагаю нечеловеческие усилия, дабы быть максимально точным, поэтому давайте немного отмотаем историю назад, хорошо? – Флэр прошелся по залу суда словно по миланскому подиуму и даже посмел одарить улыбкой родителей жертв. Те демонстративно отвернули головы, и только один – Эд Грейсон – смерил адвоката испепеляющим взглядом. – Как вы познакомились с моим клиентом?

– Дэн Мерсер заигрывал со мной в чате.

Брови Флэра взлетели так, будто он в жизни не слышал ничего более удивительного.

– И что это за чат?

– Детский чат.

– То есть вы тоже туда заходили?

– Да.

– Но ведь вы – не ребенок, мисс Тайнс. Вы, конечно, не в моем вкусе, но даже я вижу перед собой весьма соблазнительную взрослую женщину.

– Возражение!

– Господин Хикори… – вздохнула судья Говард.

Тот лишь улыбнулся и жестом принес извинения. Подобное спускали одному Флэру.

– Итак, мисс Тайнс, в чате вы притворялись несовершеннолетней девочкой. Верно?

– Да.

– …и заводили беседы, цель которых – склонить мужчин к сексу с вами. Я прав?

– Нет.

– Почему?

– Первый шаг я всегда оставляла за ними.

Флэр покачал головой и пощелкал языком.

– Если бы мне давали доллар всякий раз, когда такое говорю я…

Из зала донеслись редкие смешки.

– У нас есть тексты этих бесед, господин Хикори. Прочесть их и сделать выводы мы сможем сами.

– Превосходная идея, Ваша честь. Благодарю.

Венди отметила, что в зале нет Дэна Мерсера. Видимо, при рассмотрении доказательств его присутствия не требовалось. Адвокат рассчитывал убедить судью убрать из дела жуткие, тошнотворные улики, которые полиция нашла в компьютере и в потайных местах по всему дому Мерсера. Если бы Хикори преуспел (хотя все считали, что шансов у него немного), то дело развалилось бы, и мерзкий хищник вновь стал бы разгуливать на свободе.

– Кстати, – Флэр обернулся к Венди, – как по общению в онлайне вы решили, что беседовали именно с моим клиентом?

– Поначалу я и не знала, с кем разговариваю.

– Неужели? Тогда с кем же, по-вашему, шла переписка?

– Настоящих имен никто не называет – такие там правила. Поначалу я просто знала: имею дело с парнем, который хочет раскрутить на секс несовершеннолетнюю.

– И как вы это поняли?

– Простите?

Флэр изобразил в воздухе кавычки.

– «Раскрутить на секс несовершеннолетнюю». Как вы поняли, что именно это – цель вашего собеседника?

– Последуйте совету судьи – прочтите тексты разговоров.

– Да я прочел. И знаете, к какому пришел заключению?

– Возражаю! – вскочил Ли Портной. – Нас не интересуют выводы господина Хикори, не он дает показания.

– Согласна.

Флэр ретировался к своему столу и начал перебирать документы. Венди обвела взглядом ряды скамеек. Сидевшие в зале люди переживали больше горе, а она помогала им найти справедливость. Можно было изобразить изнуренного профессионала, который просто выполнял свою работу, но сам процесс и сделанное для этих людей добро много для нее значили. Однако, посмотрев на Эда Грейсона, она увидела в его взгляде то, что ей совсем не понравилось: злобу и даже вызов.

Флэр отложил бумаги.

– Хорошо, мисс Тайнс, давайте иначе. К какому ясному и очевидному выводу придет обычный здравомыслящий человек, прочитав эти записи: что один из собеседников – роскошная тридцатишестилетняя дама-репортер…

– Возражение!

– …или что беседу вела тринадцатилетняя девочка?

Венди открыла рот... и закрыла.

– Можете отвечать, – подсказала ей судья.

– Я притворялась тринадцатилетней девочкой.

– Ах, а кто нет? – вздохнул Флэр.

– Господин Хикори, – предостерегающе проговорила Лори Говард.

