Волчий зал

«Вулфхолл» – исторический роман, и фигурирующие в нём лица хорошо известны каждому образованному англичанину. Однако даже образованный российский читатель (тот, который не путает героя книги с его пра-правнучатым племянником Оливером) не без труда вспомнит, что встречал такого персонажа в одной из шекспировских пьес. Поэтому, чтобы стало понятно, чем оригинален взгляд Хилари Мантел на её героя, стоит немножко рассказать о действующих лицах романа. Однако начать придётся не с главного персонажа, а с второстепенных.

Кранмер и Тиндейл – не только протестантские мученики, но и отцы английского языка. Библия короля Якова в значительной степени состоит из тиндейловского перевода (Ветхий завет на 76% , Новый – на 84%; и многие считают, что строки Тиндейла в них самые красивые). Даже те наши соотечественники, которым имя Кранмера ничего не говорит, наверняка слышали его строки в английских фильмах с незаглушенной оригинальной дорожкой: венчальную и погребальную службы с их “till death us do part” и “ashes to ashes, dust to dust”. И все, читавшие «451 по Фаренгейту» помнят фразу «Мужайтесь, мастер Ридли! Божьей милостью мы зажжем сегодня в Англии такую свечу, которую, я верю, им не погасить никогда», сказанную его сподвижником Хью Латимером, одним из трёх епископов-реформатов (Кранмер, Латимер, Ридли), сожжённых при Марии Кровавой.

Томас Мор, великий гуманист и автор «Утопии» – не только католический мученик, но и английский национальный герой: человек, не поступившийся совестью даже перед лицом смерти. Память его отмечают и католики, и англикане; марксисты по странному недоразумению объявили его своим предшественником.

Хотя при жизни эти люди были заклятыми врагами, сейчас они вызывают одинаковое восхищение. В статье «Писание против Церкви в споре Мора и Тиндейла» (Scripture versus Church in the Debate of More and Tyndale) Тибор Фабинь (Tibor Fabiny) заканчивает анализ их переводческого спора словами: «Для нас и Мор, и Тиндейл принадлежат к «облаку свидетелей» (Послание к евреям, 12,1). Оба они мученики за общую христианскую веру в эпоху, когда две стороны одной истины казались непримиримыми». Это написано лютеранином, однако даже неверующие легко согласятся с общим пафосом утверждения.

Трудно представить, чтобы кто-нибудь сказал такие прочувствованные слова о крепком государственнике Томасе Кромвеле, хотя и он кончил жизнь на плахе. Обычно пишут про его жестокость и беспринципность (см. Приложение 1), не забывая, правда, отметить исключительные государственные таланты и роль в становлении современной Англии. Кажется, единственный, кто нашёл для него хорошие слова, это Шекспир (см. Приложение 2), да и то отчасти из конъюнктурных соображений. И вот о таком-то человеке Хилари Мантел решила написать роман. Она рассказывает в интервью: «я прониклась к нему восхищением, однако не ставила себе задачи его обелить». Образ, созданный Мантел, невероятно убедителен и основан на огромном количестве документальных свидетельств (автор сообщает, что из времени, потраченного на книгу, примерно год ушёл на исторические изыскания). Впрочем, не следует забывать, что это роман, и мы во многом видим события и людей глазами главного героя (не зря Кромвель – всегда «он»: третье лицо, воспринимаемое почти как первое; и не зря временами непонятно, кто остальные «он» – читателя допустили в его, Кромвеля, мысли, и если он, читатель, не всё там понял, чья это печаль?). Он, Кромвель, видит вокруг себя либо союзников, либо врагов – опасных обскурантов, которых остаётся только уничтожить. И самый опасный из них – второй герой, вернее, антигерой книги: Мор. Как пишет Мелани Макдона (Melanie McDonagh) в статье «A man for all seasons Sir Thomas More brought low by fiction», книга «меняет местами двух Томасов: Кромвеля и Мора. <…> В «Вулфхолле» вы не увидите автора «Утопии» и друга Эразма Роттердамского (об этом упоминается, но с усмешкой). Не увидите гуманиста и юмориста. Вы увидите гонителя еретиков, чьё остроумие сведено к холодному сарказму, а взгляд на мир – к примитивному религиозному фанатизму. Ладно, литература есть литература. Однако мы сейчас так плохо знаем историю, что версия, изложенная в «Вулфхолле» легко может быть принята за реальность, тем более что в определённых пределах она правдива (сочувственный портрет кардинала Вулси совершенно правдоподобен). <…> Загвоздка в том, что у давней репутации Кромвеля как полного мерзавца (complete bastard) есть основания». <…> Будет искренне жаль, если наш взгляд на Томаса Мора, одного из поистине великих людей в истории Англии, будет искажён карикатурой в «Вулфхолле». Это роман, вы не забыли?» А Колин Барроу в «Лондонском книжном обозрении» (Colin Burrow, “How to twist a knife”), показывая, как известные со слов очевидцев сцены наполняются у Мантел совсем другим психологическим содержанием, даже назвал книгу «не столько историческим романом, сколько альтернативно-историческим романом». Вряд ли это альтернативная история в строгом смысле слова, скорее альтернативный взгляд на историю. Впрочем, как всякая настоящая книга, «Вулфхолл» оставляет простор для толкований, и дело читателя, увидит он апологию непонятого провозвестника нового времени или страшную историю эволюции человека у власти. Даже переводчики, которые, как-никак, прожили с книгой несколько месяцев и вчитались в текст, надо думать, внимательнее читателей и критиков, затрудняются сказать что-нибудь определённое и, как все, будут ждать обещанного продолжения.

