Комментарии
"Рэнт": переводческая биография
У переводчиков часто как бывает: влюбляешься в книгу, живешь с ней месяцами, бредишь всеми поворотами сюжета и даже во сне подбираешь голоса персонажам. А потом приходит время, книга побывала у редактора, уже в печати, и вот она на полках магазинов - и тишина… Пожалуй, обида за автора, за книгу, которую почему-то не заметили - самая большая печаль в жизни переводчика. Потому мы заходим на форумы, пишем предисловия, послесловия, переводческие комментарии, обращаемся к читателям: не пропустите!..
Романы Чака Паланика, по счастью, не нуждаются в такой рекламе: в первую же неделю читатели растащили русскоязычного "Рэнта" на цитаты. Так что в комментариях остается рассказать о малозаметном и даже узкоспециальном, об интересных черточках этой книги, которые бросаются в глаза не сразу.
Ну вот, скажем, жанр устной биографии - прием очевидный, да и сам Паланик в интервью журналу "Пайн" объясняет: с помощью нехудожественной формы можно правдоподобно рассказать совершенно неправдоподобную историю. Нехудожественная форма? Возможно. Только Паланик из "нехудожественной" документалистики создал настоящее художественное произведение.
Речь всех "интервьюируемых" персонажей уникальна: каждый говорит по-своему, сыплет любимыми словечками, демонстрирует свой характер и отношение к Рэнту. Через какое-то время можно не читать, кому приписывается высказывание, настолько хороши эти речевые портреты.
Например, продавец автомобилей Уоллес Бойер (именно с его рассказа начинается книга) - называет Честера Кейси "деревенщиной", хоть и сам говорит довольно небрежно, почти просторечно: "Стюардесса, ну, она спрашивает этого…". "Без суда, без всего". И как разительно меняется его речь, когда он говорит о своей работе! Бойер, видимо, прочитал не один учебник по искусству продаж, а то и по нейролингвистическому программированию: "разрыв паттерна", "раппорт", "мысленные крючки", "зеркалить"… На нескольких страницах - масса сведений о герое, которые читатель может толковать в свое удовольствие.
Грин Тейлор Симмс не говорит, а пишет, и его мысли ("полевые заметки") действительно звучат по-писаному, напыщенно и наукообразно: "Это оказалось самым неприятным аспектом нашего паломничества"; "…жители деревенских общин, по моему скромному наблюдению, демонстрируют свои поделки - сомнительные результаты наличия некоторого свободного времени, узкоспециальных моторных навыков и недорогих материалов". Автор использует заметки Симмса для научных экскурсов: "Местный паук "черная вдова", близкий родственник южноафриканской "черной вдовы", принадлежит к семейству пауков-тенетников и селится в укромных местах вроде старой одежды или дворовых уборных". Несмотря на эту сухость, у Симмса встречаются очень сильные по образности описания: "С погасшими огнями автомобили под елками становятся черными, лохматыми, колючими… монстрами. Их выдает только тихий звон трясущихся стеклянных и хрустальных украшений. Едва проедешь мимо темной изгороди или кустов, как они взорвутся тысячью цветов в зеркале заднего вида".
Эхо Лоуренс не просто изъясняется разговорным стилем: она ругается. У нее резкие, рубленые фразы, она постоянно прерывает собеседников и командует: "Да не слушайте его!", "Да хватит!", "Вот смотрите".
Шот Даньян помимо молодежного сленга ("дикий садизм", "отвечаю") и грубостей, особенно слова "дерьмо" и его производных, постоянно использует одну конструкцию: "Что, странно?", "Что, прикольно?", "Что, не дерьмо?".
Недди Нельсон, самый юный член бывшей команды Рэнта, за все время не произнес ни одного утвердительного предложения, одни вопросы. Доходит до смешного: "Как вы объясните тот факт, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в штате Юта, возле Антелоп-Спрингс, палеонтолог-любитель Уильям Мейстер разбил кусок глинистого сланца, надеясь найти там ископаемых трилобитов, а вместо этого увидел окаменевший след человеческой обуви, оставленный пятьсот миллионов лет назад?"