– Простите, Ваша честь, не удержался. Итак, мисс Тайнс, если бы я читал ваши сообщения, то не понял бы, что вы притворяетесь, верно? Я решил бы, что действительно беседую с тринадцатилетней девочкой.

– Где здесь вопрос? – развел руками Ли Портной.

– Вот он, дорогуша, слушайте внимательно. Эти сообщения писались тринадцатилетней девочкой?

– Такой вопрос уже звучал, Ваша честь!

– Просто «да» или «нет», – продолжал Флэр. – Автор сообщений – тринадцатилетняя девочка?

Судья Говард кивнула, разрешая Венди ответить.

– Нет.

– На самом же деле вы, как сами сказали, притворялись тринадцатилетней девочкой, верно?

– Верно.

– Сейчас вы предполагаете, что собеседник выдавал себя за взрослого мужчину в поисках секса с несовершеннолетней, а тогда думали, что беседуете с больной герпесом монахиней-альбиноской, верно?

– Возражение!

Венди посмотрела Флэру прямо в глаза.

– За сексом в дом к ребенку пришла не монахиня-альбиноска, больная герпесом.

Хикори пропустил замечание мимо ушей.

– А что за дом, мисс Тайнс? То здание, где вы установили свои камеры? Скажите, там проживала какая-нибудь несовершеннолетняя девочка?

Венди промолчала.

– Ответьте на вопрос, – потребовала судья.

– Нет.

– Но вы там были, верно? Тот собеседник по чату – некто, чью личность мы на данный момент еще не установили, – вероятно, мог увидеть вашу новостную передачу, – слово «новостную» Хикори произнес так, будто оно дурно пахло, – после чего решил подыграть, дабы лично встретиться с соблазнительной тридцатишестилетней телезвездой. Такое возможно?

– Возражаю, Ваша честь, – снова поднялся Портной. – Это решать суду.

– Согласен. Но следует обсудить очевидно имевшую место провокацию, – сказал Флэр. – Вернемся к вечеру семнадцатого января, мисс Тайнс. Что произошло после того, как вы столкнулись с моим клиентом в устроенной вами западне?

Венди подождала, не возразит ли прокурор против «западни», но тот, похоже, решил, что и без того сделал достаточно.

– Ваш клиент сбежал.

– Сбежал, когда вы выскочили на него с камерами, прожекторами и микрофонами, верно?

Портной продолжал молчать.

– Да.

– Скажите, мисс Тайнс, так ли поступает большинство попадающих в ваши ловушки?

– Нет. В основном, пробуют оправдать свое появление.

– И в основном оказываются виновными?

– Да.

– Однако мой клиент отреагировал иначе. Любопытно.

Тут снова заговорил Портной:

– Возможно, господину Хикори это и любопытно, но остальным его выкрутасы…

– Хорошо, снимаю вопрос, – необычно легко отступился адвокат. – Спокойнее, советник – тут нет присяжных, неужели вы полагаете, что без вас судья не поймет моих «выкрутасов»? – Он поправил запонки. – Подытожим. Мисс Тайнс, вы включили камеры с софитами, выскочили с микрофоном, а Дэн Мерсер сбежал – таковы ваши показания?

– Да.

– Что вы сделали потом?

– Велела продюсерам идти за ним.

Флэр изобразил крайнее изумление.

– Разве ваши продюсеры – полицейские?

– Нет.

– Вы полагаете, частные граждане могут преследовать подозреваемых без помощи сотрудников правоохранительных органов?

– С нами был один полицейский.

– Ах, бросьте, ваша передача – чистая погоня за сенсацией, наижелтейшая ерунда...

– А ведь мы раньше встречались, господин Хикори, – оборвала его Венди.

– Правда? – запнулся тот.

– Я, когда работала помощником продюсера шоу «Слушается в суде», пригласила вас в качестве эксперта по делу об убийстве Роберта Блейка.

Флэр встал лицом к зрителям и отвесил глубокий поклон.