Книга называется «Вулфхолл», однако сам Вулфхолл упомянут лишь мельком. Всё остальное – за рамками романа. В Вулфхолле Генрих познакомится с Джейн Сеймур, и начнётся закат Анны Болейн, в котором Кромвель сыграет такую зловещую роль. Сам же Кромвель переживёт не только Анну Болейн, но и Джейн Сеймур, женит короля на Анне Клевской (что станет первой его роковой ошибкой), завершит секуляризацию церковного имущества и внесёт неоценимый вклад в развитие английского книгопечатания. Между последними строчками романа и плахой у него ещё целых пять лет.

Приложение 1. Из «Хронологических выписок Карла Маркса»: Пролетарии всех стран, соединяйтесь! ИНСТИТУТ МАРКСА — ЭНГЕЛЬСА — ЛЕНИНА ПРИ ЦК ВКП (б) АРХИВ МАРКСА и ЭНГЕЛЬСА ПОД РЕДАКЦИЕЙ М. Б. МИТИНА Т О M VII ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1940

В 1535 Томас Кромвель, сын кузнеца в Путнее, бывший угодливым прислужником в семье кардинала Уолъси, втерся в доверие короля своими доносами и своей изменой старому хозяину (он был законченным воплощением злодейства); сперва он стал государственным секретарем; затем «королевским вице-герентом {заместителем короля} и генеральным викарием» нового главы англиканской церкви. Первым делом он приступает к «визитациям {осмотрам} «монастырей»; комиссары его, как признает сам Юм, посланы были «со специальной целью найти предлог для роспуска монастырей и присвоения их собственности» Генрихом VIII; это была банда отъявленных злодеев, заведомых негодяев, некоторые из них были фактически клеймены (branded); … 1540. Не прошло и четырех лет, как Генрих VIII был снова также беден, словно никогда не конфисковал имущества ни одного монастыря; столь «прожорливы были благочестивые реформаторы, и так они старались угодить всемогущему богу». …

10 июня 1540 Кромвель с согласия Генриха VIII был «обвинен» в тайном совете в государственной измене; в тот же вечер он был арестован; низость этого негодяя-бандита сказалась в его письмах к Генриху VIII, в которых этот «подлейший трус» умоляет сохранить ему жизнь.

19 июня 1540 Кромвель был осужден на основании bill of attainder и 29 июня 1540 обезглавлен. Генрих VIII возненавидел его с тех пор, как тот подсунул ему «немецкую кобылу» (прим.: Анну Клевскую); но главной причиной устранения Кромвеля было следующее: «грабеж был уже почти закончен; Кромвелю досталось большое количество награбленного добра, которое нецелесообразно было оставлять в его руках; поэтому, согласно принципам истинной «реформации», пришло время лишить его жизни».

…

24 января 1547 … в ночь с 28 на 20 января 1547 этот скот, король-свинья околел.

Приложение 2:

В. Шекспир, «Генрих VIII» (пер. В.Томашевского):