Меня зовут Нео, просто Нео
Киберпанк хоронили неоднократно и каждый раз с опережением графика. Первыми гробовщиками были его крестные отцы – Брюс Стерлинг и Уильям Гибсон, писатели-фантасты, которые еще в конце 80-х годов официально объявили о закрытии литературного предприятия, чьим контрольным пакетом акций они владели на правах изобретателей жанра.

Но, как и положено «явлению» (а во второй половине прошлого столетия из литературных явлений, сопоставимых по масштабу, можно назвать разве что соцреализм и гонзо-беллетристику), киберпанк оказался сильней своих родителей. В следующее десятилетие он вступил с триумфом, в ореоле моды и славы, и все 90-е годы был скорее жив, чем мертв. Помимо целой толпы эпигонов разной степени одаренности и наглости, появились новые оригинальные авторы, из-за которых киберпанк обзавелся приставкой «пост» (Нил Стивенсон, Пол Макоули). Что еще более важно, идеи киберпанка пошли в народ на волне ликвидации компьютерной безграмотности, геймерской индустрии и эпидемии цифровых вирусов. Большую роль в его популяризации сыграло аниме, где идеи киберпанка котируются очень высоко.

В конечном итоге похороны жанра перенесли на вторую половину 90-х годов, когда на экраны вышла «Матрица» и некогда контркультурный киберпанк, родившийся в жанровом загончике сайнс-фикшна, стал жупелом массовой культуры окончательно.

С точки зрения начинающего хакера, готового спорить до потери пульса, кто круче – Нео или агент Смит, киберпанк живее всех живых. С точки зрения литературных гурманов, читавших «Нейроманта» Гибсона и «Схизматрицу» Стерлинга задолго до трилогии Вачовски, он выродился в собрание общих мест, самое общее из которых – пресловутую «виртуальную реальность» – пора сбрасывать с позором с парохода современности.

А что отцы-гробовщики? В 90-х годах Стерлинг и Гибсон продолжали делать литературную карьеру. Большего успеха достиг здесь скорее Гибсон. В «киберпанковском дуэте» он всегда считался более писателем, чем Стерлинг, отвечавший за продуцирование новых идей (если привлечь аналогию из мира музыки, то придумщик Стерлинг был Ленноном, а мастеровитый Гибсон – Маккартни). Гибсон написал следующую после трилогии «Нейроманта» (на Западе ее называют по-другому – «Sprawl Trilogy») «Трилогию Моста». Стерлинг сделал себе имя как футуролог и эксперт по высоким технологиям, консультировавший клинтовскую администрацию. Однако и тот, и другой все дальше отходили от раннего киберпанковского идеализма, где высокие технологии рассматривались как гарант человеческой свободы. И те мэйнстримовые романы, которые выходят из-под их пера сейчас, являются полной антитезой их детищ двадцатилетней давности.

В общем, если б не фамилии на обложках, по этим текстам вообще никак не догадаешься, что их авторы имели отношение к жанру, изменившему лицо научной фантастики, сильно повлиявшему на масс-медиа и общественную жизнь.

Так, у бывших киберпанков не осталось и следа от их былого футуристического запала: действие обеих книг происходит не в ближайшем будущем и даже не в настоящем, подернутым фантастической дымкой, а в реальности, имеющей отношение ко дню скорей вчерашнему, – американской «параноидальной пятилетке», начавшейся после событий 9 сентября. Главные герои тоже поменялись местами с точностью до наоборот. Место романтичных хакеров-аутсайдеров заняли талантливые программисты, работающие на спецслужбы США, как в «Зенитном угле» Стерлинга. А собственно хакер, которого двадцать лет назад воспевал в нуаровых аккордах Уилям Гибсон, в «Стране призраков» выведен как фигура второстепенная, слабая и малосимпатичная, сама напоминающая призрак, по правде говоря.

Чего уж говорить, что от третьего фирменного блюда киберпанка – пресловутой виртуальной реальности – сохранились в романах лишь объедки. Интересную идею «локативного искусства», когда одеваешь специальный шлем и видишь вместо храма Христа Спасителя бассейн «Москва», Гибсон во время оно положил бы в основу целого романа (что-то похожее было у него в «Виртуальном свете»). В «Стране призраков» он ее просто слил, представив как очередную модную арт-забаву, не имеющую отношения к суровой действительности, где американские спецслужбы отмывают астрономические суммы долларов, предназначенные на восстановление Ирака.