– Дамы и господа, нам удалось установить: я – продажная девка, которая пойдет на все ради пары минут на экране. Туше. – В зале снова раздались редкие смешки. – К делу, мисс Тайнс. Вы хотите сказать, применение закона вплоть до сотрудничества с органами правопорядка происходило ради вашей журналистской чепухи?

– Возражение!

– Разрешаю вопрос.

– Но, Ваша честь...

– Отклонено! Сядьте, господин Портной.

– Мы наладили связи с полицией и офисом окружного прокурора, поскольку для нас важно было не преступать закон.

– Понятно. То есть вы работали совместно с правоохранительными органами?

– Нет, не совсем так.

– Тогда как? Вы устраивали западни самостоятельно, не уведомляя органы и не прибегая к их помощи?

– Нет.

– Ладно, хорошо. Вы связались с полицией и офисом прокурора перед тем как вечером семнадцатого января устроить ловушку моему клиенту?

– Да, мы связались с прокурором.

– Прекрасно, спасибо. Далее. Вы сказали, что велели продюсерам преследовать моего клиента, верно?

– Звучало иначе, – вставил Портной. – Она велела «идти за».

Флэр взглянул на него как на самую назойливую на свете муху.

– Хорошо, как скажете. Преследовать, идти за – тонкости обсудим в другой раз. Когда мой клиент убежал, куда отправились вы, мисс Тайнс?

– К нему домой.

– Зачем?

– Я решила, что рано или поздно Дэн Мерсер там покажется.

– Там, у него дома, вы и ждали?

– Да.

– Находились при этом снаружи жилища?

Она заерзала – наступал ключевой момент, – посмотрела на сидевших в зале, потом – прямо в лицо Эду Грейсону, чей девятилетний сын был одной из первых жертв Мерсера, ощутила на себе тяжесть его взгляда и произнесла:

– Я увидела свет в окне.

– В окне дома Дэна Мерсера?

– Да.

– Необычайно, просто удивительно! Никогда, буквально ни разу в жизни не слышал, чтобы люди, уходя из дома, оставляли свет включенным.

– Возражение!

– Господин Хикори, – снова вздохнула судья.

Не сводя глаз с Венди, Флэр спросил:

– И как вы поступили, мисс Тайнс?

– Постучала в дверь.

– Мой клиент ответил?

– Нет.

– Ответил ли на стук хоть кто-нибудь?

– Нет.

– А затем?

Следующее слова Венди старательно произнесла как можно более ровным тоном:

– Мне как будто почудилось какое-то движение за окном.

– Как будто почудилось какое-то движение… – повторил Флэр. – Боже мой, а еще туманнее вы можете?

– Возражение!

– Снимаю вопрос. Что вы делали дальше?

– Я попробовала повернуть ручку – дверь оказалась незапертой, я ее открыла.

– Вот как? А зачем?

– Я испытывала беспокойство.

– По какому именно поводу?

– Известны случаи, когда разоблаченные педофилы причиняют себе вред.

– В самом деле? То есть вы переживали, что устроенная вами засада может привести к самоубийству моего клиента?

– Да, примерно так.

Адвокат приложил ладонь к сердцу.

– Я тронут.

– Ваша честь! – воскликнул Портной.

Флэр лишь отмахнулся и продолжил:

– То есть, вы хотели спасти моего клиента?

– Учитывая упомянутую возможность, да. Я хотела остановить его.

– В эфире при описании людей, попавших к вам в ловушку, вы употребляли такие слова, как «извращенец», «больной», «чудовище» и «подонок», верно?

– Верно.

– Однако сегодня утверждаете, что хотели вломиться в дом моего клиента, а по сути, нарушить закон, дабы спасти его жизнь?

– Можно и так сказать.

– Потрясающее благородство. – Голос адвоката источал сарказм многодневной выдержки.

– Возражение!

– Никакого благородства, – добавила Венди. – На мой взгляд, лучше, если эти люди предстанут перед судом – точка в деле облегчит страдания семей. Самоубийство – слишком легкий выход.