Тина Самсинг играет как бы две роли: себя самой и ведущей радиопередачи "Дорожные картинки". Как ведущая она буквально затапливает слушателя техническими и медицинскими подробностями, перемежая их ироничными разговорными фразочками. "Сзади шикарный двухдверный седан кремового цвета, модель "Нью-Йоркер Брогам Сент-Реджис" с хромированными декоративными накладками и неподвижными задними форточками. Классная тачка! Проезжая мимо, обратите внимание, что водителю было двадцать шесть лет и у него самый обычный поперечный перелом грудины с двусторонними переломами ребер, причем ребра при столкновении с рулем проткнули легкие насквозь". За себя Тина Самсинг говорит обычным разговорным стилем, хотя часто употребляет немного устаревшее слово "чертов".
Член городского совета Гэлтон Най очень любит трогательно-эмоциональные высказывания (на поверку - обычные газетные штампы): "Эпидемия бешенства стала и остается настоящей трагедией", "мне больно об этом говорить", "Наши дети воистину наше будущее". Он якобы цитирует Библию, хотя на самом деле придумывает похожие фразы: "В Библии сказано: "…и отравлено будет дитя, не угодное родителю".
Айрин Кейси, жительница маленького городка (фактически деревни) выражается довольно просторечно: "Может, ее какой пес покусал? Ну, дикий какой". "Из-за этого самого паука, из-за этой "черной вдовы" Рэнт подсел на яд". В то же время именно в ее речи звучат самые трогательные и печальные строчки романа, ритмичные, почти как стихи: "Воздух пах, как чистая вода в чистом стакане в жаркий день. Лед не пах никак. Земля отвердела. Река замерзла. Ветра не было. Мы были как будто вне времени. Ничего не происходило, кроме нас".
Горожане изъясняются по-разному. Многие говорят в меру неформально; те, кто участвовал в описываемых событиях по долгу службы, часто используют профессиональные термины и канцеляризмами. Частный детектив: "Я проинформировал потенциального клиента, что мое базовое вознаграждение составляет тысячу долларов в неделю плюс расходы". Продавец-нумизмат: "Насколько я помню, четверть доллара с головой индейца тысяча девятьсот десятого года выпуска в исключительно хорошей сохранности. И четверть с головой Свободы тысяча девятьсот седьмого года, практически необращавшаяся". Эпидемиолог: "В первом веке до нашей эры вирулентная разновидность ветрянки погнала гуннов из Монголии, где они обитали, на запад, к Риму".
И еще один любопытный пласт романа: поскольку действие книги происходит в недалеком будущем или альтернативной реальности, автор создал целую систему неологизмов, которая перешла и в русский перевод.
Например, "автосалки" - - игра, в которой команды в автомобилях гоняются друг за другом и "осаливают" - - легонько (или как повезет) врезаются, устраивают маленькие (или большие) аварии. Что интересно, в русском языке нашлось готовое название, и придумывать его не пришлось:
Из интервью с Валдисом Пельшем: "Или вот забавлялись с Лешей Кортневым, - играли в автосалки. У нас был период, когда и у меня, и у него были машины не первой свежести, - можно играть. Суть игры состояла в следующем. Допустим, мы договорились где-то встретиться с Кортневым. Еду и вижу Лешину машину на дороге, догоняю на светофоре и аккуратно бью его бампером под зад. Мягенько так, бэц! Это - я его осалил. Теперь его задача - поймать меня где-нибудь в Москве, пристроиться незаметно и тоже заехать мне в бампер".
За "автосалками" тянется целая вереница специальных слов: "акула", "флаг", "окно", "импульс", названия ночей игр: "Ночь Раззявы", "Ночь Дохлого Оленя".
Другое явление - фантастическая технология нейротранскриптов. В мире Рэнта люди научились научились записывать, обрабатывать и продавать свои ощущения другим. Слово "переживание" заменяет просмотр, а вокруг технологии образуется гнездо других терминов: "пики", "подкручивать", "сгружать", "скриптохудожник".
Теория путешествий во времени тоже дает начало нескольким необычным словам: "обратное освоение", "корчевание" и т.п.
А вы обратили внимание, какими обидными прозвищами называют друг друга Дневные и Ночные? Какие новые слова придумывают дети в школе? Из паланиковского словотворчества можно составлять целые кроссворды.
И это далеко не все уникальные черты текста "Рэнта". Здесь есть и говорящие имена, и пасхальные яйца (уж не те, что лежали в траве месяцами!), и пародии. Автор рисует читателю целый мир, выпуклый и объемный. Да, любой перевод - это всего лишь отражение оригинала, но, во всяком случае, настолько мастерски написанные истории сами ведут за собой и переводчиков, и читателей, и режиссеров. Мы стараемся только не очень мешать… |