Факт, скорее, общеизвестный, чем научно-фантастический.

Вообще, техническая составляющая, игравшая принципиальную роль в ранних романах Стерлинга и Гибсона, сейчас приобрела у совершенно рудиментное значение. Удалите из «Страны призраков» и «Зенитного угла» все кибернетические гаджеты, и суть происходящего нисколько не изменится. Но проделайте ту же операцию над «Нейромантом», например, и роман развалится.

Подобная смена вех – от апологии техницизма к литературному лудизму – в случае киберпанка чрезвычайно показательна. Мощная технофобская составляющая скрывалась в этом жанре изначально. Во-первых, как литературное течение он и возник-то как реакция на так называемую «твердую» научную фантастику, славящую научно-технический прогресс. Во-вторых, его меланхоличный взгляд на руинированное, апокалиптическое будущее, заполненное высокотехнологичным мусором, проистекал из вполне реальной ситуации, в которой оказалось традиционная индустриальная экономика США, потерпевшая в первой половине 80-х годов сильный ущерб от роботизированной экономики японской (знаменитый «ржавый пояс» из разорившихся индустриальных мегаполисов американского Севера не зря послужил источником вдохновения для Гибсона, писавшего первую трилогию).

В конечном итоге «Матрица», по-голливудски упрощая, сделала эту технофобскую изнанку киберпанка лишь более очевидной.

В 90-х годах, когда компьютерные технологии стали доступны всем и каждому, тезис киберпанка, что у хайтековых богов можно урвать огонь для эмансипации человеческой расы, подвергся окончательной компрометации. Так, виртуальная реальность, куда киберковбои скрывались от диктата властей и корпораций, в действительности оказалась очередной индустрией массового эскапизма от реальных экономических и социальных проблем. Местом потери идентичности. Полигоном оболванивания масс. Отцы киберпанка от этого процесса энергично дистанцировались: место виртуальных подвигов заняла у них художественная социология и реальная футурология. Место гипотетического будущего – узнаваемое настоящее. Теперь вот – уже неактуальное прошлое.

Нынешние романы – логичный итог постепенного разворота киберпанка к грешной действительности, который был заложен еще в 80-х годах.

Тогда, в противоположность Филипу Дику и фантастам-технократам, киберпанки заявили, что помимо виртуальной реальности, создаваемой технически (у Дика таким артефактом был весь мир), существует еще и некая реальность «настоящая». К которой мы, например, всегда возвращаемся, когда выключаем плейстэйшн, ноутбук или банально просыпаемся каждое божье утро. В этом смысле настоящим гробовщиком киберпанка явились даже не сами его изобретатели, а наш Владимир Путин, который в интервью «Таймс» так прямо и заявил, что электронной почтой и мобильной связью он не пользуется. Действительно, те, кто принимает решения, ведущие к реальным, а не виртуальным последствиям, не балуются подобной ерундой. Это давно подмечено. А честным церберам «виртуала» остается лишь съесть свои виртуальные шлемы и укусить себя за хвост.

Киберпанк, воспевавший техногенное будущее и одновременно отрицавший его реальное значение, с самого начала пилил сук, на котором сидел. Сейчас, прочитав последние романы Стерлинга и Дика, можно констатировать окончание этого процесса.

Там, где герой меняет реальность, не заражая чужую информацию вирусами, а стреляя солью из микропистолета, сделанного болгарскими шпионами, киберпанк заканчивается и начинается Джеймс Бонд.

Такая вот грустная, но честная эволюция некогда провокативного жанра в еще одно развлекательное чтиво. Умные детективчики такие. Смотреть на это странно, учитывая, что в обоих случаях литературное мастерство авторов сохранилось и даже приумножилось. Гибсон все также несравним в сочных описаниях промзон и мегаполисов. Стерлинг – в живописании трудов и дней американской технократии.

Тех, кто читал ранние романы Гибсона и Стерлинга, «Зенитный угол» и «Страна призраков», скорей всего, разочаруют. Тем же, кто благодаря новым переводам заинтересуется вопросом и обратится к их раннему творчеству в первый раз, можно только позавидовать.