– Понятно. Что произошло, когда вы вломились в дом к моему клиенту?

– Возражение, – вставил Портной. – По словам мисс Тайнс, дверь оказалась не заперта.

– Пусть так. Вошла, вломилась – лишь бы этот господин был доволен. Мисс Тайнс, что случилось после того, как вы вошли, – последнее слово адвокат подчеркнул неимоверно старательно, – в дом моего клиента?

– Ничего.

– Он не пытался причинить себе вред?

– Нет.

– Что же он делал?

– Его там не было.

– А кто был?

– Никого.

– А как же то движение, которое вам почудилось?

– Понятия не имею.

Флэр кивнул и отошел в сторону.

– Вы, по вашим же словам, приехали к жилищу моего клиента почти сразу после того, как он убежал, а ваши продюсеры бросились в погоню. Вы в самом деле полагали, что ему хватит времени добраться домой и убить себя?

– Он наверняка знал более короткий путь, к тому же имел фору. Да, полагаю, времени бы хватило.

– Ясно. Однако вы ошиблись, да?

– В чем?

– Мой клиент не отправился прямиком к себе, так?

– Так.

– А вот вы вошли в дом господина Мерсера, причем еще до прибытия полиции. Верно?

– Вошла, но совсем ненадолго.

– Ненадолго – это на сколько?

– Не могу сказать точно.

– Вам ведь пришлось осмотреть каждую комнату, дабы убедиться, что он не висит где-нибудь в петле, верно?

– Я заглянула только в то помещение, где горел свет – на кухню.

– То есть, вы, по меньшей мере, прошли еще и через гостиную. Скажите, мисс Тайнс, установив отсутствие моего клиента, как вы поступили?

– Отправилась наружу и стала ждать.

– Ждать чего?

– Полиции.

– Полиция приехала?

– Да.

– С ордером на обыск дома моего клиента, верно?

– Верно.

– Я понимаю так: вламываясь в жилище моего клиента, вы исходили из благородных побуждений. Однако не возникало ли у вас хотя бы небольшого беспокойства за успех устроенной провокации?

– Нет.

– После семнадцатого января вы тщательно исследовали прошлое моего клиента. Удалось ли разыскать иные прямые свидетельства его незаконных действий, кроме тех, что в тот вечер нашла полиция в доме?

– Пока нет.

– Приму это просто как «нет». Итого, без улик, обнаруженных полицией при обыске, у вас не было бы ничего показывающего связь моего клиента с какой-либо незаконной деятельностью, верно?

– Он пришел в тот дом.

– В подставной дом, где никакой несовершеннолетней девочки не проживало. Выходит, и само дело и ваша, м-м… репутация целиком зависят от материалов, найденных в доме моего клиента. Без них – ничего нет. У вас же имелись и возможность, и серьезная причина подкинуть ему улики, разве не так?

Вскочил Ли Портной.

– Ваша честь, это нелепо! Подобные выводы должен делать суд.

– Мисс Тайнс сама признала: вошла в дом нелегально, не имея ордера, – заметил Флэр.

– Пусть так. Тогда предъявите ей обвинения в незаконном проникновении – уверены, что докажете? Если господин Хикори желает высказывать абсурдные теории о монашках-альбиносах и подкинутых уликах – его право. Но во время суда и перед присяжными. Я, в свою очередь, опровергну его нелепые домыслы. Для того и существуют судебные разбирательства. Мисс Тайнс – частное лицо, а к частным лицам иные требования, чем к представителям власти. Ваша честь, выкидывать из дела компьютер и фотографии нельзя – их обнаружили во время законного обыска по официальному ордеру; некоторые были спрятаны в гараже и за книжными полками – мисс Тайнс совершенно не могла поместить их туда за те секунды – пусть даже минуты, – которые успела провести в доме.

Флэр замотал головой.

– Венди Тайнс вломилась под предлогом как минимум не слишком убедительным. Свет в окне? Какое-то движение? Я вас умоляю! К тому же она имела возможность и серьезную причину подбросить улики. Более того, знала: дом вскоре обыщут. Это хуже, чем просто незаконно добытые свидетельства. Все найденное следует исключить из дела.

– Венди Тайнс – частное лицо.

– …что в данном случае не дает ей права поступать как угодно. Она легко могла подбросить и ноутбук, и фотографии.

– Подобные аргументы надо приводить присяжным.

– Ваша честь, доказательный материал предвзят до нелепости. Мисс Тайнс, по ее собственным словам, совсем не частное лицо. Я несколько раз спросил ее о характере отношений с офисом прокурора, и она признала: действовала как его агент.

Ли Портной побагровел.

– Абсурд! Что же теперь – каждого репортера, который освещает расследования, считать представителем закона?

– Венди Тайнс, по ее же признанию, сотрудничала – причем тесно – с вашим офисом, господин Портной. Можем обратиться к стенограмме, где упомянуты и присутствие полицейского на месте событий, и связь с офисом прокурора.

– Это еще не приравнивает ее к сотрудникам прокуратуры.

– Господин Портной сейчас осознанно играет словами. Без Венди Тайнс его служба не завела бы на моего клиента никакого дела, а оно – вообще все преступления, в которых обвиняют Дэна Мерсера – исходит из устроенной мисс Тайнс попытки провокации. Ордер не выписали бы без ее участия.

Портной пересек зал.

– Ваша честь, даже если мисс Тайнс ознакомила нас с ситуацией, не считать же после этого любого активного свидетеля или заявителя агентом…

– Я услышала достаточно, – объявила Лори Говард и ударила судейским молоком. – Свое решение озвучу завтра утром.

 

 

Глава 2

 

– Н-да, – сказала Венди в коридоре, – дело дрянь.

– Ерунда, в некотором смысле все очень даже неплохо, – успокоил ее Портной, но совсем неубедительно.

– Это в каком?

– Слишком громкий процесс – улик из таких не выкидывают. – Он махнул рукой в сторону адвоката. – Пока Флэр лишь продемонстрировал нам, как будет строить защиту.

Неподалеку журналист с конкурирующего канала брал интервью у Дженны Уилер. Та продолжала поддерживать бывшего мужа и называть все обвинения ложными. Такое упорство – достойное восхищения и, на взгляд Венди, наивное – превращало ее в изгоя.

Чуть дальше в окружении нескольких восторженных репортеров стоял Флэр Хикори. Адвоката любили – как и сама Венди, когда делала сюжеты о процессах с его участием. Своим экстравагантным поведением Флэр превращал заседания в шоу, но, испытав его вопросы на себе, она поняла, насколько эта экстравагантность сродни жестокости.

Венди нахмурилась.

– Хикори, похоже, не считает меня дурочкой.

Адвокат рассмешил лебезивших перед ним журналистов[VY1]  и отправился было дальше, когда к нему подошел Эд Грейсон.

– Ой-ей, – напряглась Венди.

– В чем дело?

Чуть заметным кивком она показала в нужную сторону. Грейсон – крупный мужчина с коротко подстриженными седоватыми волосами – встал напротив Флэра – оба схлестнулись взглядами – и начал медленно приближаться, вторгаясь в личное пространство. Адвокат не отступал.

Портной сделал в их сторону несколько шагов и окликнул:

– Мистер Грейсон!

Между лицами противников оставалось лишь несколько дюймов, когда Грейсон повернул голову на голос и уставился на Портного. Тот спросил:

– Все в порядке?

– Все прекрасно.

– Мистер Хикори?

– Все чудненько, советник. Мило беседуем.

Грейсон пристально посмотрел на Венди, и взгляд этот ей снова не понравился.

– Ну, если мы закончили… – подсказал Хикори, затем, не услышав ничего в ответ, развернулся и зашагал дальше, а Грейсон подошел к Венди и Портному, который тут же полюбопытствовал:

– Вам чем-то помочь?

– Нет.

– Могу я спросить, о чем вы беседовали с мистером Хикори?