27 ДЕКАБРЯ, 10:51 Иван Куликов

http://www.gazeta.ru/culture/2007/12/27/a_2479188.shtml Пляж под асфальтом
О том, что Гибсон – отец киберпанка, что он придумал слово «киберпространство» и описал виртуальную реальность до ее появления на свет, сообщает каждая обложка его изданий.
Снимая шляпу и склоняясь в глубоком поклоне перед его действительно великими для новой фантастики и не только книгами, скажу отчасти крамольную вещь.
Гибсон, как и его соавтор и соратник Брюс Стерлинг, даже интересней в своих поздних вещах, в которых почти нет никаких фантастических гаджетов, действие отнесено в будущее максимум лет на пять-десять и где он пишет, казалось бы, о немного загадочных, но в целом совершенно обычных вещах.
Это происходит потому, что отцам-основателям киберпанка неинтересно уже описывать механизмы будущего, их гораздо больше занимают тренды ближайших лет, те тонко-уловимые колебания в воздухе, что ощутимы уже сейчас и что вскорости изменят мир до неузнаваемости.
Именно к таким книгам относятся последние произведения Стерлинга (перевод последнего романа Стерлинга «Зенитный угол» вышел почти одновременно с романом Гибсона и весьма на него похож), предыдущее «Распознавание образов» Гибсона и его «Страна призраков» (М.: АСТ; Хранитель, 2007. Пер. с англ. Ю.Моисеенко).
«Страна призраков» (в вариантах перевода «Spook country» читатель может поупражняться сам) вообще напоминает «Распознавание» - там медиа-магнат поручал одной чувствительной к носящемуся в воздухе девушке разгадать тайну всплывающих в сети видеообразов, чтобы использовать их затем в рекламе.
Здесь опять же такая «метеочувствительная» девушка, бывшая рокерша, а сейчас журналистка в поисках себя Холлис Генри. И опять же рекламщик, который поручает написать для одного своего проекта, журнала о компьютерных технологиях и современном искусстве, статью о новом явлении – так называемой локативной реальности.
ЛР – это такая гипермедиа с привязкой к местности, возможность с помощью лэптопа с wi-fi, маски и скрытых трансляторов увидеть то, что не видят другие – например, воссоздание на углу у магазина событий столетней давности.
Сводящееся пока к небольшим сценкам, абстрактным рисункам или рекламе у вездесущих японцев, это искусство имеет огромный потенциал – если, например, те же блоги станут визуальными и выйдут на улицы…
Есть ли локативная реальность тот главный тренд и копирайт, ради которого Гибсон затевал свой роман?
Вряд ли, потому что даже линия с этой самой ЛР чуть ли не теряется среди двух других, подчинена им. Бельгийскому магнату нужна совсем не статья об ЛР, а сведения об одном из людей, занимающихся новым искусством.
Этот компьютерщик-аутист подрабатывает тем, что отслеживает перемещения по миру таинственного контейнера. Как в последней части шпионского боевика «Миссия: невыполнима» охотились за некоей «заячьей лапкой», так и тут – никто не знает, что в этом контейнере.
Но магнату просто интересно, ибо «секреты – отличная штука» и «все в мире потенциально», то есть здесь можно раздобыть тренд, который как-то сыграет в той ж рекламе.
Не менее интересно это бандитской группировке, состоящей из кубинских китайцев, говорящих по-русски (если действие «Распознания образов» происходило в России, то в мире этого романа русский язык звучит едва ли не полноправней, чем английский и китайский – Гибсон явно полюбил нашу страну чуть ли не меньше, чем Японию, вещичками и словами из которой пестрят все его вещи), и частным детективам, нанятым спецслужбами.
Блуждая среди призраков спецслужб и пиратов, герои «понятия не имеют», что им делать, но доверяют интуиции. Она их чаще всего приводит в правильное место, во всяком случае – временно спасает от одиночества.
От одиночества, к которому так чутки герои: Холлис жалко оставить в гостиничном номере пластикового муравья, наркоману и переводчику с русского жаль костюма, висящего в одиночестве в шкафу…
И вот эта чувствительность к одиночеству, кажется, и есть настоящая тема книги и тренд ближайших дней, а не все эти вирусные маркетинги, извлечение информации и прочая локативная реальность, в которых подчас теряется повествование…

Из статьи "Одиночество вещей", сайт газеты "Взгляд".
http://vz.ru/culture/2008/2/19/146120.html