– Спросить можете. – Грейсон снова глянул на Венди. – Думаете, судья поверила в ваши сказки, мисс Тайнс?

– Это не сказки.

– Но и не совсем правда, ведь так?

Не проронив больше ни слова, он удалился.

– Что это было, черт возьми? – удивилась Венди.

– Понятия не имею, – ответил Портной. – Однако о нем беспокоиться не стоит. И о Флэре тоже – хороший адвокат, но в этом туре ему не выиграть. Езжайте домой, выпейте немного – все будет в порядке.

Домой Венди не поехала – вместо этого отправилась в городок Секокус, что в Нью-Джерси, в свою телестудию, выходившую окнами на спорткомплекс «Мидоулэндз»; вид на истерзанное вечной стройкой болото ее всегда удручал. Она включила компьютер и обнаружила письмо от своего босса Вика Гаррета – наверное, самое длинное из когда-либо им написанных: «Срочно ко мне».

Часы показывали половину четвертого. Ее сын Чарли, старшеклассник, уже должен был вернуться из школы, которая находилось в Касселтоне. Венди позвонила ему на мобильный – домашний он игнорировал. После четвертого гудка Чарли ответил привычным:

– Чего?

– Ты дома?

– Ага.

– Чем занят?

– Ничем.

– Что-нибудь задали?

– Немного.

– Сделал?

– Успею еще.

– А почему не сейчас?

– Там ерунда – минут на десять.

– О том и речь: раз немного, сделай – и свободен.

– Потом.

– А сейчас чем занят?

– Ничем.

– Так чего ждать? Зачем тянуть?

Новый день – старая история. Наконец Чарли пообещал, что «сейчас займется». Это означало: «Если скажу "сейчас займусь", может, отстанешь».

– Приеду часов в семь. Захватить китайской еды?

– В «Бамбуковом домике».

– Хорошо. В четыре покорми Джерси.

Так звали их собаку.

– Ладно.

– Не забудь.

– Угу.

– И домашнюю работу сделай.

– Пока.

Пик-пик-пик.

Венди тяжело вздохнула. Семнадцатилетний Чарли – сплошная головная боль. Их охота на место в университете – а этой битве родители из пригородов отдавали себя с таким остервенением, какому тиранам третьего мира еще поучиться, – завершилась зачислением в колледж Франклина и Маршалла в Ланкастере, штат Пенсильвания. Чарли, как любого тинэйджера, грядущие перемены страшили и нервировали, но мать переживала куда сильнее. Ее вечная головная боль, ее чудесный, капризный сын, был для Венди всем. Вот уже двенадцать лет они жили только вдвоем – затерянные в огромном белом пригороде мать-одиночка с единственным ребенком. Как водится с детьми, годы летели быстро. Отпускать Чарли Венди не хотела. Теперь каждый вечер, хотя делала так с его четырехлетия, она глядела на это невыносимое и совершенное создание и мечтала: «Вот бы время для него застыло – в этом самом возрасте, чтобы ни на день старше или младше; пускай замрет здесь и сейчас, и мой чудесный мальчик пробудет со мной хотя бы еще чуть-чуть».

Потому что совсем скоро ее ждало одиночество.

На экране всплыло новое сообщение – снова от шефа, Вика Гаррета: «Какое слово во фразе "срочно ко мне" требует пояснений?»

«Иду», – напечатала она и нажала кнопку «отправить».

Кабинет Вика находился в конце коридора, а потому бессмысленная переписка только нервировала, но в таком уж мире мы живем. Даже дома Венди часто общалась с сыном через сеть. Когда не хватало сил крикнуть, она набирала «Иди спать», или «выпусти Джерси», или всегда актуальное «хватит торчать за компьютером, почитай книжку».

Венди забеременела в девятнадцать лет на втором курсе в университете Тафтса. Как-то на вечеринке в кампусе она перебрала и завела знакомство – подумать только! – со спортсменом, начинающим квотербеком Джоном Морроу, человеком, который по ее личным понятиям идеально подпадал под описание «не мой тип». Венди мнила себя настоящим либералом и андеграундной журналисткой, носила черное и обтягивающее, слушала только альтернативный рок, посещала состязания по поэтическому слэму* и выставки Синди Шерман**. Но не в роке, стихах или выставках сердце нашло отраду, а – поди его пойми! – в роскошном спортсмене. Поначалу все было не всерьез: разговаривали, зависали вместе, не то чтобы встречались, но и не то чтобы не встречались. А примерно через месяц она обнаружила, что беременна.

-----------сноска-----------

* Конкурс-шоу, во время которого читаются стихи, как правило, на остросоциальные темы, при этом часто важнее подача, чем содержание, и поэты пользуются любыми выразительными средствами.

** Известная американская фотограф и режиссер.

-----------------------------

Венди, женщина самых современных взглядов, приняла решение, к которому ее готовили всю жизнь: как поступить – дело ее и ничье больше. Третий курс, начало успешной журналистской карьеры – обстоятельства сложились самые неподходящие, но как раз поэтому не оставили места раздумьям. Она позвонила Джону:

– Надо поговорить.

Тот явился в ее комнатушку, послушно сел в кресло-мешок (очень комично, когда громада ростом в шесть футов и пять дюймов пытается принять если не удобное, то хотя бы устойчивое положение), понял по голосу Венди: дело нешуточное, – и, удерживая равновесие, придал лицу серьезное выражение, отчего стал похож на ребенка, изображающего взрослого.

– Я беременна, – объявила она и приступила к речи, которую репетировала два дня подряд: – Как быть дальше – решу сама, и, надеюсь, мое решение ты примешь с уважением. – Венди говорила старательно ровным голосом, расхаживая по комнатке, не глядя на Джона. Закончила же свое выступление благодарностью за то, что он посетил ее этим вечером, и пожелала ему всего самого хорошего. А потом отважилась мельком на него посмотреть. В тот самый момент он поднял на нее полные слез глаза – чистейшие из всех, какие только встречала, – и сказал:

– Но ведь люблю тебя.

Вместо того, чтобы рассмеяться, она разревелась. Джон выскользнул из этого чертова кресла, встал на колени и, не сходя с места, сделал ей предложение.

Как бы кто ни сомневался, сколько бы ни говорили, мол, у такой пары нет шансов, они поженились и следующие девять лет прожили счастливыми людьми. Джон был нежным, заботливым, любящим мужем – потрясающим, смешным, умным, внимательным; ее родной душой во всех смыслах этих двух слов. На следующем курсе родился Чарли. Два года спустя наскребли денег и внесли первый платеж за домик на одной из шумных улиц Касселтона. Венди устроилась на местное телевидение, Джона вскоре ждала степень по психологии – все шло своим чередом.

Как вдруг в одно мгновение его не стало. В их домике теперь жили лишь Чарли, сама Венди и пустота под стать той, что поселилась в ее душе.

Она постучала в дверь Вика и заглянула внутрь.

– Звонил?

– Слышал, тебе как следует вставили в суде, – ответил шеф.

– Вот это – настоящая поддержка. Ради нее тут и работаю.

– Нужна поддержка – купи бюстгальтер.

– Сам понимаешь: каламбур – нелепый.

– Понимаю. Получил твою записку… поправка: массу однообразных записок с жалобами на задания.

– Открытие лавки травяных чаев и модный показ галстуков ты называешь заданиями? Дай что-нибудь хоть немного похожее на настоящую работу.

– Постой-постой... – Вик поднес к уху раскрытую ладонь. Он был некрупным мужчиной (если не считать огромного круглого живота) с лицом хорька, причем хорька безобразного.

– В чем дело?

– Это вот ты сейчас возмущалась несправедливым отношением к горячим штучкам в мужской профессии? По-твоему, я вижу в тебе только привлекательную картинку?

– А возмущение даст мне задание получше?

– Нет. Ищи другой способ.

– Блеснуть в кадре глубоким декольте?

– Мне нравится ход твоих мыслей, однако сейчас правильный ответ: признание Дэна Мерсера. Нужен герой, поймавший больного педофила, а не журналистка, чья самонадеянность помогла ему выйти на свободу.

– Помогла выти на свободу?

Вик пожал плечами.

– Без меня полиция вообще не знала бы о Дэне Мерсере. – Он изобразил игру на скрипке. – Тут пускаем драматичную музычку…

– Не будь скотиной.

– А давай позовем пару твоих коллег – душевно обнимитесь, возьметесь за руки, споете скаутскую костровую для поднятия духа, а?

– Можно. После того, как удовлетворите друг друга.

– Ой-ей-ей.

– Известно, где прячется Мерсер?

– Не-а. Его уже две недели никто не видел.

Венди задумалась, как поступить дальше. Дэн Мерсер, которого грозили убить, переехал, однако до этого дня не пропускал ни одного заседания суда. Она уже хотела спросить, не организовать ли слежку, но тут зажужжал интерком. Вик поднял палец, прося тишины, нажал кнопку связи.

– Что?

– К вам Марша Макуэйд, – негромко проговорила секретарша.

Замолчали.

Макуэйд жила в одном городке с Венди, меньше чем в миле от нее. Три месяца назад дочь Марши – Хейли, которая училась с Чарли в одной школе, – выбралась, как предполагали, через окно спальни и с тех пор пропала.

– Какие-то подвижки в деле ее дочери? – спросила Венди.

Вик покачал головой.

– Абсолютно никаких.

А это, само собой, гораздо хуже

Недели две-три исчезновение Хейли Макуэйд было новостью номер один: «Похищение»? «Побег из дома?». Экстренные выпуски, бегущие строки, комментарии третьесортных экспертов с их догадками о том, что могло произойти с девочкой-подростком. Но ни одна история, даже самая сенсационная, долго без топлива не протянет. Видит бог, телевидение старалось: обсосали все слухи от сексуального рабства до сатанинских культов, однако для журналистов отсутствие новостей – это плохие новости. В нашем жалком объеме внимания можно винить СМИ, но чему остаться в эфире на самом-то деле решают зрители. Люди смотрят – об истории рассказывают, нет – каналы ищут новую яркую игрушку, которая увлекла бы непостоянную публику.

– Поговорить с ней? – спросила Венди.

– Я сам. Надо отрабатывать большую зарплату, – сказал Вик и знаком выпроводил ее из кабинета.

В конце коридора она обернулась – Марша Макуэйд как раз подходила к двери Вика. Венди не знала ее лично, но несколько раз видела – то в «Старбаксе», то в видеомагазине, то у школы, когда забирала детей. Банально было бы сказать, что бойкая мамаша – из тех, которые ни на секунду не сводят глаз с ребенка – постарела лет на десять. Она и не постарела – выглядела на свои годы, оставалась привлекательной, вот только ее движения будто стали медленными, а лицо окаменело. Марша повернула голову, заметила Венди – та кивнула, – ответила слабой улыбкой и вошла к Вику.

Венди села за свой стол, взяла телефон, подумала о Марше Макуэйд, безупречной матери, ее славном муже, чудесной семье, и о том, как просто и быстро та всего лишилась – о том, как просто и быстро такое можно потерять.

Потом набрала Чарли.

– Чего?

От привычно недовольного тона ей стало спокойней.

– Домашнюю работу сделал?

– Сейчас.

– Ладно. Так привезти еды из «Бамбукового домика»?

– Да вроде уж обсуждали.

Оба повесили трубки.

Венди уселась поудобней, закинула ноги на стол, вытянула шею и посмотрела в окно на тошнотворно уродливый ландшафт.

Снова зазвонил телефон.

– Ало?

– Венди Тайнс?

Ее ноги мгновенно оказались на полу.

– Да.

– Это Дэн Мерсер. Нам надо встретиться.

 

 


 [VY1]Мне кажется, показательная деталь.

 

Возврат | 

Сайт создан в марте 2006. Перепечатка материалов только с разрешения владельца ©